Твой враг во тьме - Елена Арсеньева

Разумихин кивнул.

– Но я говорил с медсестрой, – пробормотал Дмитрий. – Я просил узнать у того врача, к которому вызывали Лёлю… она вернулась и сказала про аборт.

– Ну да, – кивнула Алена, – а у тебя сразу стали белые глаза, и ты помчался прочь, не помня себя от злости! Естественно.

Разумихин, который хотел что-то сказать, явно подавился словом. Андрей закашлялся.

– Да нет, серьезно, – сказала Алена, глядя на Дмитрия с тем же обычным, сестринским выражением, к которому он уже привык, однако сейчас что-то изменилось. И вдруг он понял: теперь это была старшая сестра. Старшая! И не больно довольная младшим братишкой. – Ты всерьез считаешь, что в любви всегда один целует, а другой подставляет щеку? И как бы право снисходительно подставлять – или не подставлять! – предоставлено только тебе? Не много же ты узнаешь в жизни радости, если останешься при этом убеждении!

У Дмитрия загорелось лицо. С чего он взял, что Алена к нему хорошо относится? Да она его терпеть, похоже, не может! Пожалуй, зажился он у Разумихиных, пора сваливать…

– Только попробуй обидеться, – безжалостно сказала Алена, глядя на него в упор своими карими глазами, которые вдруг и впрямь зажглись странноватым золотистым блеском. А он-то не верил Разумихину! – Только попробуй сейчас сорваться с места и, собрав манатки, с белыми от ярости глазами… По-моему, лимит твоих обид на женщин уже исчерпан. А как ты думаешь? Ведь если девочка и впрямь лежит сейчас в больнице с диагнозом рак крови, а помощи ни у кого не просит, это о чем говорит?

– Алена, да ты что? – обрел дар речи Разумихин, не менее Дмитрия потрясенный внезапным преображением «идеальной женщины». – Она ведь и родителям ни словом не обмолвилась, чего ты на Димку так наезжаешь?

– Насколько мне известно, у нее опасно болен отец? – сухо спросила Алена, брякая на стол изрядную миску салата и швыряя всем троим тарелки. – Вот вам и ответ, почему не призналась родителям. Единственному человеку она могла сказать об этом – тебе, Дима. И если не сказала… Короче, хочешь совет? Поезжай с утра пораньше в этот Центр крови и поговори с врачом, который вызывал Лёлю. Фамилию помнишь? Вот и хорошо. И постарайся не встречаться с той дурочкой-медсестричкой.

Однако встретиться все же пришлось…

Оглядываясь на траурную фотографию, он тихонько спросил у гардеробщицы, где найти 43-й кабинет, а потом поднялся на лифте на пятый этаж. Переждал очередь из двух мрачных молодых людей, каждый из которых, впрочем, появлялся из кабинета значительно повеселевшим, и когда раздалось: «Следующий!» – вошел, с порога протянув врачу смятую, чудом сохранившуюся в кармане джинсов Лёлину повестку.

В глазах красивенькой докторши, на кармане которой была пришпилена визитка с фотографией и надписью «Смиринская Ирина Игоревна», вспыхнули смешинки:

– Это вы, что ли, Нечаева О. В.? Но в прошлый раз вы выглядели совершенно иначе!

– Вы ее помните? – насторожился Дмитрий.

– Да, а в чем дело?

– Мне нужно знать, зачем ее вызывали на прием.

Она поджала губы.

Ох, как эти бабы любят цену себе набивать – просто сил нет смотреть!

– А вы, собственно, кто? Посторонним никаких справок.

Дмитрий опустил глаза:

– Брат.

– Серьезно? Родной?

– Нет…

– Тогда извините. Мы тут откровенничаем только с самыми близкими людьми. Спросите лучше у самой Нечаевой. Удивляюсь, вообще-то, почему она вам сама не рассказала. Обычно женщины любят рассказывать всем друзьям, родственникам и знакомым о своих волшебных превращениях.

Он вытаращил глаза:

– Не понял… Вы про аборт, что ли? Чего тут волшебного?

Смиринская вздохнула:

– А, ну ясно. Вы не брат. Совсем наоборот, правда?

Он молча кивнул. И тут же раскаялся в своей честности:

– Тогда у вас нет шансов. Поговорите с Нечаевой. Судя по тому, что она избавилась от ребенка… Впрочем, извините, это не мое дело.

Бог ты мой! Неужели и правду говорят, будто все женщины – сестры?! Вроде бы ненавидят, ненавидят друг друга, но стоит кому-то из них ополчиться против злого зверя по кличке Мужчина, как остальные мигом смыкают с ней ряды! Или дело в аборте, который Лёля сделала, обидевшись на Дмитрия? Почему, интересно, все обвиняют в этом только его? Да не существует женщины, которая не испытала бы сего «удовольствия»! И они бы на стенки полезли, заимей мы вдруг законы католической Италии. И в то же время воспринимают это как величайшую трагедию. Женская логика!

– О господи! – вздохнула вдруг Смиринская. – Да вы садитесь, садитесь. Зря так переживаете. Я понимаю: первый ребенок и все такое. Но ваша… жена совершенно правильно поступила, что сделала аборт. У них с плодом был выраженный резус-конфликт. Наверняка роды были бы с патологией, если бы она вообще доносила до срока. У нее же резус-фактор отрицательный, вы знали об этом?

Дмитрий покачал головой.

– Ну, разумеется! – развела руками Смиринская. – Никто же о таких мелочах не думает, вы все уверены, что физиологическая совместимость – это на уровне чувств и удовольствия. А это на уровне крови, между прочим. Кстати, можете успокоиться. У вашей… жены (опять эта едва уловимая заминка! Ну, ехидная же тетка!) нет никакой лейкемии. Она тоже примчалась – вот с такими глазами, но я с большим удовольствием ее успокоила, сообщив, что она с ее показателями идеальный донор. Однако эта болезнь Боткина в детстве… И про болезнь Боткина вы наверняка не знали, да?

– А вот представьте себе, знал! – с нелепой гордостью изрек Дмитрий. – Она мне рассказывала. А донор – это в каком смысле? У нее что, антитела нашли в крови?

Тоненькие брови взлетели на высокий красивый лоб, и несколько мгновений Смиринская смотрела на него, натурально вытаращив глаза.

– Шах королю, – сказала наконец. – И мат. Откуда такая эрудиция? Может, ко мне коллегу занесло под маской, как теперь принято говорить, лоха?

– Нет, – невольно улыбнулся Дмитрий. – Мои медицинские познания исчерпываются умением оказывать первую помощь пострадавшему, да и то… – Он вспомнил Гошу и невольно поморщился. – Просто эти антитела нашли в свое время у моей невестки. Она ужасно гордилась, помнится. Я тогда еще молод был и глуп до крайности, слушал все эти разговоры вполуха, а сейчас вспомнил.

– Что вы говорите? – заинтересовалась докторша. – И их появление тоже было обусловлено беременностью? Это у вас семейное, значит? А вы не помните, после родов процесс образования антител продолжался? А если нет, вызвала ли их к жизни вторая беременность?

– Я не в курсе, извините, – рассеянно ответил Дмитрий. – И вообще, брат погиб, у него остался только один сын…

Слава богу, значит, Лёля хотя бы здорова. Где бы она ни была, она здорова – если только жива!

Физически ощутил, как гнет к земле это «если».

– Извините, я пойду, спасибо вам…

За спиной открылась дверь:

– Ирина Игоревна, вы идете? Там уже начинают.

– Да, Мила, я сейчас, – отозвалась Смиринская, и дверь закрылась. – Мне тоже пора. У нас тут печальное событие – похороны. Умерла сотрудница, совсем молодая еще…

– Да, я видел фото внизу, – сказал Дмитрий, поднимаясь. – Удивительно – я встречал эту девушку четыре дня назад, она совершенно не производила впечатление больной.

– Она и не болела. – Смиринская глянула на него с новым, странным выражением. – Ее… убили. Как раз четыре дня назад. А вы, если не секрет, ее в какое время видели?

– Вот примерно в это же самое. Утром. Я, если честно, уже второй раз прихожу – насчет Лёлиных анализов. Тогда встретил в вестибюле эту Надю Егорову, поговорил с ней – она и пообещала разузнать, что и как. Однако про донорство ни слова не сказала. Только про аборт. Я от нее, собственно, об этом и узнал.

– Странно, – задумчиво проговорила Смиринская, вновь опускаясь на стул. – Это странно. В самом деле, припоминаю – Надюшка заглянула сюда, и разговор действительно зашел о Нечаевой. Я еще тогда удивилась, что пропали некоторые карты, в том числе вашей жены. – На сей раз пауза почему-то отсутствовала. – И она как-то так повернула беседу… вроде как проверяя мою профессиональную память… что я сама ей все рассказала. Нет, про антитела вроде бы речи не шло, – бормотала Смиринская задумчиво, – про страхи Нечаевой насчет возможной болезни, про аборт – да, но про антитела я не говорила. Ну, понятно, она вас просто расстраивать не захотела, вот и промолчала про лейкемию.

– Пожалуй, да, – кивнул Дмитрий, вспоминая, что в конце разговора та хорошенькая девушка смотрела на него совсем иначе, чем в начале, вроде бы и впрямь сочувственно.

– В принципе Надюшка была совсем неплохая девочка, царство ей небесное. – Смиринская изящно и как-то очень естественно перекрестилась. – Немножечко растяпа, как они все, молодые, но в допустимых пределах. Я даже просила, чтобы мне ее дали в помощь на приемы. Представляете, моя бывшая помощница умудрилась куда-то заховать с десяток карт потенциальных доноров. В том числе – Нечаевой О. В. Но теперь с нее уже ничего не спросишь: ее семья эмигрировала в Израиль. Что характерно, такое у меня в прошлом году уже происходило. Ну, тогда хоть сразу выяснилось, что виновата медсестра. Была у нас такая Юля Королева. – Смиринская усмехнулась. – Ну история же с ней вышла – вы не поверите!