переКРЕСТок одиночества 2 - Руслан Алексеевич Михайлов

то хрен освободишься. Но… как-то слишком уж дико. Да и из одежды на сидельце были лишь трусы линялые, а сырая кровать разворошена. Одеяло на пол скинуто… Такое впечатление, что узник мирно спал, но по пробуждении вдруг резко встал, сбросил на пол одеяло, в трусах промаршировал до туалетной цепи, взобрался, захлестнул петлю, расслабился… Не складывается как-то. Тем более в позднее найденных тайниках обнаружилось немало таблеток, включая снотворные. Нашелся и алкоголь. В общем захоти он уснуть навеки — все бы решил прямо перед сном.

Мелькнула тогда еще в голове пугающая мысль — а может его кто за шкирку сонного затащил в туалет, поднял в воздух за грудки, обмотал цепь и отступил, наблюдая как корчится и сучит ногами агонизирующий узник.

Кто бы мог такое сотворить?

Ну как кто. Позже ему сообщили кто — Черный Тюремщик, кто ж еще. Тот, кто карает излишне старательных узников, дергающих и дергающих за третий спусковой рычаг…

Вот так… Как узнал о Чертуре, то иногда стал пропускать сеансы стрельбы. Ведь так хочется жить. Хотя захотелось далеко не сразу. Сначала была ярость, злоба, потом горе, страх, безнадега… Но он держался. Дергал рычаги. Жрал вкусные подачки, наслаждаясь невероятным вкусом. Бродил и бродил по кресту. Но так… машинально… без искры. Как робот. И на свиданки с другими узниками особо не рвался поначалу. Особенно когда понял, что те, как обезумевшие пытаются выменять или выпросить лекарства, золото, монеты, теплую одежду. Но расспрашивал, само собой. Многое узнал — тогда же рассказали ему и страшилку про Чертура.

Но все равно…

Не было искры. Да еще этот долбанный бессвязный шепот, что никак не утихал в голове…

Но безразличность и апатия длились ровно до тех пор, пока он не дернул рычаг открывающий створки кокпита…

Как только он увидел снежную пустошь за бронированными стеклами тупоносого кокпита…

В тот миг изменилось все.

Вообще все.

Перетащив в кокпит постель, еду, книги, он провел в голове креста следующие двое суток считай безвылазно. Читал, созерцал, читал, созерцал, машинально жрал, дергал за рычаги, созерцал, читал, созерцал, читал…

Вот его мечта — прямо за холодным стеклом. Вот он его крайний Север — крайней не бывает. Вон и Полюс его — полыхающая громада Столпа. Вон ледовые поля, торосы, сугробы. Он с жадностью вглядывался в каждый облачный разрыв. На летящие рядом кресты первое время даже внимания не обращал.

Короче — он ожил. Узник Апостол взбодрился. Начал жить. И жизнь та размеренная, восторженная, терпеливая, продолжалась долго. Сиделец Апостол истово верил — он не умрет до срока. Он проживет все сорок лет заключения, сохранит здоровье, не повредится мозгами. О нет. Он доживет до волшебного момента и наконец-то окажется там — в снегах и льдах, что с детства будоражили его душу.

Глупости? Бред? Безумие? Пусть так! И что с того? Что не безумно в этом темном холодном мире? Они летают по кругу вокруг замороженное колоссальной медузы размером чуть ли не с планету! Они бортовые стрелки летающих тюремных камер! В их головах не умолкает чей-то шипящий шепот! Они… да продолжать можно долго. В этом мире столько безумия, что его места вполне к месту!

Да…

Он жил. Трудился. Дергал за рычаги. Молился. Читал и перечитывал книги. Выменивал их, не жалея продуктов, но разумно сберегая вещи более ценные. Он планировал свою грядущую старость. Составлял списки самых необходимых и просто желательных вещей. Представлял как он, поглубже нахлобучив мохнатую шапку, стоя на лыжах, пристально оглядит с вершины снежного холма мрачную пустошь и скажет…

И тут случилась катастрофа…

На крыло его кельи упал сбитый Столпом крест из верхнего эшелона. Кувыркаясь, они пробили облака и вместе отправились к чертовски твердой земле…

В этом месте Апостол Андрей прервался. Парой глотков допил кофе. Забрал кружки и пошел к печи, где в котле забурлила закипевшая вода.

— Пачку открывать не хочешь?

— Не хочу — признался я, глянув на непочатую пачку сигарет.

— Сберегаешь для кого-то?

— Старикам в Холле.

— Паразитов кормишь — беззлобно заметил Андрей — Ладно. Сейчас еще принесу. И с тобой курну. А ты готовься. Дальше рассказ интересней будет.

— Да куда уж — хмыкнул я и поежился — Неконтролируемое падение…

— Так выкуришь еще одну?

— Выкурю.

— А пятьдесят грамм?

— Максимум — кивнул я.

— Хорошо. Выпьем рома. Настоящего.

— Ого… Андрей, слушай, а чего он ждал?

— Кто?

— Мужичок тот. Почему он тебя сразу в полет так сказать не отправил? Прямо там в лесу…

— А шут его знает. Может при себе той хреновины не было нужной?

— Какой хреновины?

— Ну не силой же воли он людей из одного мира в другой перебрасывает, верно? Должен быть при нем какой-нибудь прибор особый. А в лес не прихватил в тот день потому как просто погулять отправился.

— Звучит вполне логично — согласился я — Ладно. Принимается. Еще вопрос можно? Или с линии рассказа собью?

— Спрашивай.

— Как он выглядел тот мужичонка?

Замерев с кружкой в руке, Андрей неуверенно улыбнулся:

— Не поверишь, но я его толком даже вспомнить не могу. И не потому что годы уж прошли с тех пор. А… никакой он, понимаешь? Невзрачный мужичонка. Лицо серьезное, понимающее, складки у рта вроде бы. Глаза… зеленые? Рост средний или чуток ниже. Волосы как у всех. Курточка какая-то дешевенькая на плечах. Под курткой рубашка в клетку… в общем — пройди он мимо меня на улице, я ведь его злодея даже не узнаю. А что?

— Да так — пожал я плечами — Знаю, что их там немало. Тетки орудуют, мужики.

— Ну да.

Андрей вернулся к осторожному разливанию кипятка. А я задумчиво потер подбородок.

Восьмидесятые годы у Андрея. И двадцатые у меня — следующего века. Вряд ли один и тот же мужичок нас сюда отправил. Неприметная внешность для них жизненная необходимость. Но вот зеленые глаза. И эта странная фраза… «Постарайся выжить. И помни — выбор за тобой». А сколько лет в среднем живут представители сего унылого мира? Что для них средний возраст? Ведь их технологии совсем иные. И я понятия не имею о их уровне медицины. Может нас с Андреем сюда отправил один и тот же невзрачный урод.

— О чем задумался, Охотник?

— Сколько они живут? — озвучил я свои мысли.

— Кто?

— Здешние.

— Долго! — отрубил старик.

— Почему?

— Потому что гниды! А гниды всегда долго живут в отличии от человека хорошего.

— Радикально сказано — улыбнулся я — Но… все зависит от цены, Андрей.

— Ты про что?

— Что ты