Десять месяцев (не)любви (СИ) - Монакова Юлия

— Вот как, — поддела она его. — Сирых и убогоньких, значит, жалеем, а сильные пусть сами справляются…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Марк не ответил. Илона взяла его под руку и прислонилась головой к его плечу, ненадолго прикрыла глаза. Хорошо… Хорошо! Вот так идти бы и идти с ним по весенним улицам, долго-долго, не думая ни о чём серьёзном…

— Астаров на тебя теперь зуб заимеет, — лениво произнесла она, хотя о делах кафедры не хотелось говорить вовсе.

— Да он давно уже… — отмахнулся Марк. — Чуть ли не с самого моего появления здесь волком глядит.

— Конкуренции боится, — улыбнулась она.

— Ну, его право… Разубеждать, утешать и утирать сопельки я ему не намерен. Нам с ним, слава богу, детей не крестить. Да и вообще… — он хотел что-то сказать, но вдруг запнулся, точно чуть было не выдал себя.

Илона почувствовала холодок, пробежавший вдоль позвоночника. "Да и вообще" — что? Что Марк имеет в виду? Не то ли, что с Астаровым ему осталось работать совсем недолго? Не собирается ли он… уехать?

— Марк, — начала она нерешительно, — ты никогда не подумывал о том, чтобы вернуться обратно в Питер?

Он долго молчал.

— Если я скажу, что эта идея вообще ни разу не приходила мне в голову — то совру, — отозвался он наконец. — Да только ехать мне некуда.

— Ну почему — некуда? — она очень старалась, чтобы голос не дрожал. — У тебя там есть своя жилплощадь, а это главное. Что касается работы, то… извини, на одном-единственном университете свет клином не сошёлся. Я уверена, что в городе найдётся немало других высших учебных заведений, где тебя примут с распростёртыми объятиями. Ты же очень талантливый…

Он засунул руки в карманы куртки и некоторое время бессознательно посвистывал. Несмотря на горечь поднятой темы, Илона не могла не хихикнуть: совсем как мальчишка-хулиган…

— Не терпится от меня избавиться? — наконец, улыбнулся он. Улыбка вышла невесёлая.

— Просто я хочу, чтобы ты был счастлив, — ответила она, так и не решившись озвучить вслух свою жалкую просьбу: чтобы, в случае переезда в Питер, он взял её с собой…

Полина

Пятый курс бурлил, потрясённый неслыханным событием: Далматову не допустили к предзащите дипломной работы!

Больше всего Полину поразила реакция самой Ксении — она не выглядела шокированной, не злилась и не протестовала.

— Твой Громов умён, — мрачно сказала она, — я его недооценивала. Как и рецензента, чтоб он, гадёныш, жил здоровеньким до ста лет… Думала, если Астаров проглотит мою стряпню — то и все остальные тоже, на фига им вчитываться, время тратить… Кто же знал, что поднимется такая буча. Мою писанину, наверное, уже даже охранники и уборщицы прочитали, — она фыркнула, стараясь казаться независимой и насмешливой, как обычно, но Полина видела, понимала, как ей сейчас непросто. Какой это мощный удар по самолюбию и по репутации среди однокурсников…

— А зачем ты вообще так настряпала? — спросила Полина, соболезнующе глядя на подругу. Она не представляла, что чувствовала бы, если бы сама оказалась в подобной ситуации. Честно говоря, вообразить себя на месте Ксении было в принципе большим трудом. Полина слишком много сил, времени и души вложила в свою дипломную работу, и если бы её не допустили к защите, она добивалась бы справедливости всеми возможными способами. Если надо — пошла бы с палкой и в деканат, и даже в ректорат…

— Ой, оставь, Полинка, не спрашивай, не сыпь мне соль на рану, — отмахнулась Ксения. — Знаешь же, хотела побыстрее отделаться, чтобы освободить время для другого. Стрёмно так, что словами не передать — особенно когда на кафедре пришлось признаться в наплевательском отношении к делу. До сих пор как вспомню, так глаза жжёт от стыда…

— И что ты теперь собираешься делать? — спросила Полина. — Неужели согласишься с этим решением?

— Ну, выбор у меня не такой уж большой, — хмуро резюмировала Ксения. — Астаров, похоже, слился — он теперь больше за собственную шкуру трясётся. Как всегда, сделал вид, что выше скандалов и вообще ни при чём, это подлая бяка-студентка подсунула ему плохую работу, он же — ни сном, ни духом. Я ведь у него, разумеется, не первая и не последняя с бездарным дипломом. Начнут копать, поднимут архивы — и должность заведующего кафедрой улетит от Астарова со свистом. Это он в кругу своих готов был меня отстаивать, а если дело дойдёт до ректора…

— Но… терять целый год? — с болью спросила Полина.

— Знаешь, уж лучше получить недопуск к защите, чем с треском провалить эту самую защиту на глазах у комиссии. В первом варианте хотя бы есть шанс выкрутиться из неловкой ситуации более-менее красиво, с чувством собственного достоинства. Разумеется, я напишу им новую работу к следующему году… куда я денусь.

Вопреки своему обыкновению колобродить за полночь, Ксения уснула в этот вечер раньше обычного. Видимо, ситуация с дипломом расстроила её куда больше, чем она пыталась показать: выпила валерьянки и завалилась спать уже в десять часов.

Полина же долго не находила себе места. Сначала она сновала туда-сюда, из угла в угол, а затем, решившись, схватила телефон и тихо выскользнула из комнаты.

В кухне, к сожалению, толпились студентки — что-то шумно и весело готовили, дым стоял коромыслом. Тогда Полина ушла в дальний конец коридора, чтобы никто не подслушивал и не мешал, и, волнуясь, набрала заветный номер. Колени дрожали, руки тряслись, в животе было холодно и неуютно…

Громов откликнулся сразу же, после первого гудка.

— Да, Полина?

— Добрый вечер, Марк Александрович. Простите, что поздно… я вам не помешала? — смущённо проговорила она, только сейчас сообразив, что названивать научному руководителю в одиннадцать вечера — это явное нарушение границ и вообще моветон.

— Нет-нет, всё в порядке. У тебя что-то случилось? — быстро спросил он.

— У меня — нет. Я звоню по поводу своей подруги… Ксении Далматовой, — пояснила Полина. В трубке повисла многозначительная пауза. Затем, откашлявшись, Марк суховато произнёс.

— Твоя подруга написала скверную работу и теперь закономерно расплачивается за это.

— Ей… очень плохо сейчас, Марк Александрович, — сбивчиво заговорила Полина. — Дайте ей шанс, прошу вас! Честное слово, она всё поняла и осознала, она больше никогда не будет так легкомысленна. Если в этом году Ксения останется без диплома… боюсь, это её сломает. Как личность сломает, понимаете?

— Понимаю и верю. Во всяком случае, хочу поверить. Однако от меня, на самом деле, мало что зависит, — уже мягче сказал он. — Да, в данной ситуации я выступаю в противовес мнению научного руководителя Далматовой, но решение в конечном итоге всё равно принимается другими людьми. Я… всего лишь не собираюсь поддерживать лень и халтуру, — брезгливо произнёс он.

— Я не прошу вас поддерживать халтуру, — Полина почувствовала, что голос предательски срывается. — Просто предоставьте Ксении возможность хоть что-то исправить. Пусть она защищается вместе со всеми, ну пожалуйста! Да, знаю, времени осталось очень мало, но… она сможет, я точно знаю! Соберётся и сделает. Больше она не подведёт!

- Слишком много посторонних сюда уже вовлечено. Ты действительно продолжаешь верить, что по щучьему велению, по моему хотению ситуация может волшебным образом перемениться?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Может, — убеждённо заявила Полина. — Вы поговорите с Астаровым, с другими преподавателями, с рецензентом, который отклонил её работу… И вообще, в универе болтают, что в основном зарубить диплом Ксении было вашей инициативой, — докончила она совсем тихо.

— Вот как. Я прямо-таки всесильный и всемогущий, — он усмехнулся. — Понимаю, конечно, что стою костью в горле у нашего прекрасного Астарова, но уж в этой ситуации… всё выглядит как какой-то античный рок: внезапно на милую и славную кафедру свалилось стихийное бедствие в виде постороннего гада-доцента, который всюду суёт свой нос и порочит честь и достоинство педагогов и студентов.