Только звезды нейтральны - Николай Михайловский

…Всю ночь они оставались в кабинете командующего. Читали донесения, принимали командиров соединений и долго говорили о том, что еще нужно сделать, чтобы не оказаться застигнутыми врасплох.

Так проходила эта ночь в Полярном, последняя мирная ночь, томительно долгая, полная тревоги и мучительных раздумий. Никто не спал в Полярном. Командиры прощались со своими семьями и уходили в море на первое боевое задание.

И вот над страной занялся день 22 июня… «Стиснув зубы, ведем счет неопознанных самолетов… - отмечает в своем дневнике А. Г. Головко, - первый раскатистый гул взрывов: в районе Полярного сброшены бомбы… Отовсюду поступают донесения о фашистских самолетах, о неопознанных силуэтах надводных судов, о перископах подводных лодок… Весь день фашистские самолеты, одиночные и группами, стремятся к району Кольского залива и Мурманска. Их перехватывают и поворачивают вспять наши истребители… Вероятнее всего, фашисты будут пытаться в первую очередь отрезать Кольский полуостров от остальной страны и захватить подступы к Мурманску и Полярному с моря, то есть полуострова Рыбачий и Средний, прикрывающие вход в Кольский залив…

Нам надлежит стараться уничтожить вражескую авиацию на ее аэродромах ударами с воздуха и действовать подводными лодками у Варангер-фиорда, не позволяя противнику подвозить подкрепления… В общем, теперь можно сделать вывод: хорошо, что неожиданность, которую мы ждали, не захватила нас врасплох».

Полный вперед!

Быстроходный катер командующего стоял у пирса в полной готовности, и едва Головко, Николаев и Торик с командирами походного штаба ступили на палубу, как взревели моторы.

Порывистый ветер метался по палубе, и почти все спустились вниз, в салон. Головко остался на палубе один. Он плотнее надел фуражку, поднял воротник кожаного пальто и стоял, не замечая ни ветра, ни угрюмых сопок, мимо которых мчался катер. Вспомнил, как в этот день утром член Военного совета, пристально посмотрев на него, сказал: «О, да вы уже стали седеть, Арсений Григорьевич. Рано, рано…» Головко не доверял рассказам, будто люди седеют за одну ночь. Но выходило, что это похоже на правду.

Он перебирал в памяти события минувших дней, начиная с самых первых дней войны. Взять хотя бы историю со 155 транспортами, рыболовными траулерами, мотоботами, собравшимися, как на грех, в Кольском заливе. Они оказались там, где больше всего опасность налетов гитлеровской авиации. Что делать? Оставить торговые суда - значит обречь их на верную гибель. Выводить их без охранения - принять на себя ответственность за все, что может случиться с ними на переходе. Решали часы, минуты. Нужно было действовать. Действовать на свой страх и риск. Головко решил отправить суда по одному, по два с большими интервалами. Они пойдут, прижимаясь к берегу, безо всякого охранения. А как отвлечь внимание противника? Осенила мысль: поднять в воздух всю авиацию, бомбить вражеские аэродромы. Истребители завяжут воздушные бои. И за это время перегнать суда торгового флота в Белое море. Вроде и неплохой план. Но Головко беспокоило другое: самолетов мало, потерять их - значит оставить Северный флот совсем не защищенным с воздуха. Опять мучительные думы и размышления. И окончательное решение - приказ, подписанный уверенной рукой.

В это время в кабинет вошел контр-адмирал С. Г. Кучеров. Он положил на стол папку с телеграммами и донесениями. Арсений Григорьевич бегло просмотрел бумаги и, отложив папку в сторону, сказал:

- Это потом, успеется. Сейчас давайте займемся другим. Сегодня в ночь из Кольского залива должна уйти, по крайней мере, треть судов. Вам поручаю проверить подготовку. Берите катер и отправляйтесь туда немедленно, - и, посмотрев на часы, продолжал: - В вашем распоряжении максимум три часа. За это время надо дойти туда, собрать капитанов, поговорить с ними, проверить, в каком состоянии суда. Словом, дел уйма…

И уже на прощание, крепко пожимая руку начальнику штаба, Головко добавил:

- Надеюсь на вас, как на самого себя. Жду сообщений.

Едва они успели расстаться, как появился командующий Военно-Воздушными Силами Северного флота Александр Алексеевич Кузнецов. Прежде всего Арсений Григорьевич поинтересовался, сколько самолетов находится в строю и сколько может подняться в воздух. Командующий ВВС назвал цифру. Примерно так получалось и по подсчетам Головко. Он вел свою бухгалтерию сбитых вражеских самолетов и наших боевых потерь.

- Маловато, черт возьми, - с досадой произнес Головко. - Единственная надежда на летчиков. Они должны спасать положение.

Кузнецов достал из планшета карту, развернул ее и продолжал:

- Главный удар бомбардировщиков намечается по аэродрому в Луостари. Вспомогательные - по этим двум небольшим аэродромам.

Головко с недоумением посмотрел на него:

- Вы сами говорили мне, что у вас мало самолетов. Стоит ли распылять силы? Может быть, лучше нанести концентрированный удар сперва только по Луостари, но основательно?

Генерал раздумывал, прислушиваясь к словам комфлотом.

- Учтите, я не настаиваю. Вы командующий, и ваше право - принимать решение. Мой голос совещательный, не больше, - тактично заметил Головко.

Быстро обо всем договорились, и Кузнецов, собрав карты, вышел из кабинета.

Вскоре начальник штаба Кучеров докладывал по телефону:

- Все приказания выполнены. Через час первые десять судов выходят в море.

Так и пошли корабли по одному, по два без охранения. Морские истребители вылетали наперехват вражеских воздушных разведчиков, пунктуально, в одно и то же время совершавших облет прибрежной полосы. Бомбардировщики бомбили крупный аэродром противника в Луостари. Главные его силы в воздухе были скованы, поглощены отражением ударов с воздуха.

Трое суток длилась эта операция, и все это время Головко работал на флагманском командном пункте (ФКП) в гранитной скале, нависшей над бухтой, в своей малюсенькой каюте, где помещались письменный стол, сейф, этажерка с телефонами и за шторой солдатская железная койка.

Он не смыкал глаз и только пил крепкий чай стакан за стаканом.

За трое суток весь торговый и рыболовный флот перебазировался в Белое море и верно служил на протяжении всей войны.

Сейчас, глядя за корму на клубы тяжелой, как свинец, воды, взбудораженной винтами, выбрасывающей прозрачно-белые облака пены, Головко думал о том, что предстоит в ближайшие часы.

Холодное море хмурилось, окутывалось дымкой, ветер свистел и рвал короткий узенький вымпел. На душе было так же мрачно, как и на море. Уже который день Мурманск захлебывается в пламени и дыму.

29 июня началось наступление гитлеровцев с целью осуществить блицкриг и здесь, в Заполярье. Острие своих ударов они направляли на Мурманск, Полярный, полуострова Рыбачий и Средний. Перевес в силах был на их стороне. Еще бы! Вся Европа работает на них: везде побывали, все захватили, всех ограбили. «Герои Нарвика» с эмблемой эдельвейса на рукавах, наступая, были полны уверенности в своих силах, не сомневаясь, что и Мурманск, и Полярный падут к их ногам. Создалось критическое, больше того - смертельно опасное положение. Мало сил, не хватает оружия, и нет опыта борьбы с таким врагом. На помощь рассчитывать не приходится: и на других фронтах положение трудное.

И тогда Головко стало ясно, что Северный флот должен бросить моряков на сухопутье. Непрерывно поддерживая связь с сухопутным командованием и видя, что с каждым часом положение становится все более угрожающим, он вызвал к себе Николаева и Торика и коротко сказал:

- Есть только одно решение: создать из моряков добровольческие отряды и послать их на сухопутье. Всем политработникам немедленно отправиться на корабли и в части, объяснить положение и бросить клич, как бывало в годы гражданской войны.

Этот разговор происходил рано утром, а в полдень во всех соединениях шли митинги, слышались бурные, страстные речи и заверения в том, что моряки жизни своей не пожалеют, чтобы разгромить врага. Благородная идея защиты Родины в самые ее трагические дни подняла волну патриотических чувств.

Генерал- майор Торик, проводивший митинг в бригаде подводных лодок, сказал:

- Кто готов пойти на фронт - прошу поднять руки, И в ответ все подняли руки. Бригада целиком изъявила готовность идти в бой. Начальник политуправления, озадаченный этим обстоятельством, звонит Головко, докладывает, спрашивает, как быть, и слышит в ответ:

- Это хорошо, но кто будет воевать на море? Вы вместе с командованием бригады решите, кого можно отпустить без большого ущерба для дела, и к вечеру представьте мне список.

Так к исходу дня тысячи моряков-добровольцев со всего флота стали сухопутными бойцами…

Только что закончился Военный совет. За длинным столом, кроме хорошо знакомых людей, Головко видел командиров, прибывших с сухопутья. Многое можно было понять, глядя на их осунувшиеся лица, еще больше можно было прочесть в их утомленных глазах.