Демоны без ангелов - Татьяна Степанова

– Едем сейчас же.

Басов сел за руль, в его лапищах автомобильный руль выглядел этакой «баранкой», способной быстро «завязаться в узел».

Они вырулили на центральную улицу Нового Иордана, проехали мимо здания ОВД. Воскресный день…

– После Ангеловых дач, после допроса сразу в главк, к Гущину. Да, да, на этот раз и ты тоже поедешь к нему, – сказала Катя.

Она уже все решила – за себя, за него, за всех. Но все случилось иначе. Так, как они и не предполагали.

Воскресный день, свободная дорога, выехали на федеральную трассу и погнали в сторону Красногорска. Добрались через полчаса.

На одной из улиц на окраине Красногорска Федор Басов остановился возле аптеки.

– Ты куда?

– Надо узнать, где клиника.

Он заскочил в аптеку, двигаясь для своей массивной неповоротливой фигуры удивительно проворно. Через минуту появился.

– Эти не знают. Сейчас найдем другую аптеку.

Еще одна улица – и снова зеленый крест на вывеске.

Басов скрылся в аптеке. Кате стало досадно – вот идея поиска отчего-то ему пришла, а не ей. А ведь все логично – клиника, хоспис, они ведь закупать где-то должны – медикаменты, предметы гигиены.

– Место это – бывший санаторий, а теперь больница-пансион для пожилых и инвалидов, за которых богатые родственники платят. – Федор Басов, вернувшись, заложил «спрошенный в аптеке» адрес в навигатор. – И опять же это недалеко.

Поля…

Лес…

Поворот направо, район новостроек – высотные дома и длинные ряды «кондоминиумов», а потом снова – лес, кладбище и голубая дымка.

– Долгое озеро, – сказал Федор Басов. – Тут озеро, а у нас только пруды.

Они свернули на лесную аллею, уводящую от озера прочь, и примерно метров через двести уткнулись в шлагбаум.

Из будки вышел охранник.

– Мы на Ангеловы дачи, в пансион, – Катя высунулась из окна машины.

– Посещение? – спросил охранник.

– Угу, – Федор Басов показал охраннику сто рублей.

– Проезжайте.

Аллея вилась среди старых деревьев, санаторный парк давно зарос. Но трехэтажный особняк с флигелями выглядел аккуратным, прошедшим хороший европейский ремонт.

Они вошли в просторный холл – стойка рецепции, кожаные кресла, изобилие комнатной флоры на фоне белых стен.

– Чем могу помочь? – Девушка в зеленой медицинской робе улыбалась как ангел на ангеловых дачах.

Катя не успела и рта раскрыть, как Басов неожиданно бухнул басом, отчаянно зверски заикаясь:

– П-п-п-п-ппосещение… Рррр-р-одддд-сссс-ттттвенницы…

– Да, да, хорошо, вы к кому? Как фамилия?

– К-к-ккккк…

Катя наблюдала за напарником – парень аж побагровел от натуги, стараясь выговорить буквы.

Изображает заику. С ума, что ли, сошел? Определенно мозги у него набекрень, нашел место… Да, да, они не знают фамилии той, кто им нужна, только имя или это прозвище – «полковник Кармен». Но есть ведь другой путь вместо этой идиотской клоунады – достать удостоверение: я из полиции, а где тут у вас… Или родственниками в день посещения в данной ситуации прикинуться все же лучше?

– Кк-кк-карр-мен…

– Ах, вы к Кармен Григорьевне, да? – Нежный ангел в зеленой робе за стойкой рецепции участливо подсказал «несчастному заике». – Она у нас на втором этаже, палата 208. Это хорошо, что вы приехали, ее давно не навещали. Пожалуйста, на второй этаж и направо по коридору.

Они поднялись по лестнице, игнорируя лифт, прошли мимо холла по коридору, устланному мягким ковровым покрытием. Двери палат плотно закрыты, в коридоре никого. У лифта возник медбрат с пустым инвалидным креслом.

Чистота, стерильность, замогильная тишь…

Катя оглянулась – медбрат с креслом исчез, лифт поглотил его.

– Немного тут больных, наверное, очень дорого, – сказала она.

Басов тем временем уже открывал дверь 208-й палаты. Они вошли, и им обоим сразу показалось, что они попали в отделение реанимации.

Дневной свет лился в палату из большого окна, косые солнечные лучи упирались в широкую кровать, обставленную со всех сторон медицинскими приборами и компьютерами. Тихо гудел компрессор, на мониторах мигали ломаные светящиеся кривые. Многочисленные трубки тянулись от приборов к кровати, на которой лежала женщина.

Кате сначала подумалось – мумия, настолько больная выглядела иссохшей, худой. Трудно было сказать, сколько женщине лет, – не старуха, но кожа, как сухой пергамент, обтягивала скулы, губы сморщились, рот запал. Она была седая как лунь. Из ее ноздрей торчали введенные трубки.

Они приблизились к кровати.

– Здравствуйте, полковник Кармен, – сказал Басов.

Прозвучало как-то нелепо. Но полковник Кармен медленно открыла глаза. Бледно-голубые, словно вылинявшие от боли, они вспыхнули, осветив землистое лицо.

Эту женщину они не встречали никогда раньше. Что они знали о ней? Что, возможно, она когда-то была военным врачом или сотрудником секретного проекта – в том особняке за гнойно-розовым забором, опутанным колючей проволокой, спрятанным на краю полигона у плотины. Ни проекта, ни особняка, ни полигона не осталось.

А она – единственный свидетель всех тех событий – умирала (это было ясно – она умирала) в палате, набитой дорогим медицинским оборудованием, в пансионе для богатых больных. Кто-то платил за все это – явно не Министерство обороны и не ФСБ.

– Мы пришли к вам, Кармен Григорьевна, – Катя низко наклонилась над больной. – Помогите нам, пожалуйста.

Полковник Кармен глядела мимо.

– Она никого не узнает, наверное, уже не понимает, – шепнул Басов.

– Пожалуйста… помогите мне, – Катя пыталась поймать ее взгляд, искорку сознания. – Помните детей? Двух мальчиков-близнецов? Одного усыновил священник из лавры, а другого ученый-программист… Вы тогда работали в закрытой лаборатории в Железнодорожном. Особняк у плотины, недалеко от станции. Они приезжали к вам туда – их приемные родители, привозили анализы. Близнецы часто болели… Вспомните, пожалуйста… два мальчика, родившиеся сразу после Чернобыля, близнецы…

– Однояйцевые близнецы…

Голос – бестелесный – прошелестел. Полковник Кармен смотрела на Катю.

– Вы их помните? Двое близнецов…

– Четверо.

Катя подумала, что больная бредит.

– Однояйцевые… их всегда было четверо. Квартет.

Голос шелестел как сухой лист на ветру – вот-вот оторвет его порыв ветра, и голос улетит. Прочь.

– Это все радиация… Я хотела, чтобы они выжили все, все четверо были живы. Я изучала… редчайшая патология… Я пыталась помочь… Но мы же не боги… Есть вещи, которые мы должны принимать как данность… Даже мутацию в результате катастрофы… Я всегда пыталась объяснить это ему…

– Кому? – Катя ловила каждое ее слово.

– Там в ящике… возьмите, отдайте ему, он помнит, и я не смогла заставить его забыть… Там фотографии… Я их сохранила… Я умираю, отдайте все это ему… им всем…

Катя увидела у кровати белую тумбу с ящиком, протянула руку, выдвинула ящик и нащупала пакет – старая коричневая бумага, в такие пакеты в оные времена запечатывали документы. Внутри – что-то плотное.

Взгляд полковника Кармен начал тускнеть. В эту минуту компрессор снова включился, его мерный гул смешался с голосами из коридора.

– Святой отец, она в двести восьмой палате, по коридору и направо, – звонкий голос медсестры. – Но мы вообще-то не заказывали ничего такого религиозного. Я не уверена даже, что она верующая. А, наверное, это ее родственники вас вызвали, провести религиозный обряд?

Басов дернул Катю за руку и, не давая ей опомниться, вытащил из палаты в предбанник, втолкнул в гардероб для одежды, задвинув неплотно дверь, а сам метнулся в душевую напротив.

Дверь палаты открылась: к полковнику Кармен явился новый посетитель.

Катя приникла к дверной щели.

Она видела его со спины.

И вроде бы сразу узнала.

Но, может, она «узнала» его так же, как некогда свидетельница Оксана Финдеева там, на шоссе недалеко от Гнилого пруда.

Катя судорожно сжала в руке пакет с фотографиями. Что в нем?

Отец Лаврентий… если это был, конечно, он (с однояйцевыми близнецами все ведь возможно), прошел в палату.

Стало очень тихо, только компрессор гудел, подавая в легкие воздух, даруя жизнь.

Отец Лаврентий обошел кровать и нагнулся к тумбе, выдвинул тот самый ящик. Задвинул назад аккуратно. Оглянулся, озирая палату, и направился в сторону гардероба, где спряталась Катя.

Но тут глубоко вздохнула полковник Кармен. И он вернулся к кровати.

– Сынок…

– Нет, я не он.

– А-а… а я его видела во сне.

Их голоса теперь шелестели в унисон. Они беседовали очень тихо, и даже Кате, спрятавшейся в трех шагах, приходилось напрягать слух за деревянной дверью шкафа-купе. О чем они говорили? Это было как код, как старый затертый шифр…

– Они придут к вам и начнут спрашивать. Но объяснять ничего не надо. Иногда лучше молчать. Все равно они не поймут нас с вами… тетя Кармен.

– Я устала, так устала… все болит…