Проклятье Пифоса (ЛП) - Дэвид Эннендейл

— Я понял, что ошибался, — ответил Антон, надевая шлем.

Невральные разъемы подключились к коре головного мозга, ещё более отдаляя легионера от плоти, наделяя его улучшенным зрениям и чувствами из царства машин. Гальба посмотрел на вход в ложу и церемонию, идущую за дверью.

«Божественное? — подумал он. — Если бы вы могли взглянуть на мир так, как я сейчас, то узнали бы нечто новое о божественном».

Антону представилось, что адепты Марса были связаны с чем-то намного более совершенным, чем любая иллюзия, которой поклонялись колонисты.

«Иллюзия ли?»

Нечто простучало, словно кости, побеспокоенные далеким ветром, и попыталось сунуть нос в мысли Гальбы. Стряхнув его, сержант повернулся к издергавшемуся Каншеллу.

— Ты нервничаешь, Йерун, — произнес Антон. — Не надо, ты не сделал ничего плохого, и мы защитим тебя.

Серв открыл рот, словно собираясь в чем-то поправить сержанта, но промолчал.

— Колонисты хотели, чтобы ты присоединился к их богослужению, — продолжил Гальба. — Они откроют тебе больше, чем нам. Иди и поговори с ними, а мы будем слушать и действовать по обстоятельствам.

— Да, господин сержант, — сглотнул Каншелл и поднялся ко входу в ложу.

— Возможно ли, что эти люди не виноваты ни в чем, кроме ложной веры? — спросил Кхи’дем. — И никак не связаны с тем, что случилось сегодня?

— Они знали, — ответил Антон.

Этого было достаточно, чтобы обвинить колонистов.

Йерун скрылся внутри, словно увлеченный вглубь толпы могучим потоком. Благодаря уху Лимана, Гальба улавливал голос серва сквозь громогласное пение — тот пытался с кем-то поговорить, но вопросы всё время обрывали. Антон прикинул, что Каншелл продвигается к центру ложи.

Песнопение смолкло, и в тишине прозвучал шепот серва.

— Что происходит?

— Явление истины, а что же еще? — ответил женский голос. — Откровение.

— Это моя книга, — сказал Каншелл. — Зачем вы её забрали?

— Ради истины, — рефреном отозвался кто-то.

— Истины, — шепчущим эхом повторила паства.

— Ты ведь этого хотел, верно? — спросила женщина.

— Я уже знаю истину, — возразил Йерун.

— Знаешь, не понимая, — вмешался кто-то ещё, с более низким и грубым голосом. Гальба опознал верховного жреца. — Ты плавал на поверхности, а теперь нырнешь. Как и все вы.

— Все, — повторила женщина.

— Все, — прошептал хор.

— Пригласи их войти, — скомандовал жрец. — Истина принадлежит всем. Тогда вы сможете истинно поклониться божественному вместе с нами.

— Я не могу пригласить «их», — возразил Каншелл.

— О, думаю, что можешь.

Наступившее молчание нарушили звуки борьбы.

В три шага Антон оказался у входа в ложу, и, сопровождаемый своим отделением, вошел внутрь. По пути сержант расталкивал плечами колонистов, раскидывая их по сторонам, и остановился, немного не дойдя до центра. Там, лицом к Гальбе, стоял жрец в капюшоне, а чуть дальше его помощница, Ске Врис, выкручивала Каншеллу руки за спину. Антон быстро заморгал, пытаясь прояснить замутненный взгляд — ядовитая пляска света в ложе расшатывала само основание реальности. На полу, в центре сияющей паутины, лежала потрепанная книга.

— Выпусти его, — приказал Гальба, почти разочарованный тем, как просто и обыденно раскрылось вероломство колонистов.

— Разумеется, — ответил жрец, и Ске Врис отпустила серва, который отшатнулся в сторону.

Увидев это, Антон нахмурился. Да, верховный жрец держал что-то вроде церемониального кинжала, но острием в пол, а на Каншелла никто не направлял оружие. Его просто схватили, но ничего более.

— Наконец-то вы пришли, — произнес вождь поселенцев.

— Не для поклонения, — огрызнулся Гальба.

Жрец наклонил голову, и Антон почувствовал, что он улыбается под капюшоном.

— Возможно, нет. Но вы определенно станете свидетелями.

Послушница отошла прочь, оставив своего господина одного. Тот шагнул к центру комнаты, а Ске Врис скользнула к Йеруну и положила руку ему на плечо, словно успокаивая. Теперь сержант понял, что колонисты не собирались причинять вред серву — они хотели, чтобы Каншелл принял их веру. Они хотели, чтобы в ложу вошли космодесантники.

Гальба поднял болтер и услышал лязг оружия боевых братьев, вставших наизготовку. Оглядев ложу, сержант понял, что из поселенцев вооружен только жрец, но он не представлял угрозы. Несмотря на это, Антон чувствовал предбоевое напряжение — опасность существовала, хотя легионер и не мог её распознать.

— Перекрыть помещение, — воксировал он, продолжая держать болтер наведенным на жреца.

— Держу выход, — доложил Кхи’дем.

— Что-то не так?

— Пока тихо. Около ворот по-прежнему стоит большая толпа.

Обращаясь к жрецу, Гальба спросил:

— Свидетелями чего мы станем?

— Мы уже сказали вам. Истины. Откровения.

Подняв руки, верховный жрец откинул капюшон, и прочие служители культа, разбросанные среди паствы, последовали его примеру.

Лицо человека, стоявшего перед Антоном, перенесло жестокие, звериные искажения. Чёрная шевелюра жреца напоминали львиную гриву, от корней волос начинались ритуальные шрамы и татуировки; нижний резец превратился в клык, выступавший над верхней губой; глаза, лишенные зрачков, переливались багрянцем.

Послушники оказались настолько же опоганенными — некоторые из них прожили жизни, превратившие их лица в массы рубцовой ткани, другие исказили себя более изящно, покрыв лбы и веки вязью замысловатых рун. Кроме того, все щеголяли увечьями, словно указывающими на их принадлежность к религиозной касте. Гальба замечал отрубленные уши, разрезанные щеки, скальпы, оттянутые назад. И каждое лицо светилось тошнотворной, плотоядной радостью.

Теперь, когда жрецы сбросили маски, суть внешнего вида колонистов стала более понятной. Новый контекст позволил Антону иначе взглянуть на этих людей, увидеть мерзкий оттенок в сиянии их веры. Их дикарский облик был осознанным выбором — поселенцы поддались чему-то темному и сейчас ожидали кульминационного момента всей жизни.

Культисты встречали взгляд Гальбы со злорадным торжеством.

— Легионер, меня зовут Ци Рекх, — произнес жрец. — Говорю с гордостью, что я — жрец Давина. Говорю с гордостью, что боги Хаоса открыли варп для меня и моих собратьев-паломников, перенеся наши утлые суденышки в это место, освященное в Их честь. Я горжусь, что ступаю по миру, созданному иными верующими, измененному, чтобы исполнить свое предназначение именно сегодня. И я горд, что достиг предначертанного мне часа.

Палец Антона напрягся на спусковом крючке, но Ци Рекх не стал атаковать воина. Культисты снова запели, и в их песне не было слов — только непрерывный вопль, становящийся громче и затихающий, извивающийся среди перекрывающихся гармоник. Он звучал, как стон и вздох, вой и величальная песнь. Верховный жрец не присоединился к хору, а сделал последний шаг к центру ложи.

Ци Рекх встал над книгой, и световая паутина отозвалась ему. Восприятие Гальбы снова изменилось: тошнотворные лучи не сдвинулись с места, но силуэт жреца завершил портрет, нарисованный зазубренными прорехами в реальности. Там, где только что зиял образ болезненного безумия, мучающего разум намеками на смысл, в полноте своей проявилось значение. Верховный жрец стоял в центре алтаря, созданного из света — света, сплетенного из ран.

Ци Рекх поднял нож.

Гальба выстрелил.

Реальность содрогнулась.

18

Жрец/Приношение даров/Пиршество всех душ

Болтерные снаряды попали в Ци Рекха. Некоторые пробились сквозь мускулы, сухожилия и плоть и убили других давинитов, стоявших у дальней стены ложи. Один попал в кинжал, разнеся его на железные осколки. Другие снаряды, врезавшиеся в тело жреца, взорвались. Из ран хлынули фонтаны крови. Крошечные частицы того, что было костями, разлетелись во все стороны. Раны были ужасными, они казались воронками. От тела Ци Рекха осталось окровавленное мясо. Его тень распалась.

Но он продолжал стоять.

Остальные воины отделения Гальбы начали стрелять меньше чем через удар сердца после сержанта. Железные Руки осыпали культистов очередями. Они работали методично. Командующий офицер отреагировал на возникшую угрозу, и воины действовали соответственно. Не было сомнений, что культисты являлись врагами, и неважно, что у них не было оружия — происходило некое нападение. Гальба знал, что это так, хотя природа атаки пока что ускользала от него.

Легионеры превратили ложу в мясницкую лавку. Сам воздух взмок от крови. Басовитый стук орудий колотился о влажные всхлипы тел, разрываемых их огневой мощью. Плоть была слаба, и она разлеталась на части перед непоколебимыми воинами. Культистов истребляли, всё новые давиниты умирали с каждым мгновением, с каждой долей секунды.