Свой среди чужих - Сергей Зверев

– Я – гражданин Америки, – робко возразил Шершнев. – Вы не…

– С этого момента ты – вечный житель Воркуты! – перебил Парамонов. – И разгребать тебе, Шершнев, шахты по сто пятой. Не сомневайся, вкатаем по полной программе.

Парамонов замолчал – в комнату вбежали медики. Склонившись над Ларисой и внимательно осмотрев ее, врач трагическим голосом сообщил:

– Шансов мало… Но сделаем все возможное.

Санитары, положив Смелякову на носилки, быстро выбежали за дверь. Проводив их взглядом, Парамонов повернулся к Шершневу:

– Похоже, ты по уши в дерьме.

Но тот, видимо, воодушевленный сообщением врача, стал потихоньку приходить в себя.

– А если Лариса выживет и скажет, что сама спровоцировала ссору?

Парамонов и Андрей переглянулись.

– Не получится, – устало возразил Андрей. – Преступление фиксировалось на видеокамеру. Все откровения, которые ты имел глупость сказать мне, тоже…

На лице Шершнева появился страх.

– Господи, какой же я кретин! – сквозь зубы процедил он. – Это же надо, попался на такой дешевый трюк…

Всеволод Липницкий возвращался домой в мрачном настроении. Несколько часов назад он узнал об аресте Шершнева. Новость была не из приятных. Ведь этот арест мог означать только одно – дело, которым он, Липницкий, занимался уже столько лет, разваливалось на глазах. Нет, тюрьмы он не боялся. Ну какие обвинения ему можно предъявить? То, что на «Вест-ТВ» снималась порнуха? Так это еще доказать надо. Или то, что он, Всеволод Липницкий, причастен к убийствам шлюх? Это вообще из области фантастики. А показания Шершнева, который допился до того, что застрелил собственную любовницу, яйца выеденного не стоят…

«Но почему менты приехали на дачу так быстро? Может, их соседи вызвали? Услышали выстрел и вызвали?.. Ей-богу, надо немедленно звонить Савину и сказать, что операция сорвалась!»

Липницкий быстро взбежал по ступенькам, отпер дверь и, не снимая куртки, снял телефонную трубку.

На выходные Савин обычно уезжал на дачу. Там, конечно же, был телефон, номер которого Липницкий помнил наизусть. Набрав его, приготовился к долгому ожиданию – время-то было уже позднее. Но Савин откликнулся быстро.

– Слушаю? – послышался в трубке его недовольный голос.

– Вячеслав Львович?.. Это я. – Липницкий вдруг понял, что не знает, с чего начать. Сделав над собой усилие, выдавил: – Родиона арестовали.

– Как арестовали? За что?

– Его обвиняют в убийстве Смеляковой.

В трубке повисло напряженное молчание. Видимо, Савин прикидывал: стоит ли говорить по телефону открытым текстом или перейти на намеки. Наконец, махнув на все рукой, прямо спросил:

– Он что, сам вызвал милицию?

– Вряд ли. Но они приехали очень быстро. Мои ребята едва успели сделать ноги… Может, позвонить адвокату?

– Какому адвокату? – простонал Савин. – Пасть ему заткнуть надо, вот что! Хотя я больше чем уверен, что он уже все разболтал…

– Сейчас он в таком состоянии, что допрашивать его не станут, – успокоил Липницкий. – Только утром. А до утра еще дожить надо.

– Правильно мыслишь, – одобрил Савин. – Вот и займись этим. А я попробую надавить на тех, кто его брал, по своим каналам… Ну, все, Сева, спокойной ночи. Завтра созвонимся. Надеюсь, ты порадуешь меня хорошими новостями.

Несколько секунд Липницкий слушал короткие гудки, затем положил трубку на рычаг и задумался. Судя по всему, спать ему сегодня не придется. Шершневу вынесли приговор, и теперь следовало срочно найти толкового исполнителя. Такого, который смог бы в два часа ночи беспрепятственно проникнуть в СИЗО. Сделать это было практически невозможно, но Липницкий не отчаивался. Внутренне он уже давно был готов к такому повороту событий. Ведь с самого начала было ясно, что Шершнев в их компании лишний.

«И о чем только думал Савин, связываясь с этим идиотом? – пронеслось у него в голове. – Убрали бы Шершнева на пару дней раньше – как я советовал, – и никаких бы бед не знали…»

Вдруг, осознав, что лишь попусту теряет время, Липницкий резко встал с кресла и решительно направился к сейфу. Достав из него красную папку, открыл ее и, ловко перебирая пальцами страницы, вытащил одну из бумаг. Вернул папку на прежнее место, захлопнул дверцу сейфа, вернулся назад в кресло и, откинувшись на спинку, устремил взгляд на листок.

Это было досье на некоего Павла Васильевича Сапожникова, одного из бывших охранников того самого СИЗО, в котором сейчас находился Шершнев. В девяносто пятом, вернувшись с первой чеченской, где ему довелось пройти срочную службу, Сапожников поступил в милицию, а спустя четыре года с позором был выдворен из стройных рядов защитников правопорядка. Залетел на изнасиловании задержанной, которая оказалась дочерью школьного приятеля мэра. Впрочем, рано или поздно нечто подобное должно было случиться, поскольку Сапожников отличался взрывным характером, полным отсутствием тормозов и животным презрением ко всем «никчемным существам». А еще он любил наркотики, на которые и подсел во время срочной службы…

Несмотря на полный букет пороков, которыми обладал Сапожников, сослуживцы его уважали. Их отношение к нему ничуть не изменилось и после его бесславного ухода из милиции. С ним по-прежнему продолжали поддерживать отношения. Почему? Возможно, потому, что он мог позволить себе многое из того, о чем другие лишь мечтали. Но у Липницкого на этот счет было иное мнение. В свое время именно ему пришлось расследовать это скандальное происшествие.

Для того чтобы во всем разобраться и подтвердить изложенные в заявлении факты, много времени не понадобилось. Но Липницкий не ограничился этим. Его заинтересовал акт суицида, совершенный в этом же СИЗО несколько месяцев назад. Покопавшись в деталях этого происшествия, пообщавшись с родственниками самоубийцы, Липницкий пришел к выводу, что бедолага отправился на тот свет не по своей воле. И помог ему в этом не кто иной, как Сапожников. Причем действовал он, судя по всему, не один. Как следует нажав на Сапожникова, Липницкий добился-таки его признания как в совершении изнасилования, так и в имитации суицида. Но имен соучастников Сапожников так и не назвал. Подобная стойкость подкупила Липницкого, и он не стал светить собранным материалом и настаивать на суровом наказании. Во-первых, не хотелось бросать тень на правоохранительные структуры. Во-вторых, какая польза от магаданского узника? А вот останься Сапожников на свободе – это совсем другое дело…

Единственное, что смущало Липницкого в личности Сапожникова, так это его пристрастие к наркотикам. Наркоманы ведь – народ непредсказуемый, поэтому Липницкий предпочитал не иметь с ними никаких дел. Но на роль агента, которому можно доверить лишь одно-единственное задание, Сапожников вполне подходил.

Сверившись с досье, Липницкий набрал домашний номер телефона Сапожникова, моля бога, чтобы тот оказался на месте. Послышались длинные гудки. После седьмого в трубке раздался гнусавый голос:

– Да, блин, слушаю.

– Паша?

– Он самый.

– Липницкий беспокоит. Помнишь такого?

– Что-то припоминаю.

– Нужно встретиться.

– Понял. Подваливай с самого утра. Адрес помнишь?

– Утром будет поздно. Нужно прямо сейчас. Есть разговор.

В трубке повисло молчание: похоже, Сапожников искренне не понимал, зачем встречаться так поздно?

– Ладно, – наконец согласился он и тут же принялся качать свои права: – Только с одним условием: я грабану тебя на двадцатник. Завтра или послезавтра отдам.

– Проблемы с деньгами? – снисходительно уточнил Липницкий.

– Есть такое. Знобит что-то. Надо согреться.

– Понятно. – Липницкий на мгновение задумался, стоит ли продолжать эту задушевную беседу.

Судя по всему, Сапожников здорово опустился – попытался стрельнуть двадцатку у совершенно незнакомого человека. В том, что парень его не узнал, Липницкий не сомневался.

– Ну так как? Одолжишь? – нетерпеливо уточнил Сапожников.

Липницкому вдруг захотелось нажать на рычаг и прервать этот бессмысленный разговор. Возможно, в любой другой момент он так бы и поступил, но сейчас у него не было другого выхода.

«Таких людей гораздо легче запрограммировать», – успокоил себя он и продолжил:

– Пожалуй, одолжу.

– Прямо сейчас? – В голосе Сапожникова послышалось оживление. – Ловлю на слове. Подъезжай.

– Давай встретимся на нейтральной территории.

– Скажи, куда подскочить, и я мигом.

– Канал Грибоедова, у моста. Через пятнадцать минут.

– Все понял. Бабки не забудь. И без дураков чтобы…

Липницкий никак не прореагировал на столь идиотское предупреждение, положил трубку и нетерпеливо взглянул на часы. Они показывали половину третьего. Быстренько собравшись, он спустился к своей машине и завел мотор.

В запасе оставалось еще немного времени. Липницкий употребил его с пользой – по пути заглянул в ночной бар и взбодрился чашечкой горячего кофе. На Грибоедова подъехал, как и обещал, – ровно без четверти три. Еще издали заприметил у моста такси и вновь усомнился в том, что сделал правильный выбор. Но идти на попятную было поздно.