История Венецианской республики - Джон Норвич

Это произошло 29 августа 1353 года. Босфорское поражение Венеции с лихвой было отомщено. Когда в Генуе получили известие о битве у Лоиеры, его восприняли даже не со смятением, а с отчаянием. В уныние впал весь город. Народ ожидал гибели некогда славной республики, обреченной теперь на позор и рабство. Но Генуя уже имела опыт поражений, а свежий пример Венеции показывал, как быстро можно от них оправиться, так что поначалу (это видно и из венецианских летописей, и из генуэзских) значение этого сражения переоценили. Правда, нужно понять, что это не было обычное стратегическое отступление. Генуэзцы слишком хорошо представляли себе возможные его последствия. Теперь их враги контролировали все Средиземноморье, отрезав их не только от Леванта и Крыма, главных источников их богатства, но и от всех основных пищевых ресурсов. Город, расширявшийся последнюю сотню лет, заставил генуэзцев проложить дороги через узкую полоску плодородной земли между горами и морем, единственную пригодную для сельского хозяйства землю поблизости. Таким образом, Генуя тоже сильно зависела от привозных товаров, как из Ломбардии, так и заморских. Но Ломбардия к тому времени была для нее закрыта. Проходы в горах блокировал другой враг — Джованни Висконти, повелитель и архиепископ Милана.

Так что в эти последние дни лета 1353 года у генуэзцев были все причины для уныния. Положение было отчаянным, и в передышке они тоже нуждались отчаянно. Еще не кончился сентябрь, как она наступила. Из трех зол, угрожавших генуэзцам — Венеции, Милана и голода, — они выбрали меньшее. К архиепископу Джованни Висконти отправили посольство с просьбой о помощи в продолжении войны лишь с двумя условиями: сохранение в Генуе ее законов и расположение на боевых кораблях красного креста святого Георгия выше змеи Висконти.

Венецианцы, конечно, пришли в ярость. Но и устрашились. У них украли победу в последний момент, когда они уже готовились праздновать окончательное поражение соперника. Хуже того, Милан, который уже обрел слишком сильное влияние, чтобы быть спокойным на его счет, теперь усилил его больше прежнего. Венеции необходимо было обзаводиться сухопутной армией, потому что от миланских территорий ее отделяли только владения вассалов Каррара в Падуе, за которые предстояло вскоре воевать с Висконти. Положение осложнялось тем, что в эту схватку могли включиться, помимо Генуи, другие города Ломбардии. Поспешно формировался союз материковых городов, тоже ощущавших миланскую угрозу: Монферрат и Феррара, Верона, Падуя, Мантуя и Фаэнца. Возглавить его венецианцы уговорили Карла IV Богемского, которому вскоре предстояло стать императором Священной Римской империи. Все это совершилось очень быстро и, как утверждает летопись Лоренцо де Моначиса, «за невероятные деньги», но и Висконти занимался подкупом, так что участников союза вскоре поубавилось. Карл обогатился на 100 000 венецианских дукатов, не ударив палец о палец.

Однако архиепископ Джованни Висконти воевать не спешил. Напротив, он прислал в Венецию посла с мирным предложением. Послом этим был знаменитый, величайший после Данте поэт-дипломат Франческо Петрарка. Петрарка уже писал дожу Дандоло — гуманисту и личному другу — три года назад. Он призывал к миру с Генуей во имя объединения Италии. Сейчас он вновь призывал к тому же, уже устно, со всем красноречием, на какое был способен, убеждая венецианцев протянуть его повелителю руку дружбы и принять очень выгодные условия. Позднее, в письме от 28 мая 1354 года, он признал, что его поездка была бесполезной:

Я расточал много слов на ветер. Я приехал, исполненный надежды, а возвращался в сожалениях, стыде и страхе… Ни мои слова, ни слова самого Цицерона не смогли бы ни достичь старательно затыкаемых ушей, ни открыть упрямых сердец.

Венецианцев и вправду не впечатлил Петрарка, как не впечатлил их и Данте за 33 года до этого. Они уже пережили первое потрясение от союза Генуи и Висконти, и, поскольку прямая угроза нападения с материка миновала, к ним возвращались обычная самоуверенность и храбрость. Если архиепископ действительно хочет мира, это значит только, что он не готов к войне. Сами же они были сильны, как никогда, во всяком случае на море. Вискоти там или кто еще, но они твердо решили закрепить свою победу у Лоиеры и нанести сопернику новый удар, на этот раз сокрушительный. Их не интересовали цветистые речи в палате аудиенций дожа, их интересовал ход дела в доках Арсенала.

Тем временем Генуя возобновила военные действия. В начале 1354 года она послала эскадру легких судов в Адриатику, где та напала на острова Лесина и Курзола[146] у далматского побережья и сильно их разорила. Когда весть об этом дошла до лагуны, венецианцы снарядили свою эскадру для охраны пролива Отранто между склонами Апулии и Корфу. А в это время 14 тяжелых галер под командованием Николо Пизани бросились на поиски грабителей. Не найдя их, Пизани пошел к Сардинии, где Педро Арагонский все еще осаждал Альгеро. Это было жестокой ошибкой. Паганино Дориа, под командованием которого снова находился генуэзский военный флот, усмотрел в этом шанс отыграться. Зная, что противник далеко на западе, он подошел ко входу в Адриатическое море и незаметно проскользнул мимо свежепоставленных венецианских засад. Теперь не было смысла отвлекаться на всякую чепуху вроде прибрежных островов. Зайдя прямо в залив, он захватил Паренцо на берегу полуострова Истрия. До самой Венеции оставалось около шестидесяти миль.

В момент крайней опасности венецианцы сохранили рассудительность. Назначили генерал-капитана с особыми полномочиями, чтобы принять для защиты города все меры, какие он сочтет необходимыми. Под его командой состояли 12 аристократов, каждый с тремя сотнями людей. Они провели среди городского населения экстренную мобилизацию. Ввели особый налог, а некоторые обеспеченные горожане оснащали галеры на свои средства. И наконец, из плотов и цепей построили огромное заграждение от церкви Сан Николо ди Лидо до форта Сан-Андреа ди Лидо.

Наверное, известий о принятых мерах, в особенности о последней, было достаточно, чтобы отвратить Паганино Дориа от попыток действовать дальше. Но скорее всего, он и не помышлял о большем, нежели показать миру, что Генуя не повержена на море, и тем более на суше, и не боится ни Венеции, ни кого другого. Если так, то он со своей задачей справился. Генуэзцы вернулись в Адриатическое, затем в открытое море и проследовали к Эгейским островам. До этого момента венецианцы не предпринимали никаких попыток догнать или остановить корабли Дориа. Но вернулся от берегов Сардинии Николо Пизани. Он предположил, что рано или поздно Паганино появится в генуэзской колонии на Хиосе, чтобы пополнить запасы, и пошел в том же направлении. Через несколько недель он нашел генуэзцев там, где и ожидал, с той поправкой, что Дориа поджидал еще дюжину галер из родного города и не собирался выходить из гавани неподготовленным. До начала следующего сезона (а был уже октябрь) ждать его не стоило. Не солоно хлебавши Пизано отступил на зимовку в Портолуньо, на юго-западе Пелопоннеса, напротив острова Сапиенца.

Тем временем Паганино Дориа решил не зимовать на Хиосе. Подошли его галеры, и до конца месяца он отплыл домой. Однако дул встречный ветер, и ему пришлось пристать к берегу, как раз в паре миль от расположения венецианского флота. Пока он ждал погоды, Джованни, его племянник, попытался, видимо из чистого любопытства, на легкой триреме осмотреть расположение венецианцев. Вернувшись, он рассказал дяде, что враг очень плохо защищен и его легко захватить. Паганино Дориа не колебался. 4 ноября, пользуясь беспечностью венецианцев, он на галерах вошел в Портолуньо. Большая часть состава венецианских экипажей отдыхала на берегу. Те же, кто оказался на борту, серьезного сопротивления оказать не смогли.

Можете себе представить, — жалуется Лоренцо, — сражение между вооруженными мужчинами с одной стороны и безоружными женщинами — с другой.

Венецианский флот насчитывал 56 судов, в том числе 33 галеры. Захвачены были все. Часть моряков бежала в Модону, часть была взята в плен. Погибли около 450 человек, большинство из них предположительно от переохлаждения в осенней воде.

Пизани был среди бежавших. В случившемся была не только его вина. Он приказал одному из своих капитанов, Николо Кверини, на 12 галерах охранять вход в гавань. Именно небрежение Кверини к службе (а некоторые считают это предательством) стало причиной поражения. Но поражение было несомненным: гораздо большим, чем в Босфоре, самым большим за всю историю республики. По возвращении в Венецию и Пизани, и Кверини были призваны к суду, приговорены к большим штрафам и лишены полномочий. Но если Кверини их лишили только на 6 лет, несчастный Пизани больше никогда не смог командовать ни на суше, ни на море.