Десять месяцев (не)любви (СИ) - Монакова Юлия

— Астаров советует расширить прошлогоднюю курсовую, делов-то! — отмахивалась она от Полининых недоумевающих вопросов. — Долго ли, умеючи? Разбавлю водицей, понапихаю новомодной терминологии — вот и готов диплом… Максим Павлович — руководитель покладистый, помычит и согласится. Меня сейчас больше волнует собственное литературное творчество…

Полина, от греха подальше, даже не стала вникать, на какую именно тему писательница строчит очередную нетленку.

Накануне своего кратковременного отъезда в Москву Ксения предложила всё-таки выползти из общаги, чтобы развеяться.

— Тебе ведь ещё вещи складывать перед дорогой, — напомнила Полина, но Ксения пренебрежительно пожала плечами:

— Я же всего на три дня еду, а не насовсем, как Катя. Чего там собирать-то? Успеется… Может, сходим в кафе? Скучно ужинать дома на каникулах! Пойдём, а? У меня настроение поболтать под музычку.

Немного подумав, Полина согласилась. Ну правда, сколько можно сидеть в четырёх стенах — этак и одичать недолго.

Не сговариваясь, они добрели до уютного студенческого кафе неподалёку от университета. Вернее, оно только звалось студенческим — на деле же сюда приходили самые разные посетители. Просто студентов данное местечко привлекало близостью к универу (можно было заскочить в промежутках между парами) и вполне демократичными ценами. После лекций тут постоянно тусовались толпы молодёжи, заказывающие преимущественно пиво с сухариками. Окончание сессии тоже, как правило, отмечали здесь.

В каникулы посетителей было не так много: большинство иногородних студентов разъехалось по домам, да и местным сейчас незачем было ошиваться возле университета.

Неяркий свет, приглушённая негромкая музыка, разговоры вполголоса… всё это облегчало сближение, и Полина с удивлением поняла — только сейчас осознала — как труден им с Ксенией был первый шаг, и как обеим хотелось прежнего непринуждённого общения.

Полистав меню, девушки заказали себе по цезарю и по куску шоколадного торта. Только в напитках их вкусы разошлись: Ксения выбрала мохито, а Полина ограничилась соком. Был в ассортименте и безалкогольный глинтвейн… но, вспомнив, при каких обстоятельствах она пила его в прошлый раз, Полина почувствовала, как защемило сердце. "Я в курсе, что вы не пьёте. Но взамен вам сейчас непременно нужно что-нибудь согревающее…"

Господи, ну когда же, когда, наконец, наваждение по имени Марк Александрович Громов больше не будет иметь над ней такой власти?..

Но, задавая себе данный вопрос, она уже знала ответ — это продлится как минимум до тех пор, пока количество их встреч, которые и сейчас-то крайне редки и кратковременны, не снизится вообще до нуля. Полина чувствовала, что Громов пытается избегать её по мере возможностей. Даже по поводу дипломной работы он теперь в основном переписывался с ней по электронной почте — сухо вносил правки деловым официальным языком. Он явно сожалел о той слабости, которую позволил себе по отношении к Полине, о том, что ответил на её поцелуй…

Помотав головой, чтобы вытряхнуть из неё остатки мыслей о Громове, Полина постаралась сосредоточиться на том, что болтала в данный момент Ксения. Писательницу, как всегда, несло в сторону наблюдений и философствования — вот и сейчас, оглядываясь по сторонам, она живо и едко откликалась на всё, что видит.

— Смотри, смотри: она обнажила костлявые ключицы и думает, что это сексуально, а на деле похожа на недоношенного младенчика без пелёнок… Слушай, Полинка, выкрасись и ты в рыжий цвет, тебе бы пошло… А вот интересно, каково жить, когда у тебя вместо губ — пара пельменей?

Полина не особо вслушивалась в это безостановочное бормотание, поэтому момент, когда собеседница внезапно стала серьёзной, застиг её врасплох.

— Нам надо поговорить, — тихо произнесла Ксения. Полина непроизвольно сжалась в комок, как перед ударом, но в глубине души уже понимала — да, наверное, и правда надо. Иначе так и будешь жить с тяжестью на сердце и бояться чужого камня за пазухой.

— Сразу признаю — я поступила по-свински, — опустив голову, начала Ксения. — Не знаю, поверишь ты или нет, но я действительно не ставила себе целью высмеять тебя или унизить. Согласна, эксперимент с Вадимом был так себе, тут я просто забавлялась и хотела тебя немного расшевелить. Ты же вообще ни на кого из парней не смотрела!

— Ты прямо-таки заботливая мамаша, — покачала головой Полина. — Но почему тебя в принципе так волнует моя личная жизнь? Моя, а не, к примеру, твоя собственная?

— Потому что… блин, у нас так много общего, Полинка, хотя, наверное, ты так не считаешь. И когда я вижу в тебе что-то, что раздражает меня в самой себе — я невольно злюсь и хочу это исправить. Мне тоже до лампочки встречи с парнями, но это ведь неправильно в нашем возрасте, все это скажут… У меня на то свои причины, вот я и решила хотя бы тебя растормошить. Вызвать пресловутые бабочки в животе — дурацкое, кстати, выражение, кто его вообще придумал. Как будто ты наелась бабочек, фу, гадость…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Хорошо, предположим, фейковый аккаунт Вадима — это просто твоё желание немного меня встряхнуть, чтобы я не кисла от одиночества и не забывала о том, что я девушка. Так? — подытожила Полина. — А что бы ты стала делать, если бы я действительно запала на твоего мифического братца? Если бы влюбилась в него по-настоящему? Вот так, заочно, без личных встреч, как ты и планировала…

Ксения нахохлилась.

— Я бы не стала доводить до такой крайности, честное слово. Хотя, разумеется, ты мне не веришь сейчас ни в чём. Но, понимаешь… сразу было понятно, что ты — не я, у тебя всё это пойдёт по другому сценарию.

Полина растерянно захлопала глазами.

— В смысле? При чём тут ты?

— История с Вадимом — это, в некотором роде, отражение моего собственного случая, который повлиял на всю дальнейшую жизнь. Можно даже пафосно сказать, что эта история теперь ведёт мою судьбу за собой.

— Отражение?.. — переспросила Полина в замешательстве.

— Да, только отражение в кривом зеркале. У меня всё было немного иначе… Я сейчас расскажу тебе, я ещё ни с кем в мире этим не делилась, поклянись, что никому больше не проболтаешься!

Её напор, серьёзность и какой-то одержимый блеск в глазах заставили Полину пообещать держать язык за зубами. Она поняла, что сейчас не стоит ни отшучиваться, ни иронизировать, и приготовилась слушать.

— Я часто валяю дурака, — отхлебнув глоток мохито для храбрости, начала Ксения, заметно волнуясь, — но для меня литература — это чудо. Я не о своих произведениях сейчас говорю, а о по-настоящему талантливых, о потрясающих, их крайне мало… Я вообще с детства жила в мире книг, читала запоями, но моя любовь к чтению не оформлялась ни во что осознанное до тех пор, пока… — Ксения нервно сжала пальцы. Полина не перебивала, не подгоняла и не переспрашивала, терпеливо ждала.

— В общем, когда я училась в девятом классе, одно прочитанное произведение буквально распотрошило мне душу, вывернув её наизнанку. Тогда я и решила, что непременно буду писателем. И дело было не только в самом произведении, но и в том, кто его написал. Я впервые была так потрясена как слогом, так и личностью автора. Если бы он был жив, а он умер несчастным и рано, я перевернула бы всю свою жизнь, чтобы приблизиться к нему, да хоть в домработницы к нему пошла бы. Просто быть рядом, любой ценой. И помогать… ну, знаешь, у него ведь тоже могло такое случиться: вдруг не то слово. И если бы за всю жизнь я подсказала бы ему хоть десять, да хоть только пять слов… и они навечно остались бы в его произведениях… я была бы самым счастливым человеком на свете.

Помолчав немного, Ксения исподлобья взглянула на Полину — не смеётся ли?.. Но та была серьёзна.

— Это и есть любовь — самая бескорыстная из всех, которые только могут быть, — выдохнула Ксения. — Вот и думай сама — в кого после подобного литературного потрясения я смогу влюбиться? Ну, были парни, нравились даже, но всё равно это не любовь, да и не будет её у меня — такой, общепринятой… Всё, Полинка, не спрашивай, и никогда больше об этом не будем, хорошо? — заторопилась она, хотя Полина продолжала молчать, оглушённая этим странным признанием.