Осколки - Евгений Игоревич Токтаев

редкость, — пояснил Аристомен, — раз в год может идёт. Если два — то это уже бедствие из бедствий. В Мемфисе ты воды с неба не дождёшься. Так что Страна Реки тебе решила все чудеса свои открыть. Любит тебя.

— Не могу сказать, что взаимно, — буркнул Антенор.

Последнее время он очень страдал от жары. Нигде, даже в Финикии так не поджаривался. Вчерашний день был вообще, будто в топке у Гефеста, потому сегодняшняя погода действительно казалась чем-то нереальным.

Ночами ему снился холод. Горы. Парапамис.

Всё чаще в снах он видел мальчика. Четырёхлетнего, потом девятилетнего. Он помнил его таким. Последний раз видел три года назад, после спасения из Норы, когда проведывал их с матерью по приказу Эвмена. Большая, не по росту безрукавка из овчины. Тёмные, в мать, волосы. Серьёзный, не детский взгляд. После долгой разлуки, Антенор часто не мог вспомнить его лица, память размывала черты. Не сомневался, что узнает тотчас же, как увидит, но во сне вспомнить не мог. Последние дни он видел Геракла всё чаще. И теперь всегда с лицом Леонтиска.

Это, без сомнения, знамение. Что-то боги хотели ему сказать. Не прямо, конечно. Боги напрямую никому ничего не открывают. Ждут, что он о чём-то догадается.

Серьёзный взгляд. А в четыре года был испуганный. Антенор не помнил, чтобы Геракл когда-нибудь смеялся.

Этот сон повторялся. Вчера тоже снилось что-то подобное. Погоня. Стрелы. Но кое-что было иначе. Сон кончился болью. Его, Антенора болью. Стрелой в груди. Египетской стрелой, с наконечником в форме рыбки…

С самого приезда в Александрию он видел Месхенет всего пару раз, мельком. Знал, что она всё ещё здесь, но не встречался. Хотел увидеться, но не позволяли. Причём не ему, а ей. Люди Хранителя ему передали — у неё траур по мужу. Семьдесят дней. Столько нужно, чтобы сделать сах. Антенор возразил, что тело Хорминутера осталось в Сидоне, но ему на это ничего не ответили. Поди, пойми этих варваров.

Антенор не сомневался — это всё дела Менкауры. Тот тоже остался в Александрии, почему-то не уехал. Чего он здесь делает? Антенор терялся в догадках.

Бывший конюх предполагал, что Птолемей отправит за Гераклом криптостратейю, тайный отряд. Естественно, вместе с ним, Антенором. Причём случится это должно было в самом ближайшем времени после приезда в Александрию. Но не случилось. Чего-то Лагид медлил. Не мог решить, что делать с мальчиком?

Аристомен на вопросы отвечал, что дело не в этом, тут всё давно решено — мальчика нужно доставить сюда так, чтобы ни один волос с головы не упал. Он будет царём, Птолемей станет при нём эпитропом-регентом и к тому же выдаст за Геракла Эйрену. Породнится с Аргеадами. Все будут довольны, ну, может кроме Циклопа, Полиперхонта, Кассандра и Лисимаха. Нечего Антенору беспокоиться. А медлит по другой причине. Война началась, момент не очень благоприятный. В Каппадокии и Карии какая-то нездоровая движуха пошла — племянник Циклопа начал напирать на Асандра, сатрапа Карии, с которым Лагид заключил союз.

— Вот, судят и рядят, как следует помощь оказать, — рассказывал Аристомен, — Селевк с флотом вышел в море, а Птолемей второй флот снаряжает. Вроде как его Менелай поведёт.

— Собираются Циклопа от Тира отогнать? — спросил Антенор.

— Мне не доложили, — ответил Аристомен.

Антенор мучился от бездействия. Его выпускали из дворца только вместе с Аристоменом. Тот вёл себя, как радушный гостеприимец, показывал Александрию, подробно рассказывал о том, что Лагид уже построил, а что только собирался. Холостяцкая берлога Аристомена в целом была довольно комфортна. Но всё же она оставалась тюрьмой, как не назови.

Он понимал, почему так. Как бы ни был подробен его рассказ о том, где найти мальчика, просто так его не выпустят и в Карию он, конечно, поедет. Скорее всего с Аристоменом, не зря же его к нему будто невидимыми путами привязали.

Аристомен был словоохотлив, любил вспомнить минувшие деньки, но общих тем они не очень-то находили. Один остался в Египте и не участвовал в дальнейшем походе, а другой присоединился к войску уже после Гавгамел.

Скрашивало дни лишь общение с Вадрасаном. Кшатрия тоже разместили во дворце, выделив комнату попроще. Он постепенно приходил в себя, отъедался и стал вместе с Антенором захаживать в царский гимнасий, где быстро продемонстрировал местным панкратиастам, что является отменным бойцом. Дрался он очень необычно, а мудрёные движения свои называл «варма-калаи». Антенор вызвался учиться и для него начались дни великого валяния в песке, а тело покрылось синяками. В остальном же он залез в свою раковину, закрылся от всего мира наедине со своими мыслями и метаниями

Так прошло около месяца, наступило лето и в один прекрасный день Аристомен объявил, что они отправляются на днях.

— В каком составе? — спросил Антенор.

— Ты, я, друга своего можешь взять. Старшим будет Калликрат. а над ним Менелай.

— Он тоже поедет? — удивился Антенор.

— Ну да, — усмехнулся Аристомен, — и он, и ещё наварх Поликтет, и афинянин Мирмидон. И с ними десять тысяч наёмников.

У Антенора глаза на лоб полезли.

— Лагид решил под шумок прибрать к рукам всю Карию? В качестве приданого? Чтобы не мелочиться?

— Не к рукам прибрать, а помочь союзнику. Мы едем со всем войском, а на месте займёмся своим делом. Остальные — своим. Согласись, когда с тобой десять тысяч воинов, путешествовать не так опасно, как небольшим отрядом на одном кораблике? Тем более, как ты знаешь, Циклоп строит свой флот. И не только строит, но и сам союзников собирает. Селевк, кстати, должен их вскорости от Тира отогнать. Но у берегов Финикии и Киликии всё равно опасно.

— На днях, значит… — пробормотал Антенор.

Ну что ж. Момент истины всё ближе.

Менкаура уже не в первый раз находил её здесь, на стрельбище возле гимнасия. Вот и сейчас она стояла здесь, одетая, как эллинка, в короткую эксомиду, разве что без многочисленных складок. На поясе наборный поясок из серебряных пластинок, на левом предплечье защитный щиток, в руке лук.

Мишенью служило медное кольцо, шириной в ладонь, подвешенное на верёвке. Оно ещё и вращалось, но лучнице это, казалось, совсем не мешало. Стрелы одна за другой вонзались в забор, дырявя пятно размером с кулак. Лишь одна из пяти, звонко встретившись с кольцом, отлетала в сторону.

— Яд и стрела всегда лучше походов и сражений, — негромко сказал Менкаура.

Месхенет и ухом не повела, в очередной раз отпустила тетиву. Кольцо звякнуло. Женщина повернулась к Хранителю.

— Похоже, в Сидоне ты совсем редко упражнялась, — недовольно заметил Менкаура.

Месхенет не ответила. Опустила