Прощай, Питер! - Николай Викторович Камелин

05.06.1991

Нет горячей воды. Моемся с Никитой в бане. Никита говорит: «Они еще в попу заглядывают (про врачей на медосмотре). А что они там ищут? Вшей! Ой, нет, глистов!».

06.08.1992

Никита увидел по телевизору рекламу книги про Кришну, просит купить: «Там ответы на все вопросы! И на вопрос зачем человек живет на земле. Я подробно объяснила, что не могу купить эту книгу – очень дорого. Он подумал и говорит: «Ну и ладно. Я сам знаю ответ на все вопросы. Зачем человек живет на земле? Чтобы на земле пусто не было!».

***

– Да, – сказал Никита, – Сколько времени было здесь проведено, сколько разговоров переговорено, мыслей передумано. Сколько парней и девушек заходило в двери этой квартиры. Все это теперь не имеет почти никакого значения, разве только для меня. Хотя, возможно, этого более чем достаточно.

Он вспомнил как однажды, когда им было примерно по пятнадцать лет, они с Егором напились дешевым портвейном и так получилось, что в тот момент они прятались от деда и всячески скрывали то, чем занимались. Егор в тот раз наблевал в окно. Никита улыбнулся. След от этого замечательного мероприятия еще долгое время оставался на стене здания, несмотря на все попытки смыть его водой и на множество дождей, которые прошли с тех пор. Краситель из дешевого портвейна фундаментально въелся в стену и убрать его стало реально только тогда, когда начался общий ремонт стены дома.

«Вот уж действительно, чего здесь только не было», – подумал Никита. Он вернулся в зал, подошел к столу и взял бумагу, которую читала тень. Это было еще одно письмо от Лиса.

***

Привет, Ники!

Осень все никак не перейдет в зиму. Сыро и ветер. Как там здоровье твое, милый человек? У вас ведь там еще более люто, чем у нас.

Ты говоришь, что обожаешь фотографировать людей и я представляю, как ты бродишь по питерским дворам и переулкам с камерой, ищешь сюжет, изготавливаешься и ловишь людей в кадр.

А у тебя дома под потолком натянуты лески, на которых покачиваются схваченные разноцветными прищепками снимки, их которых люди уже не могут выбраться. Моргает свет и все погружается в мрак.

Много ли их там, на лесках? Где они были сняты?

У меня неделя сна. На прошлой неделе мы решились устроить новоселье и приняли всех гостей в три приема. Прости за повтор, теперь я в таком утомлении. Ничего не хочется. Смотрю за окно в серую даль и считаю ворон.

Люди вокруг смешные – пытаются знакомиться давая советы. Такая трогательная наивность бескультурье. А я злюсь и показываю, что я не лапочка. Очень удивляются.

Вот хороший отрывок из книги одного немецкого режиссера, ставшего пациентом лечебницы для душевнобольных и вернувшегося оттуда: «Я вел себя так, чтобы перестали доверять. Вот я сам себя и лишил свободы».

Думаю, что речь – последний оплот свободы доверия к себе. Именно его нас так старательно пытаются лишить с детства. Говоря постоянно цитатами мы как будто знаем все лучше. Ведь цитата всегда закрывается.

Разрозненные мысли наполняют пространство вокруг меня и даже тиканье часов или мирное рычание стиральной машины не упорядочивают хаос в голове. Знаешь, Ники, я даже не буду сейчас пытаться исправить весь этот хаос. Пусть все будет как будет. Я просто напишу письмо, уложу его в посылку с леденцами и отправлю в твой чудесный и далекий Питер.

Посылку повезут в темной машине, погрузят в поезд и леденцы будут погромыхивать согласно стуку вагонных колес. На сортировочной станции коробку отвезут в пахнущий сургучом и паклей флигелек с надписью «Почта». И старая усатая фронтовичка намалюет тебе извещение – приходи, дескать, мил-человек, получать ее. У этой посылки не будет ни мыслей, ни сомнений, ни насмешливо взгляда. Зато, возможно, она доставит тебе немножко приятных эмоций.

Какую музыку сыграют тебе хулиганы из этой посылки? Чем отзовутся в тебе эти негодники? Я не знаю. Желаю тебе, чтобы как и все в твоей жизни, они добавили в нее радости и разнообразия.

Крепко обнимаю твои крылья. Счастливо, Ники.

Лис

На обратной стороне конверта лежащего неподалеку Никки нашел стихи, которые он он сам написал когда-то:

Пойдем по крышам босиком, неслышным легким шагом.

Смотри вон там, внизу, мой дом, стреляет в небо паром.

Из черных труб своих, кирпичных.

Пойдем по небу напролом. Давай залезем выше.

Давай увидим все как есть. Давай поймаем ветер.

И выпьем с ним бокал вина – отличный будет вечер.

А утром, чуть открыв глаза, забудем то, что было.

Такое в память взять нельзя, хоть это и красиво.

И глядя сверху с теплотой, запомнит тот, кто выше.

Как дым из труб, как все блестит, как мы с тобой на крыше.

Как тихо я сказал тебе: «Давай залезем выше».

***

Все. Все, все, все. Кончено. Довольно. Хватит. Сколько можно рефлексировать и рыться в воспоминаниях? Жизнь продолжается, как бы глупо это не звучало. Даже если сейчас речь уже совсем не про жизнь. Главное то, что ждет впереди. Нельзя постоянно смотреть в прошлое. Иначе есть риск зачароваться и начать жить задом-наперед. Никита не хотел жить задом наперед. Никита хотел двигаться дальше.

– Знаешь, Кот, пожалуй застывай в вечности без меня. Оставайся здесь. Эта история заканчивается для тебя, для тени, для Наташи, да и для меня тоже наступает конец. Пора поставить точку. Каждый из нас должен двигаться дальше, согласно своему предназначению. Мы встретились здесь и неплохо провели время. Но теперь каждому из нас пора идти. Идти, сохраняя внутри себя те дорогие моменты, которые у нас были. И залитый солнцем город, и счастье, и минуты веселья, и яркие звезды, и морской ветер играющий в волосах. Прощай, Кот. Прощай, дом. Я ухожу.

С этими словами Никита вышел из дома оставив кота на диване в зале, рядом с письмом, и начал спускаться на улицу. Ему было все равно, что там – туман или черти с вилами. А может быть что-то еще. Какая разница.

Перед тем, как отправится к Сфинксам, Никита пошел на залив. Он вышел на причал, возле которого проводил столько времени в детстве, и долго стоял над свинцовой водой, глядя в бесконечную даль, которая еще не была испорчена кольцевой автомобильной дорогой. Той автомобильной дорогой, по которой Никита уезжал из этого города несколько лет назад. Дорогой, которой никогда раньше не было. Или была? Какая разница.

Залив всегда казался ему чем-то волшебным. Вода