Свой среди чужих - Сергей Зверев

В запасе оставалось еще немного времени. Липницкий употребил его с пользой – по пути заглянул в ночной бар и взбодрился чашечкой горячего кофе. На Грибоедова подъехал, как и обещал, – ровно без четверти три. Еще издали заприметил у моста такси и вновь усомнился в том, что сделал правильный выбор. Но идти на попятную было поздно.

Липницкий остановил машину, не доехав до такси метров десяти. Сапожникова долго ждать не пришлось. Дверца такси распахнулась, и он сломя голову бросился к машине Липницкого.

Тот, опасаясь, что Сапожников вдруг заорет во все горло, слегка приспустил стекло. Подбежав, Сапожников двумя руками схватился за край дверного стекла и, тяжело дыша, уточнил:

– Это ты мне звонил?

Липницкий кивнул.

– Бабки взял? Я водиле пять баксов задолжал. Ты ведь просил быстрее…

Неспешно достав портмоне, Липницкий изъял из него пятидолларовую купюру и протянул ее Сапожникову.

– Благодарствую, – кивнул тот, схватил купюру и метнулся назад – к такси.

Возвратился быстро. Забрался в салон и уставился на Липницкого, с нетерпением ожидая, когда тот заговорит. Но Липницкий не спешил. Начал лишь тогда, когда такси скрылось за поворотом.

– Ты хоть помнишь меня? – с усмешкой спросил он и пристально посмотрел Сапожникову в глаза. – Ну, шевели мозгами…

Сапожников криво усмехнулся и уставился на Липницкого с неподдельным интересом. Через пару секунд его взгляд стал растерянным, движения неуверенными. Он нервно почесал за ухом и судорожно кивнул.

– Вспомнил! – удовлетворенно рассмеялся Липницкий. И продолжил: – Кажется, тебе была нужна двадцатка?

– Да.

– Ты ведь знаешь – я в долг не даю. А вот насчет аванса можем поговорить…

– Да мне по-любому, – вновь начал оживать Сапожников. – Что-то хреново мне… Простыл, насморк, а лекарства сейчас дорогие…

– Только не надо мне голову морочить! – оборвал его Липницкий. – Насчет насморка можешь своей бабушке заливать! – И, не дав Сапожникову возможности оправдаться, с нажимом продолжил: – Короче, хватит тебе херней страдать. С сегодняшнего дня будешь работать на особый отдел. Все понял?

– Но я…

– Молчать. Тебе двадцатка нужна?

– Нужна.

– Я дам в пять раз больше, если сделаешь все, что я скажу. Объясняю суть дела. Один зажравшийся американец из бывших наших решил подзаработать в Москве. Начал снимать наших девок в порнухе. И ладно бы еще по собственной воле… Силой заставлял. Дошло до того, что его парни насиловали тех, кто не хотел оголяться, а потом убивали их.

– Ну, мразь! – Сапожников проговорил это с такой злостью, что, казалось, он совсем позабыл о наркотиках, которые ему были так необходимы.

«А ведь вроде и не соврал… – подумал Липницкий. – Но главное другое – парень уверенно входит в роль агента».

– Так вот эта мразь, как ты только что выразился, сидит сейчас в СИЗО. Как раз там, где ты служил.

– На зоне ему не выжить, – искренне обрадовался Сапожников.

– В том-то и проблема, что дело до зоны не дойдет. У него куча бабок, лучшие адвокаты…

– Я понял, – нетерпеливо перебил Сапожников. – Сделаю все, как надо. Комар носа не подточит. Ведь из-за такой вот мрази и проиграли первую чеченскую. А я хоть и не совсем в форме, но, поверьте, не подведу. И ребята, которые там, в СИЗО, тоже не подведут.

– Значит, я не ошибся в тебе, – одобрительно кивнул Липницкий. – А ребята ничего не должны знать. Ты сможешь сделать это незаметно?

– Когда?

– Сейчас. Завтра будет поздно.

– Мне бы телефон…

Липницкий достал из кармана сотовый и протянул его Сапожникову.

– Надо позвонить своим, узнать, кто сегодня дежурит, – пояснил тот и принялся набирать номер. Когда ответили, пару секунд прислушивался, а потом радостно воскликнул: – Тьфу ты, Петька! А я, блин, сразу и не признал. Долго жить будешь. Как там у вас, спокойно? Начальство не нагрянет?.. Ну да, тут ты прав – нормальные люди сейчас спят. Короче, есть пузырь, а раздавить не с кем. Так я подъеду?.. Нет-нет, ничего не стряслось. И с деньгами все в норме… Короче, договорились. Ну, тогда все. – Сапожников передал телефон Липницкому: – Какая фамилия у этого долбаного американца?

– Шершнев.

Сапожников зло ухмыльнулся.

– Шушера, значит. Запомню.

– Но, предупреждаю, – на всякий случай решил подстраховаться Липницкий. – Никакого рукоприкладства. Все должно выглядеть натурально. Повесился человек, и дело с концом. Иначе копать начнут.

– А я бы ему уши отрезал, – вполне серьезно ответил Сапожников. – А еще лучше – член…

– Переживешь. – Липницкий вдруг заметил, как резко переменился в лице Сапожников.

Лоб его покрылся холодной испариной, руки задрожали… Схватившись руками за живот, он резко согнулся и застонал. Казалось, еще чуть-чуть и его вырвет.

«Похоже, у парня началась абстиненция, – с ужасом подумал Липницкий. – Неужели весь мой план летит в тартарары?..»

– Все нормально, все нормально, – забубнил себе под нос Сапожников. – Знобит немного, но это пройдет.

– Короче, так, – взял инициативу в свои руки Липницкий. – Сейчас я отвезу тебя на Староневский. Возьмешь там что тебе надо, потом тормознешь такси и в СИЗО. Все понял?

Сапожников выдавил из себя нечто нечленораздельное и согласно кивнул.

Пока доехали, ему немного полегчало. Остановившись в том месте, которое указал Сапожников, Липницкий вручил ему две зеленые купюры и строго предупредил:

– Двадцатник на личные нужды, десять – на такси. Выполнишь задание – еще получишь. Все понял?

– Да я и без денег эту американскую шушеру удавил бы. Так, в свое удовольствие.

– Смотри не перестарайся. И еще. После выполнения задания будешь ждать меня на пятом километре московского шоссе. В восемь утра. Так надо. Машину отпустишь. Все понял?

– Да.

– Тогда вперед.

Выбравшись из машины, Сапожников пулей метнулся в сторону ближайшего ночного кафе и скрылся за его дверью. Липницкий проводил его взглядом, но уезжать не спешил. Решив не полагаться на случай, подумал, что не лишним будет незаметно проводить Сапожникова до самого СИЗО. А то мало ли что…

Пока он делал все грамотно: старался не задевать самолюбия Сапожникова, давил на ненависть ко всему американскому, да и финансами помог. Несмотря на обнадеживающее начало, Липницкий не был уверен, что дальше все пойдет так же гладко. Больше всего он опасался, что Сапожников возьмет да и спустит всю наличку на ширево. А по приезде в СИЗО завалится куда-нибудь под стол, и насрать ему будет и на себя, и на Россию, и на всякие там спецзадания ФСБ…

Но его сомнения оказались напрасными. Сапожников вышел из кафе минут через десять – бодрый и повеселевший. В руках он нес пакет, в котором, судя по очертаниям, лежали две бутылки спиртного. Он тормознул такси и двинулся в нужном направлении.

В камере пахло потом и немытыми носками, и Шершнев, едва сдерживая тошноту, метался из угла в угол.

– Сволочи, подонки, вы за это ответите! – шептал он, театрально потрясая кулаками.

Наконец, устав, опустился на грязный топчан и, обхватив голову руками, принялся раскачиваться из стороны в сторону, как заведенный болванчик. Радовало одно: в камере он был один. Слава богу, что к нему не подсадили матерого уголовника. До утра как-нибудь дотянет, а там, глядишь, и адвокат подоспеет. И вытащит его из этого вонючего дерьма!

Однако здравый смысл подсказывал, что выйти на свободу (даже под залог) ему удастся не скоро. Не помогут ни высокооплачиваемые адвокаты, ни то, что он является гражданином другой страны. Как-никак, его обвиняют в убийстве. А это не шуточки!

«Интересно, как там Лариса? – подумалось вдруг. – Господи, только бы она осталась жива!.. И что это на меня нашло? Я ведь любил ее… – Поймав себя на мысли, что думает о Смеляковой в прошедшем времени, Шершнев внутренне содрогнулся. – Она жива, жива, жива! Стрелок из меня никудышный, так что, может, все обойдется… Нет, но какого черта я в нее выстрелил?»

Вскочив с нар, Шершнев вновь заметался по камере. Как он, который славился тем, что умеет контролировать свои эмоции, мог опуститься до такого гнусного преступления? Если бы он верил в мистику, то решил бы, что в те минуты им руководил сам дьявол. Но Шершнев, несмотря ни на что, был воинствующим атеистом. Он скорее поверил бы в то, что на это убийство его подтолкнули…

«А ведь это идея! Мне могли подсыпать какой-нибудь наркотик… Так, что я сегодня ел или пил? Утром – кофе и бутерброд. И то и другое делала Лариса. От нее я поехал прямо на студию, где торчал до обеда. Потом пошел в японский ресторан. Сомневаюсь, что там в еду могли подмешать какую-нибудь дрянь. Тем более постоянным клиентам. После ресторана вернулся на студию. Не вылезал со съемочной площадки до семи вечера. Опять пил кофе и… Стоп! Рядом все время крутился Севка! Он даже кофе мне подавал несколько раз… – От внезапной догадки на лбу выступила испарина. – Севка запросто мог сыпануть в мою чашку какого-нибудь дерьма. Это в его стиле – как-никак, столько лет в КГБ проработал. Там такие лекарства используют, что у самых несговорчивых языки развязываются!.. Выходит, я ни в чем не виноват!»