Ловушка для Сверхновой - Евгений Артёмович Алексеев

широкую царапину на прозрачной стене, но она выдержала удар. Задрав голову, посмотрел вверх — туда, откуда я начал свой смертельный полёт. И ничего не увидел.

Вернувшись к флаеру, я в задумчивости уселся в кресло. Как включить двигатели? Лапы звероящера у меня с собой не оказалось, я же не думал, что потерплю катастрофу. Но стоило мне представить, как моя рука самопроизвольно побурела, покрылась глубокими морщинами, а пальцы слились в трёхпалую лапу. И что-то внутри, в желудке, неприятно ёкнуло — неужели мерзкая кровь гнера теперь циркулирует по моим жилам? И я становлюсь монстром? Ладно, х… с ним, надо возвращаться к Мизэки.

Стоп. А почему я не слышу её мыслей? Сердце сжалось от нехорошего предчувствия. Но я включил двигатели, флаер вздрогнул всем корпусом, словно внезапно проснувшийся человек, медленно оторвался от пола. Прислушиваясь к шуму двигателей, я аккуратно повёл аппарат наверх, на площадку.

Да, вот отсюда я начал свой очередной смертельный полет. Но где же Мизэки? Посадив флаер, я добрался до края, заглянул вниз. Никого. А, черт! Какой же я идиот! Она же в костюме невидимости. Я встал на колени и осторожно начал обшаривать площадку.

Рука наткнулась на что-то мягкое, податливое, но неподвижное. Ощупав вокруг, я притянул тело Мизэки к себе, разорвал ткань. И ком застрял в горле.

— Мизэки, не оставляй меня, — я прижал её к себе, ощущая смертельный холод, исходивший от безвольно повисшего в моих руках тела. — Не оставляй!

Никогда раньше не ощущал такого одиночества, весь мир рухнул, всё живое исчезло, и я — единственный выживший во Вселенной.

А что, если попробовать? Я пошарил в сумке, вытащил медицинский пистолет и нож. Задрав рукав, полоснул по вене, не ощутив боли. Пытаясь справиться с предательской дрожью, набрал своей крови и прижал пистолет к шее Мизэки. Оглушающий стук моего сердца, отдававшийся в висках, горле, отсчитывал секунды бесконечного ожидания. Оно тянулось нестерпимо долго, и каждый миг в песочных часах вечности добавлял отчаянья.

Она пошевелилась. Или мне показалось? Уже потеряв всякую надежду, взглянул в лицо девушки, и заметил едва заметный румянец на щеках. Или так упал свет?

И тут Мизэки глубоко, очень глубоко вздохнула, вскрикнула в отчаянье, широко открыв глаза. Вцепилась ногтями мне в руку.

— Всё нормально, всё хорошо, — с улыбкой прижал её к себе.

Я сдерживал бурную радость, готовую выплеснуться наружу. Вдруг эффект окажется кратким? Ведь рука звероящера появлялась у меня лишь на пару минут.

Но вот прошла минута, другая. Мизэки мягко высвободилась из моих объятий и попыталась встать. Пошатнулась, ноги подкосились, но я успел подхватить её, поддержал за талию. Закрылась рукой и заплакала. Задрожал подбородок, слезы залили некрасиво перекосившиеся лицо, побежали мутными струйками из-под пальцев. Но я даже не пытался успокоить её.

Потом замолчала, отняла руки и губы растянула широкая улыбка, открывшая ровные белые зубки. Залилась громким звенящим смехом, запрокинув головку немного назад. Хохотала, прижав руки к лицу, подпрыгивала. И опять я не стал останавливать её, понимая, что это нервное. Истерика от пережитого, и лишь склонив голову вбок, наблюдал, как врач-психиатр больного.

— Прости, Олег, ты такой смешной, — едва отдышавшись, шмыгая носом, сказала она. — Тебе, наверно, холодно.

Проклятье! Только сейчас я осознал, что стою совершенно голый и лёгкий ветерок овивает кожу. А каменные плиты леденят ступни. Когда тело моё восстанавливалось, то одежда исчезала бесследно и это доставляло массу неудобств.

— Да, мы мужики смешные, когда голяком, — проворчал я, тщетно пытаясь не покраснеть.

Но щеки, уши, затылок объяло жаром, стало неловко и я отвернулся. Присел, чтобы пошарить в сумке и отыскать роботкач.

— Прости, — её рука легла на мою, и мягко сжала. — Это всё так странно для меня. Не понимаю, как это всё произошло.

— Да-да, по первости все так странно, — не оборачиваясь, я деловито начал копаться в меню, чтобы запустить программу на создание одежды и обуви. — Но теперь, Мизэки, костюм невидимости только у тебя. А у меня — ни хрена. Не могла что ли и костюм воскресить?

— Наверно, могу, — неожиданно серьёзно отозвалась она.

Пододвинув к себе ящик с роботкачом, начала колдовать в меню. Пачкой высыпались голографические экраны, закружились в бурном хороводе и она увлечённо начала копаться в них.

А я отошёл к флаеру, вычистил осколки и обломки, проверил двигатели. Один точно барахлил, работал на половиной мощности и всё время норовил замолчать, а значит придётся выравнивать балансировку с помощью второго движка. С сомнением я бросил взгляд на здоровенную дыру в потолке, что осталась, после того, как упал столб с кольцами-Вселенными. На такой развалюхе мы до шлюзов вряд ли доберёмся. Неизвестно, что ждёт там, какие инопланетные гадости, змеи-бревна, летающие верблюды, плюющиеся огнём или только толпа охранников-звероящеров. Защитную капсулу анабиоза расплющило в лепёшку — Мизэки не спрятаться от излучения и перегрузки. И я уже не смогу проявить чудеса пилотажа, чтобы красиво уйти с лихим переворотом, расстреляв врагов из плазменной пушки, поскольку все вооружение тоже вышло из строя.

— Вот, Олег, всё, что удалось сделать, — голос Мизэки отвлёк меня от моих раздумий.

Она протянула мне комбинезон, и посмотрела так грустно, будто извинялась. Да, эта штука мало походила на шикарный костюм невидимости. Скорее смахивал на хороший камуфляж. Когда я надел его, то мгновенно слился с окружающей местностью. Насколько это было возможно. Но стоило мне пошевельнуться, как рисунок на ткани, напоминающей плащовку, пришёл в движение, начинал мельтешить, пока вновь не замер в определённом порядке, и стал не отличим от того места, где я стоял.

— Отлично, Мизэки, то, что надо, — я постарался ободрить девушку, но она как-то совсем грустно улыбнулась и отвела глаза. — Садись, мы отправляемся на небеса!

Я загрузил во флаер сумку с оружием, роботкач, устроился в кресле пилота, а Мизэки села рядом.

— Олег, скажи, а как ты живёшь с этой тьмой в сердце? — очень серьёзно, и в то же время отстранено спросила она.

— Не понял. Ты о чём?

— Когда ты… ну умираешь, то погружаешься во тьму, а там живут чудовища с таким мёртвыми чёрными глазами. Они мерзкие, — она передёрнулась. — Холодные, склизкие. Они не кусают, лишь проскальзывают рядом, едва задевая. Но это так противно.

— Не знаю, о чём ты. Там я видел только тьму. Никаких чудищ. И да, вот эти серебряные нити, которые проникли ко мне. Это ты сделала?

— Наверно. Но я не могу сказать, что ты видел. Когда тут всё взорвалось, столб упал, я перестала слышать твои мысли, ощущать твою ауру. И мне стало так… Так