переКРЕСТок одиночества 2 - Руслан Алексеевич Михайлов

— Индия быстро растет… но суть я понял. Ты прав.

— А они продолжают похищать!

— И тут есть какие-то ограничения — покачал я головой в слабом возражении — Кстати насчет усердных и добровольных — я ведь тоже думал об этом. Как они выбирают? Лишь по признаку стойкости характера? Раз духом силен и в петлю просто так не полезет — сюда его?

— Ну… так вроде говорят.

— Так сюда одних только Дантесов и притащишь — безразлично заметил я — Сюда ведь рабы усердные нужны, а не Дантесы, что только и думают о мести и побеге.

— Думать мало — надо еще суметь сбежать! Кто сумел? Ну кроме тебя.

— И все же я сумел. А может и еще кто-то. Вот и вопрос — так ли выгодно набирать сидельцев почти вслепую? Я вот лично горю желанием разобраться, потом найти виновных и накостылять им по шеям.

— Они опытные. Набили уже руку так сказать.

— В наборе правильных людишек?

— Ну да.

— Может и так. Но выбрав меня он точно ошибся — покачал я головой — Я обид не забываю. И ведь я ему немало в том баре рассказал. Он должен был понять, что я по натуре упертый одиночка и не из самых тупых.

— Ты к чему ведешь, Охотник?

— Таких как я сюда набирать просто опасно — пояснил я, потягиваясь — Это глупый риск. Как ты там сказал? Индийцев сюда? Вот их — можно. Семьям платить щедро — так они еще и других сыновей и дочерей пошлют. И не только с Индии — стран хватает. А таких как я похищать — глупо и опасно. Так… Андрей, что скажешь, сегодня мы еще поговорим о разном, потом я пойду прогуляться, а завтра к вечеру снова наведаюсь в гости и останусь на ночь?

— Так и сегодня оставайся!

— Не могу.

— Чего так?

— План — улыбнулся я и развел руками — Я должен следовать составленному плану.

— Чьему?

— Своему.

— Хм… тогда — уважаю. Услышал и понял тебя, Охотник. Завтра буду ждать. Это…

Не став дожидаться просьб, я поспешно произнес:

— С меня обещанные подарки. Пару бутылок алкоголя раздобуду. Притащу и пару книг.

— Книги — это здорово! У меня есть парные — хочешь поменяю.

— Я всегда рад торговым отношениям — моя улыбка стала гораздо шире — Доверишь мне несколько ненужных тебе вещей, которые рад поменять на что-то полезное?

— Легко.

Вспомнив о рюкзаке в коридоре, я спросил о бумаге и ручке. И получил кусок клетчатой бумаги и огрызок карандаша.

— А историю мою слушать не собираешься? Продолжение.

— Это десерт вкуснейший — не поднимая головы, ответил я, старательно выписывая слово «Список» — Закончим дела за пару минут и я буду готов слушать очень и очень внимательно. Ты не представляешь, насколько мне интересно. Ты сумел сделать невозможное.

— Ну… и спорить не буду.

— Не против, если ты будешь рассказывать, а я подтягиваться и гантели твои таскать?

— Пользуйся на здоровье. Так ты же выпил?

— Пригубил.

— Опять следуешь плану?

— Точно — кивнул я — По плану у меня сейчас отработка ударов рогатиной, приседания, отработка ударов ножом. Потом ужин. Потом сон в снежной пещере.

— Вот ты…

— Какой уж есть.

— Уговаривать остаться в тепле бесполезно?

— Бесполезно.

— Хрен с тобой. Иди отрабатывай удары. А я из кресла рассказывать продолжу.

На том и порешили.

Стянув с себя остатки одежды, остался в одних трусах и, ничуть этим не смущаясь, принялся разминаться. Сохранить одежду сухой — одно из самых важных дел для охотящегося на морозе. Андрей же, извернувшись в кресле, закинув ноги на мягкий подлокотник, закурил еще одну сигарету, некоторое время молчал, пуская сизый дым в потолок. А затем продолжил рассказ, который, как он и обещал, оказался невероятно интересным.

Короткий список желаемого хозяином, приютившего меня дома, свернутый лежал в кармане джинсов. Первый список товаров… что ж — пока мое радикальное решение находиться в безопасном Бункере как можно меньше дает свои результаты. Чуть позже я просмотрю список еще раз. Часть постараюсь достать бесплатно. За кое-что из мной записанного Андрею придется заплатить. Но вряд ли он будет против. Пока же я разминал плечи и внимательно слушал.

Выживание. Вот ключевое слово. Вот главный мотив.

А еще — восторг. Фанатичный восторг человека всегда мечтавшего оказаться в подобных нечеловеческих условиях и… что удивительно — оказавшегося. Бойся мечтать, человечишка, ведь порой мечты сбываются, чтоб их, мечты сбываются…

Но все это пришло позже.

Сначала… сначала он очнулся и обнаружил себя лежащим в глубокой снежной норе, которую, как он потом понял, пробил своим же телом, уподобившись героям комедийных фильмов. Повезло. С этой подветренной стороны снежный бугор был мягок. Но и это стало ясно гораздо позднее.

А в тот момент он просто лежал в странной и скрюченной позе и с замиранием прислушивался к ощущениям тела. Разум обострился, чуткость повысилась в разы, сердце стучало как сумасшедшее. Еще во время удара и падения — когда на секунду мелькнуло «Вот и все…» — он понимал, что шансов ноль.

Что пугало — тело в первые минуты вообще никаких сигналов не подавало. Только ощущение общего жара. Шевелиться он боялся и терпеливо ждал. Первой очнулась левая рука — обожгло запоздалой болью пальцы и запястье, вся ладонь казалась ватной. Следом болевая судорога сдавила грудную клетку — ребра. Тупо заныл живот. Острая игла вонзилась в шею, стреляло в ухе, защипало все лицо, заахало в правой голени. На этом перечень вроде закончился — но и этого немало. Андрей не был врачом, но тут даже фельдшером быть не надо, чтобы осознать — нехило его приложило. Но главное было впереди… он попробовал шевельнуться. Все тело разом обожгло болью, но главное — руки и ноги ожили, двинулись, согнулись. Он не был парализован. У него была головная боль, чувствовался ушиб справа за ухом, но не двоилось в глазах, не кружилась голова, не пропал слух — он слышал, как что-то шипело и стучало снаружи.

Пролежав еще несколько минут, он наконец-то выбрался. И оказался рядом со своей тюремной кельей, что рухнула на склон холма. Перед падением разрушающийся крест закрутило — в тот момент сидельца и выкинуло наружу центробежной силой. Повезло.

Он огляделся…

И увидел мрачную темную панораму ледяной пустыни с доминирующим над ней злорадным Столпом. Глянул на светящуюся громаду… и понял, что не слышит давным-давно ставшего столь привычным призрачного шепота. Невольно прикоснулся к месту ушиба на голове. Постоял удивленно, но пронзительный