История Венецианской республики - Джон Норвич

Поскольку Венеция уже тогда славилась как центр образования и гуманизма, последнее предположение не выглядит правдоподобным. Хотя могло случиться всякое, потому что в это время перед правительством стояли другие важные задачи. Приезд Петрарки совпал с серьезным кризисом в колониях. Среди всех эгейских колоний республики самой крупной и важной являлся Крит. Даже сами размеры острова всегда представляли собой проблему. За 160 лет критяне так и не смирились с венецианским господством. Назревало недовольство и среди старых аристократических семейств Венеции. Находясь в городе, они автоматически получали места в Большом совете, а на Крите их оттесняли от власти приезжие чиновники, назначенные республикой. Кризис случился, как и четырьмя веками позднее в американских колониях Британии, из-за непомерных таможенных сборов. Утверждения, что эти сборы идут на починку и оборудование порта, не действовали на критян, с мнением которых уже давно никто не считался. В самом деле, они даже не были представлены в Большом совете. Они совершенно отказались платить до тех пор, пока в Венецию не пошлют делегацию из двенадцати человек, которая будет представлять там население Крита. К сожалению, совет не нашел ничего умнее, как ответить, что в колонии не найти столько достойных представителей. Нетрудно предугадать последствия такого оскорбления в такое время. Знамена Святого Марка сменили на знамена Святого Тита, покровителя Крита. Венецианский правитель Леонардо Дандоло был смещен и спешно лишен жизни. Весь остров охватил мятеж.

Но даже тогда республика недооценила всю глубину кризиса. Дважды в Кандию — главный город острова — отправлялись официальные комиссии с тем, чтобы разъяснить заблудшим их ошибку. Лишь после того, как второе посольство вынуждено было спасаться от толпы на свои галеры, Большой совет очнулся-таки от спячки. Спешно отправили обращения к папе, к императору, в Венгрию, Неаполь и Геную, призывая их прекратить отношения с бунтовщиками. В это время главный кондотьер, веронец Лукино даль Верме, собрал 2000 человек пехоты и 1000 конницы и с флотом из 33 галер отплыл на Крит.

Даже по меркам того времени войско было некрупным, но его хватило. Мятежников подвело отсутствие дисциплины. Их народная армия состояла в немалой степени из закоренелых бандитов, выпущенных из тюрем за обещание бесплатно воевать. Вскоре ополченцы вернулись к своим старым занятиям — стали грабить всех без разбора. Перед семьями венецианских колонистов встала угроза быть раздавленными гораздо более многочисленными греками. Дальнейшее развитие мятежа могло привести и к религиозному конфликту, и всех католиков могли обобрать и даже перебить. Они предпочли сдаться. Даль Верме вернулся в Венецию с победой. Празднество было подробно описано Петраркой, сидевшим по этому случаю по правую руку от дожа:

Число пришедших трудно было перечесть и даже охватить взором… Сам дож, окруженный знатнейшими людьми города, занимал лоджию над входом в собор, возле четырех лошадей золоченой бронзы, которых неизвестный древний скульптор запечатлел с таким правдоподобием, что, кажется, слышно, как они ржут и переступают копытами. Лоджию покрыли богатым цветным навесом, защищая сидящих в ней от палящего дневного солнца… Внизу, на пьяцце Сан-Марко, яблоку негде было упасть: церковь, башни, крыши, балконы, окна — все было до отказа забито зрителями…

С правой стороны в большом деревянном павильоне располагались четыреста изысканно одетых дам, цвет благородства и красоты… Не могу не упомянуть и об английских аристократах королевского рода, исполненных восторга от своей недавней победы.[157]

Оказалось, эта победа не слишком много дала Венеции. Хотя венецианская аристократия на Крите капитулировала, ее лидеров обезглавили, а многие прочие понесли наказание, греческое население продолжало партизанскую войну до 1366 года. К тому времени Лоренцо Челси уже умер. Над его смертью витал дух тайны до тех пор, пока не отыскали постановление Совета десяти, датированное 30 мая 1365 года. Постановление отвергало все ранее выдвинутые против старого дожа обвинения и обязывало его преемника признать их несправедливыми и безосновательными. Какие провинности вменяли в вину Челси, мы уже никогда не узнаем. Некоторые летописцы замечают, что он был не так уж невиновен, как хотели считать Десять, что он умер не так удачно, как мог бы, и что обстоятельства его смерти напоминали историю злополучного Марино Фальеро. Может, и так, но реальных подтверждений этому не нашлось. Челси похоронили с почестями (в церкви Санта Мария Челеста, ныне снесенной) и, как мы знаем, публично оправдали. Для нас причин сомневаться не осталось.

Следующие выборы дожа не прошли без разногласий. Предложили Марко Корнаро — одного из послов, плененных герцогом Австрийским, но его кандидатура не проходила по формальным требованиям. Он был слишком стар — далеко за 80. Он был слишком беден и мог не справиться с положенными на такой должности расходами. Он был слишком тесно связан с иностранными державами, чтобы не закралось сомнения в его лояльности. Наконец, он был женат на плебейке, чья многочисленная семья норовила вмешаться в государственные дела. Но Корнаро сам выступил в свою защиту. Он сказал, что его волосы белы, но побелели они на службе республике, которую он готов продолжить. Его бедность — повод скорее гордиться, чем стыдиться, она доказывает его честность. Его узы дружбы с иноземными принцами стали естественным результатом его дипломатической карьеры и репутации честного партнера. Они служат на пользу Венеции. Наконец, многие венецианские аристократы женаты на дамах скромного происхождения, а его жена и ее семья хорошо известны и никогда не давали повода усомниться в их лояльности. Его речь произвела должное действие, и 21 июня 1365 года его избрали.

Его правление было коротким, но мирным и успешным. Стихли последние отголоски критского мятежа. Удалось уклониться от идей графа Савойского о новом крестовом походе против турок, хотя две галеры все же пришлось отправить. Разрешили торговлю с мусульманами Александрии — папа дал что-то вроде благословения. Продолжалось украшение Дворца дожей. Резные капители южного фасада; огромная фреска Гварьенто, изображавшая рай, разместилась на восточной стене зала Большого совета вместе с длинным рядом портретов дожей прошлого. Портрет Корнаро оказался над самым троном.

Увы, XIV век был беспокойным временем, а Марко Корнаро был стар. Ни счастливая передышка, ни жизнь дожа не могли длиться долго. И не длились. 13 января 1368 года Венеция снова осталась без своего главы, и через несколько месяцев после похорон в церкви Санти Джованни э Паоло[158] город опять находился в состоянии войны.

В этом не было вины нового дожа, Андреа Контарини. Он намеревался править мирно, как и его предшественник. Его амбиции были даже еще меньше. Фактически он уже уехал в свое поместье под Падую, когда 12 его восторженных соотечественников явились сообщить ему о его избрании и сопроводить к Риальто. Вначале он встретил их категорическим отказом. Ему пришлось согласиться, только когда ему пригрозили изгнанием и полной конфискацией имущества. Знай он полную меру бед, его ожидавших, пожалуй, он проявил бы большее упорство. За последующие 14 лет ему не раз выпадал случай пожалеть о том, что он так легко согласился оставить свое убежище.

Когда беда разразилась в первый раз, она не слишком подточила ресурсы республики. Это было восстание в Триесте. В прежние годы этот город мало занимал мысли венецианцев. Небольшой по размерам, в силу причин географических он имел гораздо меньшее стратегическое значение, чем Зара и другие города, дальше по побережью. Однако с потерей Далмации, благодаря таким опасным соседям, как король Венгрии, герцог Австрийский и патриарх Аквилейский, Триест приобрел новые возможности для политических интриг. Мы не знаем, приложил ли кто-нибудь из этих соседей руку к мятежу, но герцог, конечно, не преминул послать армию жителям Триеста, осажденным венецианским флотом и попросившим о помощи. Венецианцы оказались быстрее. Он стянули кольцо осады и летом 1369 года силами, спешно сформированными из наемников и собственных войск, наголову разбили австрийцев.

Триест несколько месяцев держал осаду, но после поражения австрийцев сдача города оставалась лишь вопросом времени. 28 ноября город сдался.

Между тем поведение Франческо да Каррара подтверждало худшие подозрения венецианцев. Он возводил одну крепость за другой вдоль Бренты, где решил основать собственные соляные копи. Венеция, чья монополия на производство соли со времен основания республики приносила ей огромный доход,[159] заявила решительный протест. Каррара тут же вспомнил о своем давнем союзе с королем Венгрии и совсем растерялся, когда Людовик, вместо того чтобы поддержать его, предложил услуги посредника. Обсуждение, такое яростное, что временами в зале Большого совета обнажались клинки, ничего не дало. Венеция не успокоилась. Монополия на соль была краеугольным камнем ее экономики, и защищать ее следовало любой ценой. Республика наняла знаменитого кондотьера того времени Реньера деи Гваски и объявила войну.