Мир Трех Лун - Гай Юлий Орловский

Я сказал убито:

— Фицрой!.. Я так хочу научиться магии!.. Что я за живая легенда, если колдануть не могу?.. Чтоб хоть перед девками повыпендриваться!

— Перед девками, — сказал он понимающе, — это да, важно. Для чего вообще все делаем, как не для выпендривания перед такими вот?.. Но почему магия?

Голос его был очень легкий, небрежный, даже слишком небрежный, хотя Фицрой вроде бы весь такой, но я переспросил:

— А что?

— Такого, здорового дикаря, — пояснил он, — оружие должно заинтересовать больше. Почему бы не проситься в охрану? Дворец охранять, конечно, не поставят, это доверяют только своим, проверенным, но могут сперва послать охранять рубежи, а это все равно интереснее. А потом уже и во дворец. Да, во дворец.

И снова мне показалось, что делает ударения на некоторые слова.

— Фицрой, — ответил я, — меч та же дубина. Большой разницы нет, а вот магия для меня вообще… Потому и страсть как интересно!

А еще, добавил про себя, только магия может вернуть обратно. Тем более что наверняка это она и выдернула сюда. Коллайдеры ни при чем, зря так привычно прем на бедную науку, она и так нищая и вся на энтузиазме, там одни подвижники, а умники торгуют зубами драконов.

Он посматривал оценивающе.

— Да понял я, понял.

— Фицрой?

— В магии, — пояснил он, — ты бы натворил делов побольше, чем дурацкий мрамор колоть. Или с бабами шерсть прясть, хотя посмотрел бы я, как ты с ними прешь и что куда прешь.

— Фицрой, — сказал я тихонько и огляделся по сторонам. — Ну что ты сразу?.. Просто мне магия нравится. Ты знаешь, как к нему подмазаться?

Он посмотрел на меня с укором.

— Обижаешь. Чтоб я да не знал?

Глава 3

Я вскочил, каменные дракончики с облегчением разогнулись, хоть и самую чуточку, даже вздохнули с шумом, но я снова сел, ухватил Фицроя за руку.

— Фицрой!

— Ладно-ладно, — сказал он небрежно, — есть способ. Принеси ему синюю травку из Зачарованного Леса. Она так и зовется в народе: травка-синюшка, трава-синюха. Растет на горе Звездная. Этот твой Рундельштотт тут же тобой заинтересуется.

— Что за травка? — спросил я.

Он отмахнулся:

— Сама по себе ничего не значит, годится только как часть для какой-то смеси. Или отвара, не знаю. Он жаловался недавно, что, если бы еще та травка, все бы пошло быстрее. Только она, понятно, не синяя. И не трава вовсе.

Я помотал головой, стараясь сообразить, как это не синяя и даже не трава, если трава-синюха.

— Э-э… а как же… э-э… синюшность?

— Какая синюшность?

— Но трава же синяя?

Он сказал с некоторым раздражением:

— Называется синяя травка, хотя совсем не синяя и даже не травка, что тут непонятного?

Я кивнул, в целом вообще-то конформистски соглашаясь, что все так, ничего удивительного, у нас тоже есть три мушкетера, которых никогда с мушкетами не видели, а все только шпаги и шпаги, но как-то непривычно было бы назвать сейчас их шпажистами, да и вообще простой народ уверен, что мушкеты — это шпаги!

Да и речь не о трех мушкетерах, они там второстепенные, а главный герой совсем не мушкетер, но кто замечает? Разве что маги, те во всем ищут зацепку, чтобы смагичить, колдануть, очаровать, заволшбить в лоб так, чтобы ухи отпали…

— Дык ее и не найти? — спросил я. — Она ж непонятно какая? Потому ее другие и не рвут?

Он криво усмехнулся:

— Не рвут потому, что лес Зачарованный… В самом деле зачарованный и очень опасный. А еще рвать нужно только в полночь. Не знаю почему, не спрашивай. А идти ночью в такой лес не всякий решится. Народ здесь трусливый и робкий… Хотя вообще-то везде такой. Бывает, обдерешь как липку, даже неловко, будто у ребенка пряник отнял. Только ты вон непонятный…

— Ну спасибо, — ответил я, — только меня не обдирай, ладно? А то тебе совсем жить скучно станет.

Он ухмыльнулся.

— Тебя так просто не обдерешь, чувствую.

— Я герой, — согласился я, — мною хоть забор подпирай. Ночью сплю, но если так уж надо… а мне надо, пойду, куда денусь. Только дорогу покажи или объясни подробнее, где та трава произрастает и вообще растет.

— Все просто, — сказал он авторитетно, — я пойду с тобой.

Я охнул.

— А ты чего?

Он ухмыльнулся:

— А тебя одного отправлять можно?.. Нет. Я тут уже местный, все знаю. Ну, почти местный.

— А вообще-то издалека?

Он посмотрел хитрыми глазами:

— Как и ты. Как и ты!

— Хорошо, — сказал я. — Сегодняшнюю ночь пропустим, она какая-то не такая, что-то с тремя лунами не так, а завтра… хорошо?

— Идет, — согласился он. — Встречаемся здесь же. Без меня ты ту травку, что не травка, не отыщешь, понял?

— Понял, — ответил я.

— Договорились?

Я кивнул, не отрывая взгляда от его посоха. Дерево темное, с виду прочное, как кованое железо, внизу три бронзовых кольца не дают расщепиться от постукивания по каменистой дороге, наверху всего два, медных, выгравировано смиренное пожелание мира и счастья всем людям на свете.

Посохи вообще-то разве что у деревенских пастухов просто посохи, да и то вряд ли, а у всех остальных — орудие защиты как от собак, так и от недобрых людей. У магов еще жезлы, но у Фицроя явно боевой посох, лишь попутно выполняющий ряд более скучных функций.

— Одолжишь? — спросил я.

Он спросил быстро:

— Хочешь, продам? Недорого!.. А если нужно много, организую поставки… Если очень много, то можно устроить изготовление на месте, но до пары десятков проще перевезти… Сколько надо?

— Да мне один, — пояснил я, — не Бриарей же какой-то сторукий…

— Жаль, — сказал он с огорчением, — а то можно хорошо заработать. Что-то ты совсем какой-то скучный, нет в тебе огня!.. Но зачем живой легенде даже один? Ты же духовник…

— Духовный, — уточнил я. — Духовная личность. Высокодуховная. Но малодуховные меня постоянно пробуют на прочность. А с таким посохом дам в лоб, если не ухи, то вопросы точно отпадут!

Он присвистнул:

— Ты что, убить решил? Не посмотрят, что Улучшатель, сразу вздернут. Драться можно, убивать нельзя.

— Ну вот, — сказал я с неудовольствием, — сразу убивать. Я что, похож на убивателя?

Он посмотрел внимательно.

— Вообще-то да.

— Ну спасибо, — ответил я обидчиво.

— Ты чего? — спросил он с интересом. — Другие бы гордились!.. Всякий хочет, чтобы его принимали за грозного и страшного.

— Мне больше попугать, — признался я.

— А пользоваться умеешь?

Я кивнул:

— Не очень, но лучше, чем здешние деревенские увальни.

Он посмотрел на меня из-под приспущенных век оценивающе.