Замуж за незнакомца - Лина Манило
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он выплёвывает слова, задыхаясь, держится за живот, пытается отползти подальше.
– Я всё равно всё заберу у тебя, Раевский. Обломаю твои зубы, мразь.
Из уголка его губ стекает струйка кровь, Рустам растирает её по подбородку, окрашивает алым. Он даже не закрывается.
– Мои люди выследили твою жену, – добивает, рождая новую вспышку ярости. – Её на круг пустят, утырок ты.
– Кир, – орёт Игорь, мой личный цербер и здравый смысл.
– Врёшь, сука, – захлёбываюсь чем-то похожим на животный ужас.
– Самый умный? – Рустам бросает попытки подняться, глаза закрывает, но нести чушь не перестаёт, превращая меня в чудовище. – Хрена тебе, Раевский! Меня всё равно отпустят, а ты будешь жить с мыслью, что твою хорошенькую жёнушку выебут и выбросят. О-о-о, у моих парней богатая фантазия. Разогретую девчонку, для меня прожарят.
Меня отбрасывает назад. Заваливаюсь на бок, Игорь подхватывает под мышки, утаскивает подальше от греха и от Алиева. Демон он, урод.
Рустам валяется на спине, громко смеясь, а по улице уже едут машины с мигалками. Скоро мой двор заполнят толпы народу в погонах и белых халатах.
Начнётся пиздец, но плевать.
Я даже не хочу считать, сколько людей сегодня полегло с обеих сторон. Только моих больше десятка, Рустамовых никто не считал. Меня вырубает – слишком больно. Адреналин стихает, приходит боль, и её так много, что не могу справиться.
В голове пульсирует, её раскалывает на части, череп трещит, но от слов Рустама ещё хуже. Как это?..
– Игорь, её не могли найти! Не могли! Я её спрятал…
– Держись, Кир, – глухой голос Игоря – единственная соломинка, за которую ещё пытаюсь удержаться, но получается всё хуже.
Темнота вышибает дух, кромешная и холодная, следом яркая вспышка света. Меня куда-то везут, на поворотах трясёт. С трудом размыкаю тяжёлые веки, вижу светлый потолок – карета скорой помощи. Вокруг люди, чужие руки, запах, гомон голосов.
Я не хочу чувствовать боль. Дайте мне грёбаную таблетку! Помогите уснуть! Но ни один из уколов не способен меня вырубить. Хоть бы несколько часов провести в забытьи, заснуть и ничего не чувствовать.
Неужели так сложно подобрать нормальный сильный препарат, благодаря которому меня перестанет плющить и на части рвать?!
Чужие руки на моём теле, как горячий металл, мучают. Меня держат, что-то орут в лицо, но я не понимаю ни одного слова. Ощущаю только запах чужой крови, – или всё-таки моей собственной? – и ничего не помогает от него избавиться. А ещё я оглох от взрывов – даже спустя время их слышу.
Рвусь куда-то, матерюсь. Мне нужно свалить из этой долбанной больницы и добраться до Алиева. Он должен сдохнуть, а дальше хоть на эшафот.
– Держите его крепко, вырвется!
– Где моя жена?! Найдите её, я должен… мне надо. Найдите!
– У-у-у, сильный какой…
– Да свяжите его наконец-то!
– Он двинулся, точно вам говорю.
Это всё обо мне, и я снова хочу наорать на невидимых болтунов, отпихнуть всех разом, чтобы не смели прикасаться, но сил во мне всё меньше.
Боль становится тише, её градус постепенно снижается. Меня засасывает в воронку, на дне которой тьма. Я лечу вниз, безмолвно ору, но, приземлившись в страшном и пустом «нигде», вырубаюсь.
Наконец-то.
Снова вспышка света. На этот раз потолок высокий, но всё равно давит на грудь, будто падает, раздавит вот-вот. Перед глазами всё кружится в жутком вихре, тошнота подкатывает к горлу, и кто-то помогает перевернуться на бок, умоляя быть осторожнее. Очень знакомый голос, от него теплее становится. Я пытаюсь рассмотреть своего помощника, но слишком плохо. Только детали могу выхватить, но их слишком мало, чтобы сложить целую картину.
– Ты ангел? – спрашиваю, облизывая пересохшие губы, щурюсь, вглядываюсь в белое пятно, принимающее зыбкие контуры человека. – Если ты ангел, приведи мне Тину, тогда я поверю в бога.
– Спи, Раевский, – горячее дыхание щекочет щёку.
– Тина, – улыбаюсь, срывая с губ запёкшиеся кровавые корки. – Ты пришла.
Мне надо коснуться её, нужно понять, что ей ничего не сделали. Я должен убедиться, что до Тины никто не успел добраться. Но слабость разрыхляет суставы, обездвиживает. Делает меня тяжёлым и неповоротливым.
– Спи, Кир, пожалуйста.
– Я тебя защитил, – вырываю рваные слова, царапаю горло.
– Кир… не думай ни о чём. Я рядом, Раевский, просто спи уже наконец!
Я почти ничего не чувствую, кроме горячей ладошки на своей руке. Тёплая, она меня успокаивает. Где нахожу в себе силы, но переплетаю наши пальцы, сжимаю слабо, а Тина гладит меня по плечу и тихонько что-то бормочет.
– Ты – лучше всякого обезбола, – выдавливаю из себя прежде, чем снова вывалиться за грань реальности.
Глава 29
Тина.
“Ты – лучше всякого обезбола”, – даже спустя несколько часов я слышу хриплый болезненный голос, он шелестит в голове, не оставляет в покое.
Я смотрю на спящего Кирилла, прислушиваюсь к своим эмоциям. Не перестаю гладить его покрытую мурашками руку, она горячая, и это меня беспокоит настолько, что зову врача.
– Он горит, – говорю полноватому лысеющему мужчине в белом халате, а он, резвый и прыткий для своей комплекции, мчится в палату Кирилла. Будто ураган внутрь врывается, меня оттесняя, и в комнате вдруг становится тесно и душно.
Чувствую себя лишней, хотя имею полное право тут находиться. Но время передать заботу о муже специалистам, а не под ногами путаться.
Обнимаю себя за плечи, выхожу в коридор. Там охрана и Маша, бледная и сосредоточенная, прямая и полная достоинства. Она смотрит в одну точку, а будто бы вглубь себя. Что там видит эта стойкая одинокая женщина? О чём думает? Какие картинки мелькают перед глазами? Не знаю, но кажется, внутри Маши слишком много тяжёлых секретов и незаживающих ран.
Может быть, она снова переживает тот самый страшный для каждой матери момент, когда твой ребёнок умирает, а ты ничем не можешь помочь, ничего с этим сделать? И остаётся только принимать новую уродливую реальность и попытаться не сойти с ума.
За всё время, что мы в больнице, Маша ни одного слова не сказала, только губы почти в кровь искусала. Обычно тонкие и бледные, они покраснели и распухли, а под глазами залегли глубокие синие тени.
– Эта ночь – решающая, – говорит врач и вытирает лоб большим платком. Возле Кирилла суетятся медсёстры, что-то поправляют, ставят капельницы, проверяют пульс и давление, а я стою в
