Простые истории - Олег Патров

Олег Патров

Простые истории

Огонь-то ты спрячешь, а вот куда ты денешь дым?

Дж. Ч. Харрис «Сказки дядюшки Римуса»

Жизнь дается всем, старость – избранным.

О. Аросеева

И поставил их Бог на тверди небесной, чтобы светить на землю, и управлять днем и ночью, и отделять свет от тьмы.

Быт. 1:17-19

Визит

От разъезда до деревни пять километров по тайге. Поезд притормаживал, кому надо спрыгивали.

Через переезд вернулся домой и Витька – приехал на каникулы погостить, отъесться парного молока.

Баба Клава на радостях резала курицу, а та тушкой бегала по огороду, поливая дорожки пометом и кровью. Витька ловко подбил несчастную осколком от полена и пошел навестить Петрунью – любимую козу бабка держала в дальней стайке: боялась, что коварная сорвется с колышка и доберется до капусты.

– Забор починить надо, – причитала сзади него баба Клава, утирая платком опухшие, усталые от возраста глаза. – Я уж соседа попросила подсобить. Как, справишься, Витюша?..

Витька гордо распрямил плечи и нарочито по-мужски, хотя голос только вставал, хохотнул:

– А то как же… Где наша не пропадала.

Развернулся, приподнял бабку за пояс, ткнул пальцем в нос.

– Чего дерешься, – обиженно замахала она на него платком.

– Так это любя, – сразу как-то посерьезнев, стал оправдываться Витька, почувствовав, что хватил лишку. – Чтоб ты знала, что это Я.

– Хулиган, ой, хулиган. Как был, так и остался.

Но гневные слова баб Клавы напрочь смывала ее улыбка. Витька облегченно вздохнул и зашагал дальше. «Тяжело все-таки с этими стариками, – подумал он про себя. – Чистые дети. А еще обижаются ни с того ни с сего – хуже детей».

На прошлые каникулы Витка домой не приезжал, ездил в гости к другу, тот жил в соседней деревне, побогаче, моднее, с клубом и почтой. Витька помогал другу перебирать дом. Нижние бревна совсем прогнили и требовали замены. Да как сказать помогал… Работали-то, конечно, в основном мужики – отец Сереги, да его старший брат, да еще какой-то доходяга, вызвавшийся за тарелку супа да солянку с хрустящими малосольными огурцами договориться с лесничим насчет хороших бревен, а еще помочь им с углом – самым коварным местом дома. Вот у него-то на подхвате Витька с Сережкой и бегали. Ремеслу учились. Все время на свежем воздухе с топором да рубанком в руках. Аппетит зверский. Но Витька на суп да кашу особенно не налегал. Больше молока коровьего пил, это тебе не из-под козы. Совсем другое удовольствие. По три банки с хлебом вылакает – и доволен. Сережкина мать все удивлялась: «Такого работника держать можно». Молока хозяева за расход не считали.

– Сенца накоси, – между тем продолжала причитать баб Клава. – А то Петрунья этой зимой что лист на ветру качалась. Я уж ее к стеночке прислоню, глажу, прошу: «Держись, милая. Нам пропадать с тобой никак нельзя. А то хозяин твой приедет, что скажет».

Хозяином Петруньи сызмальства числился Витька. Чистил за ней, пас, даже, бывало, искал по чужим огородам.

– А поросенка прирезать пришлось, – докладывала ему о делах баба Клава. – Сосед застрелил из дробовика. Как подумаешь, куда мир катится: во всей деревне не нашлось человека, чтобы порося зарезать. А есть – так все мастера.

Коза у Витьки была особенная, дрессированная. Скажет «служить в воротах» – попробуй подойди, рога и копыта… Даст команду – ляжет на полянке, лежит. По детству Витька с ней все местные пригорки облазил, сбитые ноги как сейчас помнил, в сентябре – октябре всегда в школе мучился, в школу босым было нельзя.

А однажды… Вот умора… Поехали они с бабой Клавой за бобами. Взяли тележку, нагрузили до отвала. Туда-то ничего шли, хоть и в гору, – тележка-то пустая, а оттуда… Под гору…Катились, кто быстрей.

Хорошо хоть Витька тележку впереди себя догадался поставить, а то прибило бы. Едет, ногами тормозит. Баба Клава совсем отстала. А тут Петрунья…

Сорвалась с привязи – и к нему, чистая собачонка. Крутится меж ногами, трется боком, весело ей, не понимает, отчего хозяин кричит благим матом. Сколько уж бобов они в тележке довезли, а сколько бабушка в сарафан насобирала, Витька плохо помнил, зато как сейчас живо представлял другое: тележка под конец все-таки грохнулась, наехала на камень, опрокинулась, увлекая за собой Витьку. Очнулся – шум в ушах, шишка на голове да что-то мокрое и живое в нос, губы тычется.

– Петрунья… Фу… Уйди, кому говорю.

Потом не раз всей семьей вспоминали, хохотали длинными зимними вечерами. А семья-то у Витьки – баба Клава, пес Мотька да коза. Отца отродясь не видывал, пока в интернат не поехал: старших классов поблизости не было. Да и то тайком от бабы Клавы один раз встретился, брата сводного увидал. Ничего, живет себе чужая семья: отец, мать, сын. А он, Витька, уже большой, все понимает…

Бабе Клаве о той встрече он так и не сказал: к чему расстраивать старушку. Да и неловко, стыдно было. Вроде какое-то нехорошее дело совершил. А всего то…

Вытащил метрики из вещей матери, письма, навел справки в городе…

Мать Витьки умерла, когда ему лет шесть от роду было. Чахоточная. Все болела. А козу Катьку – предшественницу Петруньи – как зарезали, есть не стала… «Не буду, – говорит. – И все. Кормилица была наша. Тебя, сынок, вскормила». Витька тогда маленьким был. Испугался материнских слез, тоже сказал, что есть не будет. Но разве не поешь, уж если зарезали, а ты целый день на речке, и баба Клава мастерица готовить. Всей деревней устроили пир.

– Ты к нам надолго? – наконец не выдержала, спросила самое затаенное баб Клава.

– До конца лета. А двадцать третьего августа я уеду. Мне еще к учебному году подготовиться надо, – важно ответил Витька. – Я уж решил. Еще год проучусь и буду в мореходку поступать. Математику только вот подтянуть надо.

Баба Клава с любовью и восхищением смотрела на внука.

– Вот бы мне дожить… Увидеть тебя… Человеком стать… А там жену найдешь, детки пойдут. Понянчить бы… Ты не тяни. А то ведь видишь: я бабка уже старая. Долго не проживу. Потом и дети не в радость будут. Умру я… Вспомянешь…

– Ну, запричитала, – недовольно одернул ее Витька. – С чего тебе умирать? Свое хозяйство, свежий воздух, здоровье, – тут он маленько задумался над сравнением и, решив опустить неуместное в беседе животное, просто поднял руку