Бег сквозь лабиринт - Татьяна Величкина

— Не надо меня оскорблять, — повысил голос Комисаров и в его голосе Журавлев уловил металлические нотки. — Это дело должно быть раскрыто, а виновные понести наказание. Скажите, о чем вы разговаривали с Переверзевым? — неожиданно для Журавлева спросил Андрей, — он тоже все знает, и что, обещал бездействовать?

— Переверзев мой старый друг, мы служили с ним в Афганистане, когда все еще только там начиналось. Нет, я ему ничего не говорил, но если даже у вас и будут доказательства, Тэлль все равно вам не по зубам. Он всех держит в городе и не только в Красноярске, это не человек, а адская машина, — Борис Германович покрылся капельками пота и, поднявшись резко развернувшись, направился к окну. — Единственное, о ком у меня болит душа, так это о той милой девушке, которая попала в сети Раскина, этот человек пойдет на все. У меня есть еще один человек, который хорошо знает ее, но без его согласия, я не могу дать вам данные о нем.

— Понимаю, — кивнул Комисаров. — Однако я все-таки хочу попробовать, может быть что-то из этого и выйдет. А для этого мне понадобиться ваша помощь. Мы можем встретиться в другом месте, и вы мне все подробно расскажете. Только так я смогу остановить убийства.

— Мне нужно будет подумать, — вздохнул Журавлев, — дождь закончился, — кивнул он в сторону окна, — люблю воздух после грозы.

— Да когда с листьев и улиц, со всего смыта пыль и грязь это хорошо, — он протянул руку Журавлеву, — надеюсь, мы придем к обоюдному согласию, Борис Германович.

— До свидания, Андрей Сергеевич, — Журавлев быстро направился к выходу, оставив Комисарова наедине со своими мыслями.

Да, это новый поворот в этом деле, он раскрыл дело и прочитал последнее стихотворение убийцы:

 Сегодня крови будет много, В два раза больше, чем обычно, И не судите слишком строго, Два мертвеца, все ж не привычно.

Они ехали молча, Наташа смотрела по сторонам, надеясь найти что-то странное чужое, но этот мир был точно таким же.

— Интересно в этом мире есть я? — неожиданно спросила она Антона.

— Не знаю, — сухо ответил он, продолжая смотреть на дорогу, — сейчас сядем на самолет и когда будем в Москве, нужно будет снова вернуться в твой мир. Только ума не приложу, где найти дверь, для этого нужно будет постараться.

— А почему не сейчас?

— Сейчас нас еще могут преследовать, а если мы будем лететь до Ганновера, пройдет слишком много времени, время по ту сторону зеркала течет гораздо меньше, я не знаю даже какой год в моем мире.

— Значит можно путешествовать во времени? Раз мой мир сейчас прошлое, это настоящее, а твой мир или какой-нибудь другой может быть будущим.

— Я не задумывался об этом, об этом лучше поговори с Философом.

— Терпеть его не могу, — фыркнула Наташа, — он какой-то странный, не знаю, как объяснить, от него исходит что-то похожее, как и от… Валерки… Словно это какой-то запах смерти что ли, зачем я это говорю, — она закрыла глаза. Антон больше не сказал ни слова, и они так и промолчали всю дорогу до аэропорта. В аэропорту все было таким же, Наташа боялась остаться одна и, сжимая руку Антона, двигалась за ним. Только сейчас она поняла, что у нее нет сумки с вещами, она сообщила об этом Антону, на что он рассмеявшись заявил, что ее сумка осталась во взорвавшейся машине.

— Ничего, прилетим в Москву, что-нибудь купим, — небрежно бросил Раскин.

Наташа решила, что сейчас не стоит на него обижаться, он просто нервничает и боится, так же как и она, а может быть и больше, потому, что знает, что может произойти, если ищейки Тэлля их все-таки обнаружат. Разве могла она подумать, что с ней будут происходить такие вещи, погони, стрельба, прыжки в зеркала, словно это дурной сон. Теперь, да же при желании, она ничего не смогла бы изменить. Ей стало по настоящему страшно, и почему-то Наташа поймала себя на мысли, что ей безумно хочется увидеть саму себя в этой реальности, может тогда она сможет поверить, что это все взаправду. Это как ее давняя поездка с классом в Москву, когда она сказала, что пока не окажусь на Красной Площади не поверю, что оказалась в Москве.

Время приближалось к трем часам, они прошли регистрацию и ждали своего вылета. Антон купил себе бутылку пива, а Наташе минералки. Она понемногу пила из горлышка, ощущая какую-то пустоту в груди.

— Мне кажется, что меня нет в этом мире, Антоша, я себя чувствую здесь чужой, — она повернулась к нему и, проведя рукой по его небритой щеке, поцеловала его, — скажи мне правду, ты ведь любишь меня и ничего не случиться, ты ни когда не предашь меня.

— Что за детская сентиментальность, — он отстранился от ее руки, — мне сейчас не до этих разговоров, когда везде могут быть люди Тэлля.

— А может, ты что-то не договариваешь? — настороженно спросила Наташа, на что Антон в упор посмотрел на нее, но ничего не ответил.

Он не хотел говорить, что-то внутри грызло его, и Наташа видела это, чувствовала кожей, и не могла понять, что это тревога, за них или опасение за провал чудовищного обмана. Может быть, совсем напрасно она отправилась в этот путь, где ей совсем не хочется остаться совершенно одной, где ее ни кто не будет искать. Единожды солгав, солжешь и второй раз. Пусть он признался во всем, но изначально мотивы Антона были весьма не рыцарскими, и ее, возможно, ждало нечто ужасное…

Самолет взмыл в теплое, июльское небо и, развернувшись, лег на курс Красноярск — Москва. Наташа всю дорогу думала, правильно ли она поступает. Что ее ждало дома, квартиры уже не было, а денег на новую жилплощадь все равно не хватило. Во-первых, инфляция сжирала каждый квадратный метр, а во-вторых, большая часть из этих средств была потрачена на дом в Дивногорске, куда она не могла вернуться, да, и записан он был на Антона, который говорил, что какая разница, когда они поженятся, у них будет общий счет, просто так было проще оформить дом. Он ссылался на своего адвоката, который не мог что-то оформить без его участия, теперь Наташа начала задумываться, а не было ли это какой-то уловкой. Она не могла понять Антона, так как любила его, желала всем сердцем и, казалось, без него она просто задохнется и не сможет жить, в то же время Наташа опасалась его и, ощущая какую-то детскую беспомощность, боялась себе признаться, что сделала не правильный выбор. Что нужно было бежать без оглядки, когда эти мысли начали скрестись острыми коготками в двери ее сознания, что надо было послушаться Азизу, которая пыталась вразумить ее, но все напрасно. Что-то удерживало ее навсегда разорвать эти нити, которые теперь казались веревками и очень скоро, пройдет совсем немного времени и эти веревки превратятся в цепи, которые разорвать будет невозможно, а ключ будет на дне самого глубокого колодца.