Повести - Анатолий Черноусов

— А тебе не кажется, — невозмутимо заговорил Зима, когда Климов умолк, едва сдерживая свою победоносную иронию, — что именно эти самые «противоречия» как раз и говорят о том, что евангелисты не выдумали Христа? Ведь логичнее было бы на их месте «подправить», «спрямить» эти противоречия. Взяли бы да и подредактировали тексты, а?.. Однако ж такого им и в голову не пришло. Потому что это было бы нарушением истины, нарушением образа реального Христа. В жизни–то, смотри, поступки людей и их слова бывают именно противоречивыми!.. Это зависит от обстоятельств, да и сам человеческий характер непоследователен. А у Христа, несмотря на его будто бы непоследовательность, внутреннее единство все же есть. Особенность есть. Он, если хочешь, индивидуальность. Он охотно разговаривает со случайными встречными, гостит в домах друзей, даже участвует в шумных пирушках. Он находчив, остроумен, говорит в особом стиле, притчами… Помнишь, как метко отвечает он на вопрос своих учеников, почему–де он говорит с народом притчами… «Потому говорю им притчами, — отвечает Иисус, — что они видя не видят, и слыша не слышат, и не разумеют!» Каково!.. Или возьми эпизод с женщиной, которую уличили в прелюбодеянии. Помнишь слова Иисуса? «Кто из вас не грешен, бросьте в нее камень». Разве такое можно выдумать?.. Нет, брат, — вздохнул Зима, — такое не придумаешь, перед нами, несомненно, живой Иисус. И противоречия в его характере и словах, о которых ты говорил, не только не нарушают впечатления достоверности, а, наоборот, усиливают ее! Такого выдумать нельзя. В уме такого не создашь. Он, конечно же, был, был!..

При этом в глазах у Лины, которая сидела в сторонке и слушала, появился восторженный блеск. Она явно восхищалась своим отцом, который так умело, спокойно и уверенно отразил «атаку» Климова…

На него, на Климова, Лина почти не смотрела, она смотрела на отца. И лишь иногда во время спора Климов перехватывал ее короткий взгляд исподтишка, и во взгляде этом было нетерпение и, кажется, досада… Но на что досада, Климов так и не мог понять: или на то, что он, Климов, упорствует, не хочет поскорее впустить в свое сердце бога, или на то, наоборот, что он все еще слабовато выглядит по сравнению с уверенным и много знающим папашей…

Поговорить же с нею один на один Климову никак не удавалось: ходить к нему домой она совсем перестала, видимо, папаша с мамашей запретили ей это. А когда приходил он, Лина старалась быть или с родителями, или с сестрами, или вот так сидела в сторонке и, напряженная, натянутая, следила за их спорами, поддерживала отца восторженными взглядами.

Сердце у Климова падало от этих взглядов, и немалых усилий стоило не терять «боевого настроя».

«Ничего, ничего, — изо всех сил подбадривал себя Климов. — Посмотрим, как ты станешь поглядывать, когда мы с Саней припрем папашу к стенке!.. Главное — сокрушить папашу. Тогда никто и ничто не помешает нам, Линочка, быть вместе!..»

Доспорить им не дала Ольга Николаевна: попросила хозяина посмотреть утюг; не работает, мол, не иначе как спираль перегорела. Ну а Лине, напомнила хозяйка, пора за уроки…

— Ну почему же в уме «не создашь»! Почему нельзя такого выдумать! — морщился Саня час спустя, когда Климов в точности передал аргументы папаши Зимы. — Да фантазия народа создает такие жизненные образы, что диву даешься! Возьми Одиссея… Тиля Уленшпигеля, Гамлета… А Пьер Безухов, а Гришка Мелехов!.. «Был»! — Саня сплюнул от досады. — Если б он был, Христос, то уж наверняка бы современники что–нибудь конкретное о нем сказали бы или написали. А то ведь ровным счетом ничего!.. Вот спроси у папаши, спроси у этого «академика», почему о Христе ничего конкретного не говорят авторы «посланий» и «деяний»? Ведь они не какие–нибудь посторонние, а собственные его, Христа, апостолы! Ведь они–то больше, чем кто–либо, должны знать о нем…

— Представьте себе, — говорил Климов в другой раз, улучив удобный момент и снова втягивая Лининого отца в спор. — Представьте, что мы с вами общаемся, так сказать, с самим «сыном божьим». Ходим с ним из города в город, слышим его голос, видим, как он питается, одевается и так далее. Неужели бы мы не рассказали, не написали бы хоть слово о нем?.. А ведь апостолы если и говорят о Христе, то все с чужих слов, по чужим описаниям. Это же невероятно! Да они должны бы каждый шаг его вспомнить, в каждой своей строчке кричать о каких–то подробностях — еще бы! Они жили бок о бок с самим богом! Такое ведь случается не с каждым… И вот — ни единой конкретной детали, ни единого конкретного случая. Как выглядел Христос? Какого он был роста? Красив или некрасив? Какой у него был цвет глаз и волос? Во что он одевался?.. Ни слова, ни намека. А ведь он в евангелиях, «посланиях» и «деяниях» как–никак центральная фигура. О нем все притчи и сказания. Не странно ли, а?.. Или возьмем историков и писателей того времени. Ведь жизнь Иисуса, его дела, если верить евангелиям, вызвали самое настоящее народное движение в Палестине. И вот об этом–то движении, как и о его вдохновителе, — ни строчки ни у писателей, ни у историков. А ведь как раз в то самое время, в начале первого века нашей эры, жил еврейский философ Филон Александрийский, историк Юст из Тивериады, жил и работал греческий писатель Плутарх, римские историки Тацит, Плиний Младший, Светоний, философ Сенека, поэт Ювенал. Смотрите — какие личности–то!.. Если взять Юста из Тивериады, то он просто не мог не знать об Иисусе и его делах. Ведь эта самая Тивериада, где Юст родился, находилась буквально рядом с местами, где действовал Иисус. Но ничего не написано у Юста о Христе, ни строки. Не удивительно ли? Или Филон. Он, правда, жил не в Палестине, а в Александрии, но о жизни евреев в Палестине он знал довольно хорошо. В его сочинениях не раз упоминается прокуратор Иудеи Понтий Пилат. А вот о том, что Пилат казнил Иисуса, у Филона не сказано ни слова. Филон подробно рассказывает о палестинской секте ессеев, о секте терапевтов. А обе эти секты, как известно, были очень близки к первоначальному христианству. О них Филон пишет, а о Христе и христианах не пишет. И это при всем при том, что его собственное учение позже породило догматику христианства. Энгельс, если вы знаете, называл Филона «отцом христианства». И вот, оказывается, «отец», — Климов не мог сдержать своего ехидства, — ничегошеньки не знает о своем «детище»… Как не знает о нем римский философ Сенека, по Энгельсу — «дядя христианства». И жил–то Сенека во времена Нерона, который, как утверждают «деяния», чинил христианам массовые гонения. Такие события, конечно, не могли пройти мимо Сенеки. В общественной и литературной жизни он принимал самое живое участие. Однако и Сенека не пишет ни о Христе, ни о христианстве. А уж что говорить о кумранских рукописях!.. Ведь кумраниты записывали буквально все: свои воззрения, принципы жизни, богословские и этические учения. И вот в такой–то массе литературы — ни малейшего намека на «великие события»! Которые, если верить евангелиям, происходили всего в двадцати километрах от кумранских поселений. Да трудно поверить и в то, что Иисус во время своих странствий по Палестине не забрел бы в район этих поселений. Ведь его учение было так близко кумранитам!.. Итак, что же получается? Получается, что великие дела Иисуса, его арест, суд над ним, смерть на кресте, целое народное движение после его смерти, воскресения и вознесения на небо, появление новой религии — все это не оставило никакого следа ни в памяти людей, ни в литературе. Ни слова. Век, в который Иисус жил и действовал, молчит о нем… А стало быть, даже тогда, на заре христианства, ничего достоверного об основателе этой религии известно не было. Евангелия — это скорее мифы, которые созданы гораздо позже…

Во время этой мощной и детально, вместе с Саней подготовленной атаки отец Лины как–то грустно кивал головой, мол, да–да, все это так, к сожалению. И Климов, облегченно вздохнув, подумал было: «Наконец–то мы приперли тебя к стенке! Наконец–то тебе нечем, кажется, крыть!..»

— Все это так… — потирая рукой седой висок, задумчиво и печально заговорил папаша Зима. — Все это так, если смотреть на древность с точки зрения сегодняшней. Случись в наше время что–нибудь мало–мальски значительное, скажем, в Гонолулу или на Мадагаскаре — сразу же об этом знает весь мир. Телетайпы, спутники связи, телевидение… А вот если представить, как это было тогда? Да еще учесть, что все происходило в Иудее, в этой глухой провинции Римской империи? Вполне возможно, что осталось незамеченным. Вот ты говоришь — суд над Иисусом, казнь… Да в Иудее тогда казнили тысячи людей! И потом… все дела Иисуса длились всего около года. За это время он просто не мог стать таким уж известным. До прихода в Иерусалим римские власти о нем вообще знать не знали. Народ его знал, а власти не знали. Для них он был «одним из многих». Поэтому ничего удивительного, что и римские писатели о нем молчат. Это только потом, во втором веке о нем заговорили. Так что твое «молчание века» совершенно ничего не доказывает. Совершенно!..