Рука Москвы - записки начальника советской разведки - Леонид Шебаршин

Вопрос: "Сколько вы зарабатываете в месяц?"

Ответ: "Тысячу триста рублей".

В зале раздается гул. Не могу понять, в чем дело, - видимо, сумма велика. Громкий голос из аудитории: "У нас столько слесарь может заработать!" Вот, оказывается, что. А я-то думал, что мне хорошо платят.

Приподнятое настроение наступает после удачного общения со слушателями, но подготовка к нему - это тяжкий труд. Меня удручают штампованные неуклюжие фразы материалов, которые готовятся в нашем управлении информации. Они напоминают передовые статьи "Правды" десятилетней давности. Я переделываю их по своему вкусу. Ведь выступление начальника разведки, как мне думается, событие для слушателей. Они должны видеть перед собой не чиновника, читающего по бумажке, а размышляющего, не во всем абсолютно уверенного человека, способного поделиться с аудиторией своими сомнениями. Главное же, на мой взгляд, говорить правду, честно предупреждая о невозможности разъяснения вопросов, составляющих государственную тайну.

...Разведчик становится известен миру только тогда, когда его постигает крупная неудача. Пожалуй, то же самое можно сказать о разведке. Эта организация по своей природе должна видеть и слышать все, оставаясь сама невидимой. Нам довелось работать в тяжелый период, коли уж я стал лектором...

22 апреля 1990 года (по случайному совпадению в номере, посвященном 120-летию со дня рождения В. И. Ленина) "Правда" поместила первое развернутое интервью с начальником ПГУ. В этом интервью я пытался реалистически показать место разведки во внешнеполитическом механизме страны, наши новые подходы к реалиям международной жизни и внутреннего положения Советского Союза. Думаю, что удалось избежать громких слов и пустых фраз, намеков на всемогущество своей службы. Интервью было положительно оценено руководством КГБ и нормально встречено читателями. Во всяком случае, критики оно не вызвало. Отношения разведки с общественностью и прессой развивались спокойно и доброжелательно. Единственное осложнение возникло однажды. Еженедельник "Аргументы и факты" предложил набор вопросов, отражающих не только абсолютное отсутствие представления о разведывательной службе, но и попытку представить ПГУ в крайне невыгодном свете. Я дал ответы на все вопросы, добавив к ним следующее обращение: "Мне пришлось комментировать чьи-то измышления, опровергать недобросовестные вымыслы, рассчитанные, по-русски говоря, на простака. Но терпение - одна из добродетелей разведчика, и я отвечал серьезно и добросовестно.

Боюсь, дело не в том, что наша читающая публика верит стереотипам, которые создают Дж. Баррон (американский автор ряда книг о КГБ) и компания, авторы детективных романов невысокого пошиба или предатели, пытающиеся спрятать под ворохом "разоблачений" иудино клеймо...

Хотелось бы, чтобы не только читатели, но прежде всего те, кто формирует общественное мнение, подходили к этим стереотипам со здравым скептицизмом... Если в этом требуется наша помощь, мы всегда готовы ее оказать" (АиФ, 1990, No 34).

На этом, к сожалению, контакты ПГУ с еженедельником прекратились. Разоблачение зловещей роли КГБ было стабильной темой влиятельного в годы расцвета перестройки еженедельника "Московские новости". Пишущие девушки "Московских новостей" с каким-то прозелитским новомышленческим пылом набросились и на разведку, не особенно заботясь о достоверности фактов, логичности изложения. По мере того как конкуренция на газетном рынке нарастала, а популярность еженедельника падала, журналистки шли от пересказывания изданных за рубежом писаний изменников, вроде Гордиевского, к переложению анонимных рассказов людей, выброшенных из разведки. Злые при всей их пустопорожности выпады в мой адрес пришлись на тяжелый период начало октября 1991 года. Я пытался найти защиту у редактора и получил еще один плевок от той же пишущей девушки. Демократическая печать всегда права? Я сдался. Мне кажется, что кто-то излил на меня свою досаду за неудавшуюся личную жизнь.

Встречи с людьми, не входящими в круг официальных связей разведки или ее источников, позволили не только разъяснять общественности смысл и особенности нашей работы, отстаивая тем самым и интересы КГБ. В общении с журналистами, народными депутатами, учеными, предпринимателями для меня стал открываться новый мир. Я увидел честных, искренне озабоченных судьбой страны людей, которые пошли в политику отнюдь не из соображений личной выгоды. Нельзя было не соглашаться со многими горькими замечаниями в адрес КПСС и ее попыток модернизировать частности, сохраняя в целом старую систему. Откровением были беседы с некоторыми российскими депутатами из числа сотрудников КГБ, в частности с Б. Т. Большаковым, работавшим в управлении по Ивановской области. В руководстве КГБ к нему относились с опаской - он не скрывал своих симпатий к Б. Н. Ельцину и не хотел проводить в российском парламенте официальную комитетскую линию. Б. Т. Большаков оказался энергичным, увлеченным и убежденным человеком со своим - острым и справедливым - взглядом на жизнь.

Побывал в ПГУ и один из популярных политических деятелей наших дней, председатель одного из комитетов Верховного Совета СССР Ю. А. Рыжов. Отношение Рыжова к КГБ в нашей среде расценивалось как весьма недоброжелательное, и беседа началась настороженно, с опаской. Оказалось, что нельзя верить чужому мнению, даже если это мнение твоего начальника. Наш разговор был на редкость интересен и содержателен. Юрий Алексеевич изложил свои взгляды на концепцию безопасности государства, на недавно принятый закон об органах государственной безопасности - взгляды умного, опытного человека с действительно широким кругозором.

В ходе встреч и интервью выявились вопросы, более других интересовавшие общественность. Например, был ли КГБ причастен к покушению на римского папу Иоанна Павла II? В августе 1985 года в составе делегации ПГУ; возглавлявшейся тогдашним начальником разведки В. А. Крючковым, мне довелось побывать в Болгарии и участвовать в официальных и дружеских встречах с болгарскими коллегами. Вопрос о покушении на папу Иоанна Павла II и о судьбе болгарского гражданина Антонова, обвиненного в причастности к покушению, естественно, нас интересовал. Насколько я мог понять, КГБ какими-либо достоверными сведениями по этому делу не располагал. К моему удивлению, начальник болгарской разведки В. Коцев совершенно категорически заявил, что его служба к Антонову отношения не имеет. Вопрос затрагивался и в обстановке, располагающей к большей откровенности, но Коцев твердо стоял на своем. За прошедшие годы ни по официальным, ни по иным каналам не поступало сведений, позволяющих подвергнуть сомнению его искренность.

Или другой вопрос. Был ли КГБ причастен к убийству в Лондоне болгарского диссидента Маркова? Какие-либо документы, свидетельствующие об этом, в делах и архивах ПГУ не обнаружены. Служебного расследования я не проводил.

Еще вопрос: занимается ли разведка политическими убийствами? На протяжении многих лет усилиями наших западных оппонентов создавался зловещий облик советской разведки, всемогущей и безжалостной организации. Основания для обвинений разведки в убийствах политических противников советской власти за рубежом были. Указания о ликвидации конкретных лиц отдавались с самого высокого политического уровня. Разведка выполняла их. Последней операцией такого рода было убийство С. Бандеры в 1959 году. Примечателен период проведения этой акции - после XX съезда, в атмосфере мирного сосуществования на международной арене и реформаторских побуждений внутри страны. Старые привычки уходят трудно. КГБ был причастен и к перевороту в Афганистане в декабре 1979 года, когда был убит X. Амин. Но мне не доводилось видеть достоверной информации о том, планировалось ли это убийство заранее, или Амин пал случайно жертвой штурма его резиденции. С полной уверенностью могу сказать, что сейчас советская разведка не занимается убийствами. Очень хочу надеяться, что никогда никакая власть не будет заставлять разведчиков убивать людей.

Вот вопрос, который задают очень часто. Используется ли шантаж при вербовке агентуры? Время диктует и образ мышления, и способы деятельности разведки, как, впрочем, и иных государственных и общественных институтов. Наше время исключает возможность такого нажима на интересующего нас человека, который мог бы квалифицироваться как шантаж. "Лошадь можно подвести к воде, но ее нельзя заставить пить", - говорят наши английские коллеги. Я с ними согласен. На мой взгляд, в мирных условиях, когда речь не идет о жизни и смерти государства или людей (война - совсем другое дело), шантаж и принуждение разведке не нужны. Более того, с чисто профессиональной, технической точки зрения они могут быть контрпродуктивны и даже опасны. Разведка должна беречь свое доброе имя и строго соизмерять средства с целями. Мне пришлось работать с человеком, который был привлечен к сотрудничеству с нами в конце пятидесятых годов с использованием компрометирующих его материалов, то есть с элементами шантажа. Он не мог забыть и простить пережитого десятки лет назад унижения. Мы с ним расстались мирно и по-доброму. Уверен, что он был бы нашим искренним и полезным другом, если бы в свое время наши коллеги больше интересовались человеческой натурой.