Сахаров В. Северная война. - Неизвестно

Глава 22.

Радогощ. Зима 6655 С.М.З.Х.

Морозное утро. Над головой светит солнце и на просторной лесной поляне разбит лагерь моей дружины, которая постоянно уменьшается в числе. Фыркают кони. Слышно, как разговаривают воины, и под их ногами хрустит снег. Настроение хорошее, по крайней мере, пока, и я сижу подле костра, на котором закипает котелок с водой, да посматриваю на расположившегося напротив крепкого сильного воина в простом тулупе, поверх добротного суконного кафтана. Это потомок славного вождя Гневомира князь Рагдай Поморянский, который с двумя сотнями своих самых лучших дружинников прибыл в мой лагерь минувшей ночью, и я понимаю, что в лесах под Радогощем он появился не просто так. Осажденный франками и германцами город может в самом скором времени пасть, и пришло время снять эту проблему. Вариантов решения несколько, но прежде чем высказывать свое мнение я хочу выслушать Рагдая, который не просто князь, а витязь одного из славянских богов. В общем, такой же, как и я, с тем только отличием, что мой небесный покровитель Яровит, а его Триглав. Минута проходит за минутой. Мы с Рагдаем молчим и смотрим на огонь. Это своего рода медитация, которая помогает привести мысли в порядок и прислушаться к человеку напротив. Но вот, наконец, князь поморян заговорил и спросил: – Вадим, сколько воинов у тебя осталось? – Пять сотен и еще семнадцать. – Огненные смеси и бомбы, которые в Рароге делают, еще есть? – На один серьезный бой хватит. Князь помедлил, мотнул головой и продолжил: – Короля франков Людовика подталкивает в спину папский легат Гвидо Флорентийский и вскоре он пошлет своих воинов на седьмой штурм Радогоща, который лютичи не отобьют. – Это точно, – согласился я. – Поэтому завтра в ночь защитники города пойдут на прорыв, и нам с тобой придется ударить им навстречу, а потом прикрыть отступление лютичей, ибо слишком много у них раненых и ослабевших. – Надо, значит, сделаем. Но нам помощь понадобится. Придется воеводу Огарыша звать и всех мелких вождей, которые в ближайших лесах закрепились. – Позовем. У тебя задумки есть, как на крестоносцев налететь? – Имеются. Только сначала надо знать через какие ворота лютичи пойдут на прорыв, кто у них командир и сколько воинов сможет принять участие в битве. – Защитниками города сейчас командует Вукомир, сын князя Прибыслава. Воинов в строю пятнадцать сотен и еще столько же раненых в обозе. Ударный кулак будет в тысячу мечей, не больше. Ну, а на прорыв они пойдут через восточные ворота, которые примыкают к реке Пене. Далее лютичи спустятся на лед и большим санным караваном двинутся на север до самого Дымино. – Тогда все просто. С восточной стороны у крестоносцев сил немного, пять тысяч германцев и лужичане с древанами и моричанами. Так что вечером подкрадемся к вражеской стоянке, снимем караульных, дождемся сигнала из города и атакуем противника с реки. Затем пробьем проход, пропустим лютичей и отойдем. Сигнал ведь будет? – Да. Город загорится. – Жаль Радогощ, но не оставлять же его крестоносцам. – Ага! Рагдай нахмурился и тяжко вздохнул, а я поинтересовался: – Ладно. Это дело сделаем и прорвемся, а дальше-то что? – Все вместе, не оставляя за собой никаких серьезных заслонов, двинемся к Волегощу. Армия Конрада Третьего вместе с которым Бернард из Клерво, приближается к этому городу все ближе. Допустить падения Волегоща нельзя, там много мирных людей, которых не успели вывезти, и это важный портовый город, а значит, нам придется дать крестоносцам серьезный бой, который решит исход всей войны. Поэтому было решено стягивать к морю все наши силы, какие только возможно. – Выходит, большая битва все же произойдет? – Да. – А если еще немного подождать? – Не получается, Вадим. Католики, будто безумные. Они прут вперед и все крепости на своем пути щелкают, словно орехи. Дубин разрушен. Зверин пал. За ним Луга. Потом еще два серьезных острога с северной стороны Звериного озера, а недавно ими был взят Росток. При этом потери у католиков огромные, но враги не останавливаются. Бернард из Клерво своими речами замутил вражеским военачальникам разум, а простые воины, словно бараны, идут на смерть и ничего не страшатся, ни мороза, ни подступающего голода, ни нападения из лесов, ни смерти товарищей. Это одержимые. – Так может быть послать за головой Бернарда витязей? – Уже послали, но они не могут к нему подступиться. Два раза витязи в лагерь проникали, и каждый раз были вынуждены отступить, потому что враги смогли их обнаружить. Цистерианцы чуют опасность, а Бернарда охраняют лучше, чем короля. – Понятно. Ну, а так, что в наших краях происходит? – Все плохо. Крестоносцы строят на захваченных землях форты и укрепления, и держат там сильные гарнизоны, которые охраняют дороги и ведут постоянную разведку окрестностей. Земли бодричей уже под ними полностью и половина владений лютичей тоже. Беженцы, которые осели в моем княжестве и на Руяне, начинают голодать, а продовольствия мало. Большинство наемников вернулось домой, слишком большие у нас потери. Хунди Фремсинет никак не может одолеть Юхана Сверкерссона. Наши потери огромны и воинов осталось мало. – И по этой причине было решено все поставить на одно сражение? – Да. Если выстоим под Волегощем, где сейчас строятся полевые укрепления, то появится надежда, что все остальные наши противники на время отступят, и мы получим передышку. Ну, а коли, потерпим поражение, то можно будет сказать, что мы уже проиграли. Останется только отступать, бить врага исподтишка, обливаться кровью и ждать следующего лета, которое станет для Венедии последним. – Но есть же и хорошие моменты, – подбодрил я Рагдая. – Какие? – князь горько усмехнулся. – Во-первых, датчане так и не напали. Во-вторых, пять тысяч воинов из армии франков, сопровождая королеву Алиенору, вернулись на родину. В-третьих, мы дожили до наступления зимы, хотя крестоносцы грозились уже в конце осени уничтожить нас всех до единого и Померанию захватить. В-четвертых, Европа сильно обескровлена и германцы подумывают над тем, что надо отступить, ибо на них могут навалиться угры, которые все больше склоняются к византийскому патриарху. В-пятых, поляки грызутся между собой и не пытаются нарушить границу. В-шестых, нам удалось сохранить почти всех мирных людей, стариков, женщин и детей, которые через несколько лет, если мы выстоим, станут воинами. Вот такие хорошие моменты, так что нечего раскисать. – Да я не раскисаю, Вадим, ибо витязь всегда идет до конца. Но все же нам нелегко и я устал. – А никто и не говорил, что мы перебьем врагов без потерь. Так не бывает, княже, и ты это знаешь не хуже меня. Рагдай поднял голову, хмыкнул и сказал: – Ну, у тебя-то еще и ничего. Воинов сохранил, и твои люди готовы драться дальше. – Нет, ты не прав, – я покачал головой. – Прислушайся к ним получше и убедишься, что их бодрость напускная. Да и с потерями не все так хорошо, как могло бы быть. За весну, лето и осень я потерял больше тысячи воинов. Кто в Верхней Саксонии полег, кто на берегах Лабы, кто во время прорыва через леса лютичей, а иные уже здесь, в чащобах между Дымино и Радогощем. Опять же наемники с Руси себя беречь стараются. Они-то думали, что здесь война будет легкая, а как осознали, в какой кипящий котел попали, так и задумались, а зачем им серебро, если на родину один из десятка вернется. Пока я их еще держу в узде, но терпелка у людей не железная, того и гляди, сорвутся, да и оставят меня с варягами и пруссами против всей вражьей силы. Ну, а когда наниматель помрет, то они никому уже не обязаны. Понятно, что храм Святовида вновь их под свою руку возьмет, но недавно я узнал, что дружинники Берладника и степняки среди пленных лужичан выискивали проводников, которые могли бы их до границы с ляхами вывести. Вот так вот, княже. – Да-а-а... – протянул Рагдай и поднялся. – Ладно, сколь не сиди, а дело делать надо. Пошлю гонцов к Огарышу и местным вождям. Я ничего не ответил, а остался сидеть на месте, закинул в кипящую воду сухие травы и снял котелок с огня. Разноцветные листья с добавкой меда и сушеными ягодами стали медленно опускаться на дно, и я, ожидая пока взвар можно будет выпить, задумался. Мысли текли плавно и спокойно, а размышлял я, естественно, о нашем будущем. Неосознанно, левая ладонь опустилась на рукоять клинка, и в своей голове я услышал змеиное пришепетывание. ‘Вадим-с, ты должен-с, встретиться в бою с тем-с темным-с, которого называешь Бернардом Клервоским’. Зачарованный клинок, который был со мной с самого начала появления в двенадцатом веке, редко общался со мной. За минувшие полгода подобное случалось всего несколько раз, и каждый раз Змиулан был краток, изрекал пару-тройку слов и замолкал. Поэтому мне было интересно с ним перекинуться хотя бы несколькими фразами, и я мысленно спросил его: ‘А зачем мне это?’ ‘Князья-с правильно-с думают-сс, что если убить-с Бернарда и разгромить-с войско германцев-с, то крестоносцы отступят-с’. ‘Ну, а тебе-то с этого что?’ ‘Свобода. Я получу-сс свободу-с, смогу-с покинуть тесную темницу-с в виде клинка-с и вернуться в свое дупло. Так-сс’. ‘А кто ты вообще такой?’ ‘Змиулан. По-вашему демон-с. Меня сын, Вук Огнезмий победил-с и вашим предкам-с передал-с, а уж они-то меня в сталь и заточили. Сначала сил не было-с, все в мире-с Творения-с оставил-с, но с тобой быстро восстановился, вот и разговариваю-с’. ‘И ты думаешь, что, убив одного темного слугу, пусть даже очень сильного, получишь прощение?’ Тишина. Ответа не было. Видимо, демон в клинке не хотел разговаривать или, может быть, устал. Ну, ладно, дело его. Главное, что одна тайна немного приоткрылась и этого мне пока достаточно. Теперь бы до битвы дожить, к Бернарду, вокруг которого сотни превосходных вояк, пробиться, да вонзить ему в грудь клинок. А что дальше будет, посмотрим. Пока впереди очередное дело, налет на вражеский лагерь и прикрытие лютичей. Это главное... В тот день больше ничего экстраординарного не произошло. Я выпил взвар, а затем собрал сотников, перед которыми поставил боевую задачу. Затем оставил подле огня черных клобуков и Берладника, и доступно объяснил им, что сбежать, если у кого-то появится такое намерение, не получится. Они, конечно же, в один голос заверили меня, что ни о чем таком не думали, и наш договор будут выполнять до конца, а князь Иван Ростиславич даже возмутился и изобразил обиду. Однако мои слова они услышали, и я этим удовлетворился. День пролетел в суете, и к вечеру подготовка к предстоящему прорыву лютичей была окончена. Разведка определила подходы к Радогощу, а я прикинул удобные места, где на реке Пене можно относительно легко остановить вражескую погоню. Потом уже ночью прибыл воевода Огарыш, с которым пришло двести пятьдесят воинов, а ближе к полуночи подтянулось несколько небольших самостоятельных партизанских отрядов из местных жителей. Тогда же прошел военный совет, далее был отдых, а с утра, не торопясь, мы начали выдвижение к столице лютичей. Двигались не очень долго, ибо вражеские дозоры не дремали и постоянно вели наблюдение за подходами к осажденному городу. Поэтому пришлось остановиться в лесу, и вперед выдвинулся сводный отряд разведчиков из лучших местных партизан, моих лесовиков, дружинников Рагдая и нескольких воинов Огарыша. Остальные могли отдохнуть и в первых сумерках мы спустились на лед реки Пены. В голове колонны шли лыжники лютичей, за ними следовала конница, а в самом конце топала пехота. Часам к десяти ночи мы остановились в паре километров от города и, поднявшись на берег, можно было разглядеть многочисленные костры вражеского лагеря. Время тянулось медленно, а заполночь, как на заказ, с темных небес повалил снег. Воины сразу же заулыбались, наши шансы на успех заметно повысились. Ну, а затем появились разведчики, которые доложили о том, что дальние посты крестоносцев обезврежены, и с этого момента операция вошла в активную фазу. Часть воинов осталась на реке, строить баррикады из заранее прихваченных из леса стволов, а конница стронулась с места. Тихо позвякивала сбруя и поскрипывала кожа седел. Подбитые подковами копыта и подошвы сапог втаптывали в лед свежий снежок и когда мы оказались невдалеке от окраины вражеского лагеря, стоящий на девяти холмах город Радогощ загорелся. Сначала заполыхало одно здание, затем другое, а за ним третье. Холмы, один за другим, покрывались огненными пятнами, которые быстро расползались к стенам, и Рагдай отдал команду: – Вперед! Бей врагов! Конница пошла в атаку, а пехотинцы находились на флангах и оказывали ей стрелковую поддержку. Разделявшие нас и германцев сотни метров были преодолены одним рывком, и началась рубка. Вновь ржали разгоряченные кони и звенели клинки. Горели вражеские шатры и повозки. Падали, окрашивая белый снег кровью, люди. Ничего нового, работа по заранее продуманному плану, налет и соединение с защитниками города. В общем-то, и вспомнить нечего. Однако кое-чем эта ночь все же запомнилась, и некоторые события врезались в мою память. Когда санный обоз княжича Вукомира, с которым я встречался несколько лет назад в Волегоще, а затем пересекался на Руяне, прорвался через стоянку германцев и помогающих им славян, на выручку к воинам Альбрехта Медведя подоспели франки. Сильный отряд рыцарей влетел в бой с левого фланга, и я услышал окрик Рагдая: – Все ко мне! Рядом со мной оказалось человек сорок, в основном дружинники Ивана Берладника, и мы поспешили на зов поморянского князя. Резкий поворот. Я впереди, а следом воины. В бок бьет ветер, который швыряет в меня снежные комки, наверное, вскоре начнется метель, первая этой зимой. Конь выносит меня на небольшой участок чистого поля и разгоняется. Умное и смелое животное несется над землей и меч в моей ладони острием смотрит на врагов, которые схватились с гвардейцами Рагдая. – Бей! Убивай! – вплетается в боевые кличи поморян и франков мой голос, и я вступаю в схватку. Подъем на стременах и слева направо Змиулан сносит голову ближайшему врагу. Затем мой конь бьет мощной грудью в круп рыцарского тяжеловоза. Всадник на крупном брабантском жеребце сильно покачнулся, после чего выронил из руки копье. Этим воспользовался пристроившийся рядом князь Иван, который раскроил голову крестоносца. Это все я подмечаю краем сознания, а сам продолжаю крушить и бить тех, кто мог ударить по тылу обоза с ранеными и больными защитниками Радогоща. Клинок свистит, рассекает ветер и снег, а затем падает на спину очередного противника. Повод слегка влево и новый смертельный взмах меча. Змиулан рубит врагов без всякой пощады и поет свою змеиную песню, а я только направляю его полет, и указываю ему, куда падать. Ха! Подъем на стременах. Выдох и клинок летит в очередного франка. Удар! И еще один незваный гость нашей земли находит под стенами древнего славянского града свою гибель. Горячка боя захлестнула меня, и я сам себе казался живым воплощением смерти. Однако вскоре нашелся рыцарь, с которым я зарубился на равных, и в голове мелькнула мысль, что случай вновь свел меня с кем-то из тамплиеров, больно не простой противник попался. Но все оказалось проще, или сложнее, это как посмотреть. – Дза-нг! Дза-нг! Мы с рыцарем обменялись ударами и разъехались. После этого, было дело, стали вновь сближаться, и в этот момент произошло нечто неожиданное. Франк остановил своего разгоряченного жеребца и окликнул меня голосом барона Роберта де Ге: – Витязь Вадим Сокол, ты ли это? – Да, барон, – ответил я, – ты меня узнал. Конь рыцаря приблизился ко мне вплотную, и барон кивнул на скрытую ночным мраком и метелью реку: – Своих, значит, из города уводите? – Да. – А город сжигаете, чтобы нам по зиме негде было воинов обогреть? – Конечно. – Эх! – рыцарь проскрипел латами и продолжил: – Уходи, Вадим Сокол, и воинов уводи. Я помню, кто мой отряд в лесу под Дымино выручил. Поэтому мои рыцари вслед за вами не помчатся, да и германцев мы немного придержим. – Что же, я это запомню, барон де Ге. Не поворачиваясь спиной к франку, я подал коня назад, и удивился тому, что происходит. Вокруг идет рубка, а два врага достаточно мирно встретились, перекинулись несколькими словами, и европеец не жаждет боя. Хотя, если подумать, в этом нет ничего удивительного. Как я уже отмечал, интереса в захвате Венедии и уничтожении нашего народа у франков короля Людовика Седьмого нет. Да, и претензий к нам с их стороны не имеется. Было такое, что в Ла-Манше мы анжуйцев и нормадцев били, но они подданные английской короны. Опять же германцев прикрывать им не интересно, ибо лет десять назад они славно били французов и грабили их земли, так что если бы не воля одурманенного речами Бернарда Клервоского короля, то сейчас они сидели бы дома и не думали бы ни о каком Крестовом походе. Наверняка, всегда находились бы те, кто мечтает о подвигах, и кому на родине не живется, но это один из десятка рыцарей. Впрочем, это мысли о мировой политике, а пока барон де Ге решил вернуть мне свой долг. Вот и ладно, лично я не против, потому что дорожу жизнями своих людей. Роберт де Ге, который тоже попятился от меня, дал команду одному из оруженосцев и вскоре над лагерем разнесся звук сигнального рога. Франки, сразу видно, что воины превосходные и хорошо обученные, повинуясь сигналу, остановили атаку, а я повернулся к Рагдаю, который был неподалеку, и выкрикнул: – Князь, уходим, а не то нас зажмут! – Отходим! – услышал меня Рагдай и наша конница, топча собиравшихся перекрыть нам дорогу к Пене германцев, вышла из боя. Десятками дружинники поморян и мои воины спускались на реку и двигались вслед за обозом. Погони пока не было, и рядом пристроился вождь поморян, который выдохнул: – С кем это ты на поле боя разговаривал? ‘Надо же, – подумал я, – а князь-то глазастый, и драться успевал, и за обстановкой присматривал. Молодец, витязь!’ – Знакомца встретил, который мне обязан, вот он своих франков и остановил. Князь кивнул и, перегнувшись через седло, слегка хлопнул меня по плечу: – Я рад, что свел с тобой знакомство, Вадим, и теперь понимаю, почему тебя волхвы и наши лучшие вожди хвалят. Коль выживем, то об этом подробней поговорим, а пока надо отступать. – Это точно. На краткий миг я остановил жеребца, обернулся и посмотрел назад. Огненные сполохи, которые объяли Радогощ, пробивались сквозь метель и ночную тьму, а на берегу виднелись многочисленные тени людей и лошадей. Наверняка, это германцы герцога Альбрехта Медведя собирались с силами, чтобы кинуть вслед за нами погоню. Ха! Пусть попробуют. Баррикады на реке уже выстроены. Там мы встретим их арбалетными болтами, а затем отскочим. Далее будет новый завал и очередной заслон, который им сходу не пробить. И так будет продолжаться до тех пор, пока они от нас не отстанут. Ну, а потом должна состояться большая битва, шансы на выживание в которой, очень и очень не велики. Однако смерть меня, почему-то не страшит, и как бы там ни сложилось, но я постараюсь пробиться к верному прислужнику темных аббату Бернарду из Клерво и вонзить ему в грудь зачарованный клинок. Глядишь, это поможет. Крестовый поход окончится неудачей для наших врагов, мы получим пару-тройку относительно спокойных лет, а значит, сможем еще крепче встать на ноги и восполнить наши потери. – Вадим, не отставай! – услышал я голос князя Рагдая. Витязь Триглава был прав, задерживаться не стоило. Я вновь развернул коня и направился вслед за нашими отрядами. Слева от меня шли лыжники лютичей, а справа топали варяги и пруссы. Впереди поморяне, русичи, степняки и бойцы княжича Вукомира. Воины разных племен двигались в общем строю и были спокойны. Ни стонов, ни воплей, ни криков. Не люди, а кремень, и если мы выживем и сбережем наших детей, то европейцы еще поплачут, и мы припомним им все. Наши сожженные города и поселки, разрушенные крепости и убитых товарищей. Но для этого надо выиграть войну, а иначе плохо всем нам будет, и воспоминания о нас сотрутся из памяти не помнящих родства потомков.