Святой Грааль - Юрий Никитин

— А почему славяне, принявшие учение Христа, клянутся каким-то святым Николаем? Он даже не главный!.. Ваши славянские князья, а их было немало в крестовом походе, несли на своих прапорах святого Николая, а не Христа. А славянские воины поговаривали, что когда христианский Бог помрет, то ихний святой Николай займет его трон. Что они имели в виду?

Олег пожал плечами:

— Не знаю. Я волхв старой веры.

— Язычник!

— Старовер, — напомнил Олег. — Родянин!

— Новое всегда побеждает! Остановить невозможно.

— Смена старого новым ведется по указу Рода через каждые шестьсот лет. Через шестьсот лет после рождения самого Рода появился на свет Белбог, еще через шесть веков — Таргитай, дальше — Заратустра, еще через шесть столетий — Гаутама, прозванный Буддой, ежели не слыхал... Через шесть веков после Будды родился Христос... Но и он не последний! Через шесть веков после Христа явился на свет новый пророк.

Томас отшатнулся, сплюнув с отвращением:

— Он для меня не пророк.

— Почему?

— Все сказал уже Иисус. Да добавлять нечего.

— Да? Прочти Коран, тогда спорь. Если все новое — лучшее, то прими веру Магомета, даже не читая Коран. Если новое не обязательно лучшее, тогда не набрасывайся на тех, кто исповедует старую веру. Тем более ты — англ! Я заметил, что саксы и англы чтут предков, традиции. Вы так любите старину, что перебив на новом месте бриттов, вы новую захваченную страну все еще зовете Британией!

— Не всегда, — ответил Томас с неудовольствием. — Иное дурачье пробует называть Саксонией... Правда, из-за этого путают с прежней Саксонией, откуда вышли. Еще называют Англосаксонией...

— Может, проще звать Англией?

— Это будет несправедливо, — возразил Томас, но довольно заулыбался. — На новые земли высадились и саксы, их было не меньше, чем нас.

— Где ты видел справедливость? — удивился Олег. — Скифы исчезли тысячу лет тому, а нас все еще называют скифами! А славянские земли — Великой Скифией!

На следующий день дорога привела на берег широкой реки. Вдали виднелись лодки — рыбацкие и торговые, но народ на широком бревенчатом причале ожидал парома. Тот, огромный и медлительный, уже полз вдоль каната от чужого берега.

Томас застывшими глазами смотрел на ту сторону реки, где далеко-далеко, почти на горизонте, поднимались хорошо освещенные утренним солнцем, желтые стены странной крепости. Олег толкнул низкорослого горбоносого человека, похожего на худую жалобную птицу:

— Чей это замок?

Горбоносый посмотрел странно, опасливо отодвинулся. Его сосед, такой же горбоносый и смуглый, опасливо огляделся, сказал предостерегающе:

— Я вижу, ты франк. Остерегись сказать так в присутствии монахов. Это не замок, а святой монастырь! Обитель воинствующих монахов.

— Обитель? Они живут безвылазно?

— Их долг — ходить по дорогам, проповедовать добро. А так как дороги чаще всего неспокойные, то монахи обучены драться так, что любой сразит десять вооруженных до зубов разбойников! Голыми руками, конечно.

— А если не голыми?

Горбоносый покачал головой:

— С оружием?.. Тогда разве что боги могут устоять! Да и то...

Паром подполз к причалу, медленно ткнулся окованными железом бревнами. Под ногами дрогнуло, двое паромщиков прыгнули на причал и закрепили толстыми веревками, перебросили широкие деревянные сходни. Народ задвигался, потек на паром. Хмурый паромщик, что отдыхал, навалившись на канат, с удивлением оглядел закованного в блестящее железо рыцаря и Олега, которые ввели коней на деревянный настил:

— Франки?.. Вы куда? Монахи чужих не жалуют.

Томас сглотнул слюну, сказал внезапно охрипшим голосом:

— Нам нужно только пройти через эти земли! У нас есть свой овес, своя еда. Мы никого не обидим, никого не заденем. Мы не враги!

Паромщик сплюнул в желтую воду, что с шумом вырывалась из-под днища, повернулся к телегам, что сцепились колесами на сходнях:

— Если вам надоели головы...

Он заорал, помощники бросились с поднятыми шестами, лупили коней и хозяев, но разобрались быстро, телеги растащили и установили. Десятки рук ухватились за канат, помогая паромщикам. Томас и Олег держались со своими конями в сторонке. Томас время от времени щупал чашу в мешке, бросал по сторонам подозрительные взгляды.

Волны шумно плескались о паром, забрасывали мелкие брызги. Лицо Томаса вытянулось, глаза стали затравленными. Олег проследил взглядом — в трех шагах бедно одетый поселянин рассказывал, размахивая руками:

— Я сам видел, как одного пытались остановить на дороге: выставили копья, наконечники блестят острые, а он в ярости разорвал рубаху, попер на них голой грудью! Острые копья уперлись в тело, одно прямо в горло, но даже не поцарапали!.. А он шел, думая о Высоком, и копья согнулись.

— Пять? — спросил один с проблеском интереса. — Я видел однажды, как гнулись три.

— Все пять! — поклялся рассказчик с такой гордостью, словно о его грудь тупились острые, как игла, наконечники копий. — Но воины оказались храбрые, закаленные! Выпустили из рук копья не раньше, чем те согнулись, как коромысла... и выхватили острые мечи! Но что мечи против монаха, владеющего боевым искусством?

Слушатели пожали плечами. Лицо Томаса становилось все несчастнее. — Он уложил всех пятерых быстрее, чем любой из нас хлопнет в ладоши!

Олег заметил, что рыцарь быстро развел и свел железные ладони. Он побледнел, под глазами повисли темные круги. Пальцы беспокойно прощупывали чашу через толстую кожу мешка.

— Всех пятерых мертвыми, — уточнил рассказчик. — Каждого коснулся лишь один раз.

Остальные молча кивали, на их лицах читалось отчетливое: ясно же, что только один раз, мастера боя на кулаках только так. Кто бьет по второму разу, если с первого удара все летят в пыль с переломанными шеями и спинами?

Угрюмый берег быстро приближался. Народ завозился, начали протискиваться поближе к краю, стремясь сойти первыми. Помощники паромщика, ругаясь, оттесняли передних. Паром тяжело стукнулся в толстые бревна причала, парни перепрыгнули на берег, быстро затянули веревки, закрепляя паром, закрыли щель истоптанными сходнями. Народ хлынул следом, спеша и толкаясь, отпихивая паромщиков.

Олег и Томас дождались, когда съехали даже телеги, обреченно свели коней на деревянный причал и полезли в седла. Народ расходился вправо и влево, а они направили морды коней прямо, где далеко над холмами виднелись желтые стены монастыря воинственных монахов.

По дороге встретили странные повозки с огромными колесами выше деревянных бортов, везли дрова и охапки душистого сена. Тащили повозки странные мохнатые быки, здесь их называли яками. Поселяне, подремывая на сене, смотрели на закованного в блестящую сталь рыцаря с вялым интересом, окидывали беглым взглядом загорелого варвара в душегрейке из волчьей шкуры, но все при деле, а рыцарь и варвар ехали суровые, нахмуренные, не останавливались.