Млечный путь - Меретуков Вионор

— Не дурите меня. Это Гонкур.

— Что — Гонкур?..

— Это Гонкур увидел у торговца славу и 150 лет назад написал об этом.

— Вот видите, — подхватил Геворкян, — уже тогда знали, что слава приходит после смерти.

— Кстати, почему в вашем доме нет охраны? Нельзя же считать солидной охраной пьяницу, который все время спит в коморке на первом этаже? — спросил я. — Вы же слуга народа, пусть и бывший.

— Нам нечего опасаться: мы не оппозиционеры, не диссиденты и не террористы. Здесь не живут Немцовы, Чубайсы и прочие радетели демократии. Здесь живут ушедшие на покой адепты власти и несколько верноподданных Цинкельштейнов.

— Но как раз Цинкеля-то и пытались здесь убить. Он же чудом уцелел!

— Вот именно — чудом. История с ним — это чудо из чудес и случайность от начала до конца. Я в этом уверен на все сто. Случайно к нему забрались в дом, случайно пытались убить, а потом случилось чудо, и он воскрес. Поймите, если какой-то очень серьезный оппонент вознамерится вывести нас в расход, никакая охрана и никакое чудо не спасут.

Забавные людишки, эти мои новые знакомые. Жалко будет их убивать. Кстати, сейфа, в котором, по словам Корытникова, Генрих Наркисович хранит алмазные и сапфировые сокровища, я у него в доме не обнаружил. Хотя побывал во всех комнатах, включая спальню и кабинет. Я настолько обнаглел, что прямо спросил его, где он прячет свои брильянты.

Геворкян, повернув голову, долго исподлобья разглядывал меня.

— Вы что, забыли? Я же при вас говорил Цинкелю, что с некоторых пор ничего ценного дома не держу, — это во-первых. Во-вторых, слухи о моих сокровищах не более чем слухи, я не богаче церковной крысы, об этом и мои налоги говорят. А вы опасней, чем я полагал, — задумчиво добавил он.

* * *

От Корытникова — ни слуху ни духу. Пока он молчит, я действую.

Картина ушла за миллион долларов. По словам Геворкяна, ему удалось продать ее Сашке Цюрупе. За колье я получил еще миллион.

— У вас, ненароком, нет ожерелья Марии-Антуанетты? — поинтересовался Генрих Наркисович.

— Надо покопаться в бабкином сундуке, — ответил я, — глядишь, и найдется.

Все вроде бы складывается удачно. Одно плохо — слишком много свидетелей.

Меня не интересовало, что Сашка будет делать с «Бонифацием». Это его забота. Могу предположить, что он запродаст Сурбарана некоему тайному собирателю европейской живописи, который поместит его в своем уютном подземелье рядом с полотнами Веласкеса, Мурильо и Рембрандта. Истории известны подобные криминальные сюжеты.

То, что Сашка не будет выставлять полотно на всеобщее обозрение, было ясно. Впрочем, меня это не касалось. Я получил деньги, остальное не имело значения.

Глава 26

Мой сон был прерван звонком Корытникова.

— Кажется, я снова поверил в бога! — орал он, захлебываясь от волнения.

— В такую рань? — Я посмотрел на часы. Шесть утра.

— Не болтай глупостей! Срочно приезжай! Я нашел покупателя!

…Таксист скользнул по мне сонными глазами и широкой ладонью провел по бритой голове. Экий детина, подумал я. И еще я с изумлением заметил, что у него вместо рулевого колеса — чугунная сковорода без ручки.

— А рулить ею можно?

Таксист не ответил. Мне не понравился ни он сам, ни его сковорода.

Тем не менее я сел на заднее сиденье и назвал адрес. Я хотел замкнуть дверцу изнутри на кнопку, но мне это не удалось.

В одном из безлюдных переулков машина резко замедлила ход, а потом и вовсе остановилась. На всякий случай я нащупал в кармане спицу.

Дверца как бы сама собой распахнулась, и в машину впрыгнул незнакомец крепкого телосложения.

Он приставил мне к голове пистолет.

— Выворачивай карманы, паскуда! — потребовал незнакомец. Я молчал. Он левой рукой несильно ударил меня по лицу, то есть отвесил оплеуху. Было обидно, в последний раз так со мной обращалась одна рассерженная женщина. Я и сейчас от женщины стерпел бы, но получить пощечину от мужчины… Раньше за это вызывали на дуэль.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Но в тесном пространстве салона машины было не до дуэлей: пора было подключать свои секретные таланты. Оказалось, что страх и обида прекрасные раздражители. И очень скоро бездыханный незнакомец, пронзенный спицей, вывалился из машины. С водителем возникли некоторые проблемы, он успел сковородой нанести мне удар по голове, но скоро и он, пронзенный той же спицей, последовал за своим приятелем.

Я вылез из машины и, держась за голову, кое-как доковылял до какой-то оживленной магистрали, поймал бомбилу и поехал домой.

В полицию я обращаться не стал. Рассказывать, что на меня кто-то напал, приставлял к голове пистолет… Это могло породить лавину лишних вопросов. Попался бы какой-нибудь дотошный юный лейтенант и начал бы тянуть за ниточку. Тянул бы, тянул да и вытянул бы мои подвиги со спицами, переодеванием и чаем, укокошившим Пищика.

Дома я, прежде чем позвонить Корытникову, решил спокойно осмыслить то, чему был свидетелем и участником. Итак, я убил шофера и его напарника. Такси на самом деле было никакое не такси. Полиция, прибыв на место происшествия, найдет два трупа, расследование закончится констатацией, что жертвы убиты острым колющим предметом. И все. Могут, конечно, докопаться до тех, кто их подослал, а там, если их расколют, и до меня. Но что-то подсказывало мне, что, скорее всего, до них не доберутся. Все в современном мире так запутано, что разобраться во всем этом не смогли бы ни Шерлок Холмс, ни Эркюль Пуаро, ни Коломбо, даже если бы они, объединившись, составили криминалистический триумвират.

Я позвонил Корытникову. Он примчался через полчаса.

— Прибавляешь ты мне работы, — ворчал он, перевязывая мне рану. Таксист содрал-таки мне кожу у виска. — Сколько их было?

— Трое.

— Трое?

— Да, трое. Считая сковородку.

Мне надоело носить ключ на груди, я сказал об этом Корытникову. Он отрицательно помотал головой.

— Пусть ключ будет при тебе.

— Павел Петрович, — сказал я, — скажи, кто эти люди? Кто громит мою квартиру, кто покушается на мою жизнь?.. Неужели у тебя нет возможности защитить меня?

Корытников сопел и нервически дергал ногой.

— Знал бы ты, какие силы действуют против нас и сколько раз я уже отводил от тебя беду, — после долгого раздумья сказал он.

Я подозрительно посмотрел на него.

— Павел Петрович, в каком ты звании?

Он особенно сильно дернул ногой и искусственно зевнул.

— Будь начеку и находись в режиме постоянной боеготовности. Ремонтируй голову. И будь готов в любой момент отправиться в страну варягов и викингов. На этот раз без меня.

— Почему без тебя?

— У меня полно дел на родине… Пока ты сражался со своим таксистом, все полетело верх тормашками: грохнули очередного покупателя. Такая вот незадача. Поразительно, как стремительно в наше время меняется обстановка на поле боя! А какой был хороший клиент, не клиент — малина! Я просто вне себя от ярости. Где теперь найдешь такого покупателя?

— Ты не перестал верить в бога?

— Бог опять вышел у меня из доверия. Но я все-таки дам ему еще пару шансов.

Глава 27

Перескочив через короткую невразумительную осень, прикатила зима. Корытников не подавал признаков жизни. Но мне было велено ждать, и я ждал. Ненавижу состояние неопределенности и ожидания: есть в этом что-то от очереди к дантисту. В любой момент я мог быть оторван от привычного безделья и отправлен куда-то за тридевять земель. Но когда еще наступит этот момент… Меня это угнетало. Женщины и выпивка помогали слабо.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

В Москве и ее окрестностях уже давно нет таких лютых морозов, какие бывали, если верить старожилам и метеорологам, еще лет сорок — пятьдесят назад. Нынешний год не исключение: в столице прочно закрепилась промозглая погода, более подходящая Северной Пальмире. Слякоть, ледяной дождь вместо снега, пасмурное небо по целым неделям, на все это смотришь как на кем-то запланированную напасть, как на божье наказание, которое ни изменить, ни подправить. Хотя нет, способ есть, он известен с давних времен, когда богатые и не очень богатые русские на зиму подавались в теплую Европу — в благословенную Италию или на юг не менее благословенной Франции.