Мировой кризис - Андрей Мартьянов

– Ого, – только и сказал Барков. – Наслышан. Это и впрямь серьезно.

– Вы, господа, присаживайтесь, – продолжил господин подполковник. – В ногах правды нет, а мы здесь останемся до рассвета, столько всего надо успеть… Юлий Станиславович, милейший, что же вы встали столбом?

– Кто вы такие? – чеканя каждое слово, вопросил седой барон. – И что означает этот отвратительный фарс? Наглое похищение? Вы хоть понимаете…

– Отлично понимаем-с, – перебил Свечин. Прикрикнул: – Успокойтесь и сядьте! Здесь вам не Синод, тем более что этот змеюшник именным повелением государя-императора Николая Николаевича с завтрашнего дня распускается и назначается Поместный собор, который изберет Патриарха! Прекрасная новость, не правда ли? Николай Николаевич, в отличие от предшественника, все-таки решился на этот шаг…

– Кто вы такие? – яростно повторил фон Гарденберг.

– Вас должна интересовать только моя персона. Все прочие – лишь свидетели. Могу сообщить, что я вас арестовываю по обвинению в государственной измене, заговоре, участии в незаконных обществах и враждебной Российской империи деятельности… Учтите, нынешний разговор неофициальный и у вас есть возможность покаяться. Ибо в казенном доме беседовать будут совсем иначе. Об этом деле государю докладывают трижды в день и его величество не склонен к милостям… Сядьте, я сказал!!

Подполковник представился по всей форме – сообщил из какого он ведомства и какими полномочиями обладает: оказалось, наиширочайшими, бумаги Свечина подписаны министрами внутренних дел и двора, в его распоряжение по необходимости поступают все гражданские, полицейские и военные чины губернии, обязанные исполнять приказы беспрекословно и не требуя подтверждений из столицы. Ослушание расценивается как измена.

Беня Крик едва слышно кашлянул.

– …Кстати, да, господин Король, – повернулся к Бене подполковник. – Спасибо, что напомнили. Вы ведь знакомы с народной мудростью – меньше знаешь, крепче спишь?

– Понял, – немедля отозвался Беня и шагнул к выходу. – Вы совершенно правы, ваше высокоблагородие. Если что понадобится, стукните кулаком в дверь, Косолапый рядом. Не беспокойтесь, подслушивать он не станет – и разумом скуден, и рожей не вышел. Я буду наверху.

– Очень сообразительный и деликатный молодой человек, – сказал подполковник, когда тяжелая дверь за мосье Криком затворилась. – Далеко пойдет. Но вернемся к нашим экзерцициям. Юлий Станиславович, вы меня слушаете? Прелестно… На данном этапе задавать вопросы не вижу смысла, лучше послушайте краткое обвинительное заключение, составленное мною на досуге. Особым талантом не обладаю, чай не Цицерон, но альтернативы никакой – придется терпеть мое косноязычие. Итак…

Слово «краткое» применительно к пламенной речи господина Свечина звучало насмешкой: говорил он два часа подряд без перерыва. Концессионеры слушали не отвлекаясь – для удобства Джералда подполковник выбрал французский, который понимали все присутствующие, включая обвиняемого. Барон фон Гарденберг высокомерно молчал, отвернувшись.

Начал Свечин издалека – с происхождения господина тайного советника и статс-секретаря. Обрусевший немец, внучатый племянник самого Карла Августа фон Гарденберга, канцлера королевства Пруссия во времена наполеоновских войн и участника знаменитого Венского конгресса, батюшка Юлия Станиславовича подвизался при австрийском дворе, позже переехал в Россию, где принял православие.

Карьеру наследник сделал блестящую, начинал службу с департамента министерства юстиции, был переведен в распоряжение уголовно-кассационного департамента Сената в качестве кандидата на судебную должность, затем Синод, Государственный совет… Одарен монархом многочисленными имениями на Херсонщине и в Тавриде, человек баснословно богатый и обладающий немалым влиянием, обласкан Николаем II за всемерную поддержку точки зрения императора в вопросе возвращения патриаршества, был близким другом государыни – Аликс его высокопревосходительству благоволила.

Недавние события в Петербурге пропустил, ранней весной уехал поправить здоровье на юг, но в проскрипционные списки Николая III Николаевича не попал, хотя новый император с уверенной методичностью очищал высший состав чиновничества от реликтов двух предыдущих царствований, расставаясь с креатурами нелюбимого племянника без всякого сожаления. Неизвестно, как отреагировал убитый горем Ники на известие о возвращении в состав Кабинета министров пожилого графа Сергея Витте (пусть и занявшего не самую важную должность министра путей сообщения), но это определенно была оплеуха от дядюшки…

– …О том, что дела в империи обстоят далеко не лучшим образом, знали все и уже много лет, – заложив руки за спину, Свечин расхаживал по подземному укрывищу из угла в угол. – Смута девятьсот пятого года стала апофеозом, порядок удалось восстановить чудом. Положение в промышленности тяжелое, ропот в армии, финансы расстроены, эффективность работы государственной машины до крайности низка. И это тогда как государь Александр Александрович оставил в наследство Николаю стабильную, умиротворенную и вполне процветающую державу. Вы скажете, что Николай Александрович был дурным и слабым царем? Возможно… Но за двадцать лет разрушить всё не был способен даже он…

Подполковник перевел дух, подошел к столу, глотнул вина и развернулся на каблуке, уставившись на барона фон Гарденберга.

– Подозрения в том, что причина общественного нездоровья кроется в самом аппарате управления, высказывались неоднократно: громоздок, неповоротлив, архаичен. Но ведь в Германии или Британии бюрократов не меньше, и тем не менее сии державы революционная зараза и недовольство властью не поразили в такой степени! Значит, есть еще что-то – нечто загадочное, незамечаемое и скрытое, тайный недуг, причина которого неясна. Песок, подсыпанный в шестеренки механизма!..

– Теория заговора? – подсказал Джералд, догадавшись, к чему клонит Свечин. – Помните, я вам рассказывал о выкладках аббата Теодора Клаузена?

Сохранявший каменное выражение лица барон вдруг остро и внимательно посмотрел на лорда Вулси, будто услышал знакомое имя.

– Помню, ваша светлость. Еще бы не помнить! Вы произнесли слово «заговор». Может быть, оно и верно, но не отражает всей глубины постепенно раскрывающейся перед нами картины. Декабрьский мятеж 1825 года в Петербурге или лондонский «Пороховой заговор» по сравнению с тем, что происходит теперь не только в России, но и многих странах Европы – сущая чепуха, недостойные упоминания в исторических хрониках эпизоды! И знаете почему? Потому, что мы имеем дело с людьми, объединенными idee fixe, манией, граничащей с умопомешательством! Более того, этими людьми, заигравшимися с так называемыми «древними тайнами», мистикой и завлекательной эстетикой «секретных обществ», манипулируют извне – силы здравые, донельзя циничные и преследующие четкую цель: передел существующего мироустройства в свою пользу!