Десять месяцев (не)любви (СИ) - Монакова Юлия

— Это делается для того, — щедро делилась она новыми познаниями с однокурсниками, — чтобы члены комиссии ассоциировали диплом в первую очередь с научруком, а уже потом — со студентом. Ну, сами понимаете — поставить хреновую оценку коллеге сложнее.

Во время её выступления словосочетание "мой руководитель" в разных вариациях прозвучало столько раз, что сам многажды помянутый руководитель сидел красный, как свёкла, и мечтал провалиться сквозь землю, а члены комиссии с трудом сдерживали смех.

Даже к Ксении не слишком придирались — впрочем, и она не подвела: работа получилась немного сыроватой, но вполне достойной. Правда, "отлично" ей так и не поставили, ограничившись четвёркой, но Далматова была безумно рада и тому, что получила, прекрасно понимая, что всё справедливо и заслуженно.

И вообще, к чести Ксении, основное своё внимание в день защиты — искренне и нежно — она отдала Полине. Было видно, что она действительно волнуется за подругу, зная, как много для неё значит эта дипломная работа.

Сама же Полина почти не нервничала. Разве что самую капельку — в момент, когда всё тот же Астаров принялся забрасывать её каверзными вопросами, никак не желая угомониться, хотя остальные члены комиссии были весьма довольны её выступлением. Она с честью держала удар, потому что была готова к подобному. Она не лукавила, когда думала, что способна защищать свою работу с палкой в руках, пусть даже перед сотней Астаровых.

— В зале, конечно, все смотрели на тебя, пока ты говорила, — поделилась Ксения с Полиной, когда они оказались в общежитии, — а я смотрела на твоего "научного руководителя", — пропищала она, подражая голосу Ирины Селивановой. — Он сиял вместе с тобой…

— Глупости, — пряча смущённую улыбку, отозвалась Полина, — он никогда не сияет.

— Ну да, а тут, понимаешь ли, засиял, но — односторонне.

— Это ещё как?

— Да так: с одной стороны сияние, а с другой — мрачная тень. Его что-то сильно тревожит. Вероятно, эта общая неопределённость облика тебя в нём и привлекает… ах, он такой загадочный, содержательный и нешаблонный, ах, у него в душе всё поперёк!

— Не начинай, — миролюбиво попросила Полина. Странно, шуточки Ксении больше не царапали и не обижали, просто хотелось немного посидеть в тишине, наедине со своими мыслями: вспомнить взгляд серых глаз… и радостную улыбку… и торжествующее пожатие горячей руки…

— Понимаешь, — задумчиво протянула Ксения, — твой Громов…

— Он не "мой", — возразила Полина, хотя слышать это было весьма приятно.

— Твой Громов, — с нажимом повторила подруга, — прежде всего, учёный. Ну, а девушки потом, однако. И это несмотря на то, что вокруг него постоянно вертятся какие-то бабы, буквально разрывают на части… вспомни ту питерскую историю со студенткой. Ведь не зря она домогательства выдумала. Небось, втайне сама о них мечтала… А как наша Илона Эдуардовна на него смотрит, не замечала?..

— Замечала, — с вызовом ответила Полина. — И что с того?

— Да ничего. Его это всё заметно напрягает. Он, как в том бородатом анекдоте про Ленина, знаешь? Любовнице говоришь, что идёшь к жене, жене говоришь, что идёшь к любовнице, а сам залезаешь с книгами на чердак — и начинаешь учиться, учиться, ещё раз учиться, — Ксения засмеялась.

— Он тоже может любить и чувствовать, — возразила Полина.

— Не сомневаюсь, — тут же согласилась подруга. — Извини, что я снова влезаю, но по-моему, тебе надо бороться за него, а не сидеть у косящатого окошечка и ждать, когда добрый молодец прискачет на лихом коне. Ты нестерпимо старомодна, Полинка, ну просто девица из прабабушкиных романов. Воображаешь, что Марк Александрович прилетит на крыльях любви на твой захолустный остров, а ты будешь сидеть в светлице, перекинув русу косу через плечо, и кобениться…

Полина не выдержала и фыркнула.

— Ксень, нужно выдерживать какой-то стиль, если ты писательница. Ты не имеешь право говорить "кобениться", для этого надо иметь совсем другое лицо, и очки тогда нельзя. Прямо когнитивный диссонанс!

— Ты мне зубы заговариваешь и уводишь от темы разговора… ладно, отныне я буду говорить с тобой языком Хераскова*. Итак, ты воображаешь, что твоему герою будут милы трясины твоего острова и захолустны те дороги, твои касалися которых сухощавы ноги…

Полина захохотала в голос. Ох уж эта Ксения!..

— У меня совсем не сухощавые ноги, между прочим.

— Это для стиля, — отмахнулась та. — Так вот, Полин: твой герой на остров не поедет.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Девушка немного помолчала.

— Приезжай ты, Ксень, если он не приедет, — сказала она наконец. — Папа с тётей Настей будут очень рады. Я им много о тебе рассказывала.

— Я-то приеду, — Ксения вздохнула. — Но Марк Александрович… Понимаю, что тебе это интересно: свернуться в клубок и ждать, чтобы тебя распутывали, вот только…

Она не закончила свою мысль. Полина не переспросила.

___________________________

*Михаил Матвеевич Херасков — русский поэт, писатель и драматург эпохи Просвещения. Наиболее известен как автор эпической поэмы "Россиада", посвящённой взятию Казани Иваном Грозным.

На вручении дипломов в конце июня царила совсем иная атмосфера: забылась предшествующая этому событию нервотрёпка, схлынуло адское напряжение последних месяцев, канули в лету недосып и мандраж. В сердце — праздник, голову кружит пьянящий дух свободы, а в душе зарождается уверенность, что ты можешь изменить весь мир, потому что он, этот мир, целиком и полностью принадлежит исключительно тебе.

Церемония вручения проходила в актовом зале главного корпуса университета. Многие выпускники привели с собой родителей, кто-то — даже бабушек и дедушек. Но, откровенно говоря, это был достаточно однообразный и скучный процесс: дипломантов вызывали на сцену по списку, где они по очереди пожимали руки всему руководящему составу вуза во главе с ректором, а затем ставили свою подпись и возвращались на место уже с дипломом, красным или синим. К счастью, вручение чередовалось концертными номерами в исполнении студентов младших курсов.

Все девушки принарядились, как на бал (каждая вторая была в вечернем платье), навертели замысловатых причёсок, позаботились о макияже. Полина надела новое синее платье — немного смелое, даже вызывающее, но удивительно ей идущее: с открытой спиной, облегающее фигуру, как перчатка. Его в самый последний момент заставила купить Ксения.

— Полинка, ты просто секс-бомба! — завопила она восторженно, когда подруга вышла из примерочной. — Я и не подозревала, что у тебя такие классные сись… грудь.

— А не слишком откровенно? — с сомнением спросила Полина, тем не менее, с явным удовольствием рассматривающая своё отражение в зеркале.

— Самое то! Громов будет сражён прямо в сердце, вот увидишь.

За подругами должна была заехать на своей машине Ирина Селиванова: главный корпус располагался далековато, так что трястись в общественном транспорте нарядными и красивыми было бы просто кощунством. Ксения, к слову, тоже была при параде: в новеньком светлом сарафане, с распущенными по плечам волнистыми локонами.

— Офигеть, — сказала Селиванова, увидев их обеих. — Вот учишься пять лет с людьми, учишься… и перед самым получением димплома узнаёшь, что они, оказывается, женского пола!

— Так себе шутка, — отозвалась Ксения, торопливо роясь в своей тумбочке. — Блин… куда я задевала свой браслет? Полин, ты его не видела?

— Далматовой понадобился браслет, — покачала головой Селиванова. — Тяжёлый случай. Может, реальную Ксению похитили инопланетяне?.. Где ты вообще купила этот браслет? В круглосуточном супермаркете, по акции вместе с сигаретами?

— Твоё натужное красноречие меня не задевает, — гордо отозвалась Ксения, выуживая, наконец, браслет из недр тумбочки. — Можем ехать.