Простые истории - Олег Патров

Уморила. Пишет сестра-то твоя: стоит коза, шатается, к стенке прислонилась. Это надо же так животину довести. Как с голодухи-то у них не подохла? Корову они там не думают покупать? Что пишет баба Вера?

– Куда там. Для козы сколько сена надо, а для коровы и подавно, а где у них работники, работников то и нет.

~

Легли спать рано. Даже бабушка Дуня сразу заснула, умаялась, напереживалась за день. Опять же свежий воздух да машина с непривычки.

Утром Иван встал пораньше, приготовил завтрак. Поели все вчетвером. Потом родители поехали куда-то по делам, взяли отгулы на два дня, подбросили дочь до работы.

Галина вошла в кабинет, сняла кофту, причесалась, задумчиво посмотрела на письмо, лежащее в сумке. Так и не отправила, носила, носила с собой и не отправила, а теперь уже и смысла не было. Новость другая пошла, тетка Анна сказала, что напишет.

«Привет тебе, моя подружка. Извини меня, что я начинаю с плохой новости: умер Федя Иванов. Его похоронили уже и помянули на девять дней. Кинулись искать твой адрес – и не могли найти. Ну, я сказала, чтобы на работу к тебе обратились или ко мне через день-два, что я жду от тебя письма. Если сегодня-завтра не придет, разыщу адрес. Что-то судьба выхватывает молодежь, а старье живет, если только можно назвать их жизнь жизнью. Но деваться некуда, надо смириться. У Светы, его жены, уже есть внучка, а она третья из детей, самая последняя. Она живет с Катериной, младшей дочерью. А Федька так и жил здесь, на нашей улице. Она прилетела на похороны и уже позавчера улетела домой. А по моим расчетам, ты должна написать нам письмо, вот мы и ждем. Приятно знать, что тебя ждут.

А у нас тоже вести нерадостные. Анна, моя сестра двоюродная, ты знаешь ее, заболела гриппом. Больше двух недель валялась в постели, а сейчас ее обметало всю: и руки, и ноги, и пятки, и ладошки, как бородавки какие. Не ходит никуда. Да и куда ходить? Сейчас опять грипп пошел, люди боятся высовываться наружу. И правильно делают. Если не ты сам позаботишься о себе, то кто же? Может и к лучшему, она давно жаловалась и на ноги, что болят, и на руки. А тут невольно приходится оставлять работу и уходить на заслуженный отдых.

Лидочка что-то давно не звонила. Если что ты узнаешь о ней, напиши, ты у нас как посредник. О себе не пишу, хвастаться нечем, а плакаться, сама знаешь, я не умею. Напиши о своих, как там поживают. Моей сестре, средней, в январе было восемьдесят один. Она пишет письмо и удивляется: вот, никогда не думала, что доживу до такого возраста. К своячнице ездит на дачу. Сама, без посторонней помощи поменяла квартиру, ближе к сыну. У них все благополучно. Ну и слава тебе господи. Пишет, что хоть и не очень стало интересно жить сейчас, старость дает о себе знать, но все в руках божьих. Все больше людей сейчас обращается к богу.

Живем в одном городе и не видим друг друга. Напиши, как Света, не собирается ли она к вам? Я знаю, как тебе тяжело. Знаю, сочувствую, но помочь не в силах. Единственное, что могу сказать: держись. Ты как стержень в своем клане. От тебя все исходит. Поэтому ты должна быть в строю.

Всего доброго. Береги здоровье. Сейчас оно на первом месте, здоровье, здоровье и здоровье.

Передай всем привет, кто меня знает. Мы ждем с Галей письма от тебя. Если не написала, напиши обязательно, а если написала – будем ждать.

Ну, вот и все. Береги себя. Лида, видимо, здорово скучает. Я позвонить-то не могу. Письмо – это смешно. Ты позвони ей, ободри ее, она почувствует, что кто-то интересуется ее судьбой, и на душе у нее будет тепло. Чего и тебе желаю.

До свиданья.

PS: Лидочка, а ты крепись, доченька. В жизни всякое бывает. Жить надо. Тебе особый привет от нас с Галей».

~

Иван беспокоился о матери, думал, как она перенесет все эти события, но та ничего, держалась. Расстроилась, конечно, пару дней давление скакало высокое, но обошлось. Галина о случившемся вообще не говорила, вела себя, как обычно. Так ведь Ирина ей бабкой только и приходилась. А вот Татьяна переживала, суетилась, какой памятник заказать, как сорок дней пройдут, как службу в помин души… Как только все и помнила. Он помогал, чем мог, останавливал лишнюю беготню.

Когда уж совсем невмоготу было, уходил в гараж. Там у них компания собралась теплая. Дочь, правда, когда приходил, нос воротила, но молчала. Хотя иной раз матери и скажет, Татьяна к нему: «Чего ты, Иван, договорились же. Тоже, как твои дядья, рано умереть хочешь?». Он отнекивался, молчал, но обижался. Знал, что жена семью его не очень привечала, а у самой тоже не краше его было. Люди как люди. Да и не пил он так, чтобы очень. Только иногда, чтобы снять напряжение.

~

«Послушай меня, ладно?» – вспоминала Галя. Бабушка Ирина все равно всё чувствовала, человека сложно обмануть, как они ни старались. Все пеняла ей молча, но она к тому времени отстранилась, вроде не замечала неудобных вопросов, да и о чем здесь говорить-то было? О жизни старалась с бабкой говорить так вообще, чтобы лишнего не открыть. Да и нечего открывать-то больно было. А что еще делать вечерами?

Себя, матери, отца Галина в разговорах с бабкой не касалась, да та и не спрашивала, знала, что бесполезно, а самой рассказывать не больно хотелось. О бабе Дуне иной раз говорили, бабки привет друг другу передавали. По телефону уже ни та, ни другая общаться не могли, а чтобы прийти к кому домой – и речи не было. Так и проводили вечера.

«Я не дождусь, когда ты приедешь», – говорила бабушка Ира, когда она собралась в командировку на две недели, это уже после операции матери, Татьяна тогда с бабушкой все время сидела. Но дождалась.

Дочь с дачи не дождалась, а ее дождалась, спасибо. Да и связаны они были крепко, всем детством, юностью, чем-то еще таким, на словах не передаваемым, хоть и редко говорили по душам в последнее время. Всё за словами прятались. Совесть молчала, но на душе было тяжело.

Вот и сейчас Галине предстояло принять непростое решение. На семейном совете они всё обговорили, всё вроде решили.