Хроника Маджипуры. Валентайн Понтифик - Роберт Сильверберг

— Этому сну не нужно вина,— сказала Тизана.— Ребенок может растолковать его. Землетрясение? Мир разлетелся на осколки? Но вы должны готовиться к тяжелым испытаниям, милорд.

— Что ты говоришь?

Ответил Слит:

— Это предзнаменование войны, ваша светлость.

Валентайн повернулся вокруг и уставился на маленького человека.

— Война? — закричал он.— Война? Я должен снова сражаться? Я был единственным Коронованным за восемь тысяч лет, который выводил армию в бой, я должен делать это дважды?

— Наверняка вы знаете, милорд,— сказал Слит,— что война за восстановление была всего лишь прелюдией настоящей войны, которая должна произойти, войны, которая готовилась много веков и которой, я думаю, нельзя избежать.

— Нет неизбежных войн,— заметил Валентайн.

— Вы так думаете, милорд?

Коронованный сурово посмотрел на Слита, но не ответил. Они говорили ему то, что было ему уже известно без их помощи, но он не хотел этого слышать и все же слышал, чувствуя, как ужасное беспокойство проникает в его душу.

Спустя мгновение он поднялся и начал молча бродить по комнате. В дальнем конце ее находилась громадная жуткая скульптура, сделанная из изогнутых костей морских драконов в форме сплетенных пальцев пары сжатых поднятых рук, а возможно, сцепленных клыков какой-то колоссальной демонической пасти. Долго стоял перед ней Валентайн, поглаживая блестящую отполированную кость. Незаконченное дело, так сказала Тизана. Да-да. Формодеи. Формодеи, метаморфы, пиуривары. Назовите их каким хотите именем: истинные коренные жители Маджипуры, те, у кого этот дивный мир был украден поселенцами со звезд четырнадцать тысяч лет назад. Восемь лет, размышлял Валентайн, я боролся за то, чтобы понять нужды этих людей. И я все еще ничего не знаю.

Он повернулся и сказал:

— Когда я поднялся говорить, мои мысли были о том, что говорил прекрасный оратор Хорнкаст: Коронованный — есть весь мир и весь мир есть Коронованный. И внезапно я стал Маджипурой. Все, что происходило везде в этом мире, пронеслось через мою душу.

— Вы испытывали это прежде,— сказала Тизана.— В снах, о которых я рассказывала вам, когда вы сказали, как видели двадцать миллиардов золотых нитей, прорастающих из почвы, и вы держали их все своей правой рукой. И другой сон, когда вы широко раскинули свои руки и обняли мир, и…

— Это было другое,— сказал Валентайн.— На этот раз мир распался на куски.

— Как это?

— Буквально. Разрушился на осколки. Не осталось ничего, кроме моря темноты… в которое упал я…

— Хорнкаст говорил правду,— тихо сказала Тизана.— Вы — этот мир, ваша светлость. Темное знание находит свой путь к вам, и оно приходит по воздуху со всего окружающего вас мира. Это послание, милорд. Не самой Леди и не Короля Снов, но всего мира.

Валентайн взглянул в сторону уруна.

— Что вы скажете на это, Делиамбер?

— Я знаю Тизану, наверное, уже пятьдесят лет, и я никогда еще не слышал глупости из ее уст.

— Тогда это означает, что война будет?

— Я думаю, что она уже началась,— ответил Делиамбер.

Хиссун не скоро простит себе, что опоздал на банкет. Его первое официальное мероприятие с тех пор, как он был введен в штат лорда Валентайна, и он не смог прибыть вовремя. Это было непростительно.

Частично в этом была вина его сестры Айлимур. Все время, пока он примерял свою новую официальную одежду, она суетилась вокруг, нервничала, поправляла ленту на плече, беспокоилась о длине и покрое его туники, находила отметки царапин на его отполированных туфлях, которые были бы незаметны любому глазу, но не ее. Ей было пятнадцать, очень трудный возраст для девушек,— любой возраст был трудным для девушек, иногда думал Хиссун… И в эти дни она стремилась распоряжаться всем, самоуверенная, захваченная простыми житейскими заботами.

Так в своей жажде добиться в нем совершенства к банкету Коронованного она помогла ему опоздать. Она потратила, как ему показалось, добрых двадцать минут, пока вертела в руках эмблему его должности — маленький золотой эполет-звезду, который он должен был носить на левом плече в петле ленты. Она беспрестанно перемещала его на долю дюйма то туда, то сюда, чтобы добиться точного его расположения в середине, пока наконец не сказала:

— Все в порядке. Годится. Ну посмотри, как тебе нравится?

Она вынула свое старомодное зеркальце с ручкой, покрытой пятнами и ржавчиной, со стертой обратной стороной, и поднесла к нему. Хиссун с трудом различил свое искаженное отражение, выглядевшее совершенно незнакомым: сплошь пышность и блеск, словно он вырядился на карнавал. Костюм казался театральным, показным, нереальным. И все же он осознавал новую для себя манеру держаться и властность, просачивающиеся внутрь его души из его одежды. Как странно, думал он, что поспешная подгонка у портного в затейливой Мастерской Масок могла произвести такую мгновенную трансформацию личности — нет больше Хиссуна-ободранца, всеми гонимого уличного мальчишки, нет больше Хиссуна — беспокойного и неуверенного молодого клерка, но есть теперь щеголь Хиссун, Хиссун-павлин, Хиссун — гордый товарищ Коронованного.

И Хиссун непунктуальный. Хотя если он поспешит, он может успеть вовремя в Большой Зал Понтифика.

Но как раз вернулась с работы его мать Элзинома, и снова маленькая задержка. Она вошла в комнату, худощавая, темноволосая, бледная и уставшая, и посмотрела на него с благоговением и удивлением, словно кто-то поймал комету и отправил ее кружиться по их мрачной квартире. Глаза матери ярко блестели, от нее исходило свечение, какого он никогда прежде не видел.

— Как чудесно ты выглядишь, Хиссун! Как восхитительно!

Он улыбнулся и повернулся кругом, чтобы продемонстрировать свое царственное убранство.

— Это просто смех, не так ли? Я выгляжу как рыцарь, только что спустившийся с Горы Замка!

— Ты выглядишь, как принц! Ты выглядишь, как Коронованный!

— О, да! Лорд Хиссун. Но для этого мне нужна горностаевая мантия и отличный зеленый камзол и, возможно, большая яркая подвеска в форме лучистой звезды. Пока же и этого вполне достаточно, а, мать?

Они рассмеялись, и она обхватила сына, и они закружились в лихом быстром танце. Потом отпустила его и сказала:

— Но время не терпит. Ты должен быть уже на празднестве.

— Да, должен,— он направился к двери.— Как все это странно, а, мать? Обедать за одним столом с Коронованным… сидеть рядом с ним… сопровождать его в великом крестном ходе… жить на Горе Замка.

— Да, очень странно,— тихо сказала Элзинома.

Они выстроились в одну линию — Элзинома, Айлимар, его младшая сестра Мараун… и Хиссун торжественно поцеловал их, сжал их руки и отпрянул, боясь, что они помнут его одежду в попытке крепко обнять его. И он снова увидел, что они смотрят на него, как на некое божество или по меньшей мере на самого