Бег сквозь лабиринт - Татьяна Величкина

Солнце светило прямо в глаза и прищурившись, он разлепил свои веки. Дышать было больно, а перед глазами стояла красная муть. Когда он окончательно пришел в себя, то увидел, что находится в больничной палате, а рядом сидит жена Ирина.

— Боренька, — заплакала она, склонившись над ним, — что случилось, ты чуть не погиб!

— Все могло закончиться гораздо хуже, — тихо пробормотал он.

— О чем ты? — вскинула брови Ирина.

— Я хотел позвонить… а машина…

— Ладно, я поняла, — ласково прервала его Ирина, — тебе трудно говорить, потом все расскажешь.

— Погоди, мне нужно, чтобы ты связалась… с одним человеком.

Она удивленно посмотрела на него, Борису показалось, что она ни за что не сделает ни одного звонка, на что он попросил принести его записную книжку, в которой был телефон Комисарова.

— Что это несчастный случай? — дрогнувшим голосом спросила жена, — или… они и за тебя взялись.

— Тихо. Я сам виноват, гнал, как… сумасшедший…

— Ты был… на кладбище? — осторожно спросила Ирина.

— Да, — он отвел глаза к окну, не хотелось признаваться в своей слабости.

— Ничего, — Ира нежно погладила его по волосам, — все пройдет, а где, говоришь книжка?

— Там где папка с документами, поняла? — он с благодарностью посмотрел на нее. Какая же она все-таки хорошая, добрая женщина, подумал Журавлев, а я, старый дурак, всю жизнь ей испортил. Все равно ведь люблю, но как-то по-другому, не как женщину, не смог бы глядя ей в глаза сказать, что ухожу и люблю другую, это как ударить ребенка… Почему так происходит, что мы не так сделали, однако она сейчас такая милая, Журавлев коснулся ее руки.

— Прости меня, Ира, — она повернулась, и он увидел в ее глазах боль и в то же время надежду. Ничего, не ответив, она поднялась и позвала медсестру.

— Я скоро буду, — улыбнулась она и, когда появилась медсестра, быстро направилась в сторону двери. — Ему сейчас необходим покой, сказал врач, прошу, Анечка, пусть все, кто приходят, сначала звонят мне.

— Конечно, Ирина Петровна, — кивнула ей медсестра и, развернув журнал, села возле Журавлева, — отдыхайте, Борис Германович, я буду рядом.

Борис закрыл глаза и почувствовал, как комок подкатывает к горлу, он ненавидел ощущение беспомощности, но сейчас пришлось с этим смириться. Почему-то ему захотелось покоя, забыть обо всем и уехать к чертовой матери подальше отсюда. Когда не стало Маши, к чьим советам он так привык, все стало рушиться, глиноземный комбинат трещал по швам, рабочие начинали нервничать и требовали увеличения зарплаты. Журавлев не мог ничего сделать, либо должен был рано или поздно сам становиться с протянутой рукой. На прииске дела обстояли лучше, но львиную долю, он отдавал людям Тэлля, за улаженные проблемы с местной администрацией и органами правопорядка у которых было столько не нужных и опасных вопросов, по поводу работы старателей. В артели работали, как правило, не простые люди, а бывшие заключенные с криминальным прошлым, настоящим и будущим. Зачем только Воля связался с ними, однако по-другому делать деньги в нашей стране нельзя или, по крайней мере, опасно или убыточно. Вот Журавлев и выбрал опасный, но прибыльный путь дружбы с криминальным миром, который рано или поздно поставит его перед выбором.

Он поморщился от боли, спина болела от долгого неподвижного лежания, а перевернуться было еще больнее, итог его лихачества, четыре сломанных ребра справа и пять слева. Взрыв, который откинул его назад, довершил начатое, одно из сломанных ребер задело легкое и только решительные и быстрые действия скорой помощи, что не так часто бывает, не дали Борису отправиться на тот свет. Врачи работали, слажено, а главное, быстро доставили его в реанимацию, где он удивительно быстро почувствовал себя лучше.

Прошло несколько дней, Журавлев медленно, но верно шел на поправку, и если бы не предательская боль в ребрах, было бы ничего. Он ждал Комисарова, но Ирина сообщила, что не может до него дозвониться.

День тянулся медленно. Перед обедом, в палату, неожиданно влетел раскрасневшийся Воля, в белом халате, небрежно наброшенным на плечи. На тумбочку он быстро поставил пакет, из которого ловко вытащил бутылку коньяка.

— Какие у тебя тут медработники, ты словно в рай попал, — улыбнулся Дмитрий, оценивающе посмотрев на медсестру Аню. — Помой фрукты, красавица, — попросил он медсестру, а там, колбаски порежь, вот, сообрази нам что-нибудь.

— Хорошо, — улыбнулась девушка, — только вы тут не долго, врач запретил ему…

— Моя милая, с врачом все улажено, — одарил ее еще одной улыбкой Дмитрий. — Ну что, Боря, как ты?

— Лучше, — попытался рассмеяться Журавлев, но боль заставила его сморщиться.

— Ты это брось, смеяться нельзя, — Воля, вынув из пакета стакан, налил себе коньяка, — еще немного и тебе тоже налью… а что произошло, ты летел, говорят под 180 км/ч.

— Расскажу потом, просто расстроился из-за Маши.

— С кладбища ехал, — кивнул Дмитрий, — бедная девочка, мне Машенька всегда нравилась.

Журавлев приподнялся на неудобной подушке.

— Может, пройдемся?

— Ну, да, а потом меня Ирина Петровна твоя, чик-чик, — он провел ребром ладони по горлу, — она решила за тебя взяться.

— Да, брось, ты, — улыбнулся Журавлев, — все будет нормально.

— Лежи, завтра, я приду, надо потолковать о делах.

— А сейчас? — Борис кинул в рот крупную виноградинку.

— Не-а, — хитро прищурился Воля, — мне звонил следователь по особо важным делам, знаешь ли. И фамилия у него такая запоминающаяся.

— Комисаров? — спросил Журавлев и почувствовал, как напряглись у него мышцы.

— Да, боюсь даже думать о том, чтобы сотрудничать, — он отпил из стаканчика добрую его часть и, поставив на стол, присел на край кровати, — мне, честно говоря, не чего сказать… говорит, что мы должны помочь следствию, иначе всем нам дорога туда же. — Последнее слово он произнес с двусмысленным выражением на лице, и Журавлеву не понравился тон с каким Дмитрий сказал это. Сначала он хотел открыться ему и рассказать о ночном происшествии на кладбище, но потом подумал, что лучше не стоит этого делать. Что-то внутри него посоветовало не втягивать его в эти проблемы, интуиция или как там ее еще называют. Самому Борису не терпелось кому-нибудь рассказать о той странной девушке, только кто поверит.

— О чем задумался? — прервал его размышления Воля.

— Да все о том же, — Журавлев попытался подняться и осторожно сел рядом с Дмитрием, — какие у тебя планы, что думаешь делать?

— Теперь без Маши будет не так просто, все мы привыкли, что она думала за всех, — Дмитрий в упор посмотрел на Бориса, — но все, что придет в мою непутёвую голову, я буду подвергать тщательному анализу и согласованию с генеральным директором, то бишь с тобой.