Всадник авангарда - Роберт Маккаммон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мэтью подошел к нему, остановился и нерешительно кашлянул. Смайт продолжал переписывать что-то из книги на пергамент. Время от времени перо опускалось в чернильницу, и мастер снова возвращался к работе.
— Вы что-то хотели, мистер Спейд? — вдруг спросил Смайт, не выпуская изо рта трубки и не прерывая трудов. Голос его был не менее суров, чем вчерашнее убийство.
— Ничего конкретного. — Мэтью шагнул ближе. — Так, взглянуть на библиотеку.
— Глядите на все, что вам захочется, — разрешил Смайт. Что бы он ни переписывал, скрыть это он не пытался. — Но, если можно, — воздержитесь от заглядывания мне через плечо.
— Разумеется, сэр. — Впрочем, Мэтью при этих словах даже не сделал попытки отодвинуться. — Но я тут подумал об одной вещи, в которой, мне кажется, вы могли бы мне помочь.
— Я ни в чем вам помочь не могу.
— Это, может быть, не совсем так. — Мэтью шагнул еще ближе, и оказался возле самого локтя Смайта. Взялся — ходи, подумал он. И сказал: — Я надеялся, что вы можете мне объяснить про «Цимбелин».
Перо перестало скрипеть. Мэтью отметил, что пергамент почти весь заполнен мелкими, но аккуратными строчками, и оставались еще пустые страницы, ожидающие той же работы.
Смайт обернулся. Мрачные серые глаза уставились на Мэтью с некоторым нажимом:
— Прошу прощения?
— «Цимбелин», — повторил Мэтью. — Мне хотелось бы услышать об этом.
Смайт целую минуту просидел совершенно неподвижно. Потом положил перо на подставку и освободил трубку из хватки сжатых зубов.
— «Цимбелин», — сказал он спокойно, — это такая пьеса.
Он поднял том, с которого списывал, и на темно-коричневом переплете показал золотое тиснение: «Цимбелин. Трагедия в пяти актах, Уильям Шекспир».
— Мне прочесть выписку, которую я оттуда сделал? — Он продолжал, не ожидая ответа:
— «Теперь тебе не страшен зной,
Не страшны вьюги снеговые!
Ты в вечный возвращен покой,
Расчеты кончены земные!
Красотка, парень и монах
Все после смерти — только прах!».[3]
Смайт заглянул в пергамент:
— Еще желаете?
— Декламаций о смерти? Спасибо, не стоит.
— Не просто декламация, мистер Спейд, а великое утверждение смерти. Я большой поклонник пьес Шекспира, сэр. Почитатель его великого ума и его голоса, который, к сожалению, слышу только в своем воображении. — Он положил книгу на стол и затянулся трубкой. — Вот каким образом я сохраняю здравый рассудок на этом кровавом острове, сэр. Я прилежно копирую отрывки из шекспировских пьес, которых, к счастью, у профессора полное собрание. Ждать, пока прибудете вы — это для нас всех было испытанием нервов. Поэтому переписывание пьес Барда явилось для меня отдушиной, которая заодно усилила мое восхищение работой мастера. У вас есть какие-либо возражения, которые вы готовы предать гласности?
— Никаких. — Мэтью отчаянно пытался замаскировать свое недоумение. Ну, да, «Цимбелин» — пьеса об испытаниях и лишениях одного британского короля — Цимбелина — основанная, возможно, на легендах о реально существовавшем короле Британии Цинобелинусе. Но какое это имеет отношение к проблеме профессора или вопросу о новом оружии, — Мэтью понятия не имел. Он решил, что пора уже кончать готовить наживку и приниматься удить. — Я так понимаю, это кодовое имя для нового устройства, созданного профессором?
— Устройства? О чем это вы?
— О новом оружии, — пояснил Мэтью. — Которое он намерен был продать Испании, и которое было захвачено в открытом море британским флотом. Из-за предательства доктора Джентри, — решился добавить он.
Из чашки трубки спиралью восходил дым.
— Молодой человек! — прозвучал голос с обертонами камнедробилки. — Вы вступаете на опасную почву. Вам известно, что никто никому не рассказывает о своих делах — так приказал он. Я не хочу знать ничего о том, как вы учите шлюх добывать государственные тайны, а ваше желание узнать о «Цимбелине» весьма опасно.
Мэтью пожал плечами, но не отступил:
— Я по натуре любопытен. И вчерашняя милая сценка весьма обострила мое любопытство. А желал я знать лишь то, почему его назвали «Цимбелин».
— Вот как? И кто же сказал вам, что «Цимбелин» — оружие?
— Сирки, — ответил Мэтью. — В ответ на мои вопросы.
— И он же сказал вам, что первая поставка в Испанию была захвачена в открытом море?
— Он.
Мэтью подумал, что Натан Спейд отлично умеет врать.
— Что же за игру он ведет? — нахмурился Смайт. Когда-то в молодости лицо его было довольно красивым, но с возрастом сделалось резким и отталкивающим.
— Он солгал мне?
— Нет, — ответил Смайт. — Но он нарушает волю профессора. Почему?
— Вы могли бы сами его спросить, — предложил Мэтью, как истинный джентльмен.
Эдгар Смайт задумался, рассматривая это предложение и попыхивая трубкой. Его окутал синий дым, и казалось, что он стал меньше ростом. Мысль выступить против индийского гиганта, если и возникла на краткий миг, уплыла как душа табака, втянутая решетчатыми дверями.
— Вы неправы, — сказал он наконец голосом, похожим на трубы Страшного Суда.
— В чем именно?
— В вашем утверждении, будто «Цимбелин» создал профессор Фелл. Это не так. Это была моя идея. Мое творение. Мой непрестанный труд с напряжением ума и всех моих способностей. А я свое дело знаю очень хорошо, мистер Спейд, и делать его умею. Таким образом, это ваша первая ошибка, которую я рад исправить.
Он пустил в сторону Мэтью небольшой клуб дыма.
— Вторая ваша ошибка, — продолжал он, — то, что вы сочли «Цимбелин» устройством. Вы и в самом деле думаете, что это какая-то многоствольная пушка, выдуманная эксцентричным изобретателем?
— Не совсем так.
Хотя эта идея и приходила Мэтью в голову. У него был опыт знакомства с многоствольным оружием и эксцентричными изобретателями.
— «Цимбелин», — продолжал эксперт по оружию, — является основой, на которой будет создаваться оружие. Тот, кто овладеет ею, будет иметь несомненное преимущество в любом бою, и потому она имеет огромную ценность для многих стран.
— Я понимаю, но если это оружие окажется у разных стран… не будет ли это значить, что оно устарело?
— Природа этого зверя такова, — заверил Смайт, пыхнув дымом из ноздрей, — что придет что-то новое и после «Цимбелина», и после этого «чего-то», и опять, и снова — до скончания времен.
Мэтью позволил себе тонкую улыбку:
— Мне кажется, сэр, что ваша работа в конце концов приблизит скончание времен.
— Это случится тогда, когда меня уже не будет. — Смайт притоптал пальцем табак в чашке трубки, где уже гас огонь. — Таким образом, мне нет до этого дела. Но проинформирую вас, что это работа профессора, а не моя. Я — лишь рука, — он же — мозг.
Простейший способ снять с себя вину, подумал Мэтью. Неужто до мозга Эдгара Смайта не начало доходить, что предательство Англии не стоит золота в кармане?
— «Цимбелин», — напирал Мэтью упорно, как и намеревался. — Что это… почему это так названо?
Смайт начал листать страницы «Цимбелина».
— Так его назвал профессор Фелл. Сейчас, минутку, найду. А, вот. Сценическая ремарка: «Среди грома и молний, сидя на орле, спускается Юпитер и пускает огненную стрелу». — Смайт оторвался от страницы с таким выражением лица, которое иначе, чем недоуменным, нельзя было бы назвать. Впрочем, на его мрачной физиономии нелегко разглядеть какое-либо выражение. — Профессор любит театральные эффекты.
— Это да, — согласился Мэтью. — Несомненно.
Смайт встал, собрал свои листы пергамента, взял книгу и вернул ее на место на полке.
— В таком случае я желаю вам доброго утра. И надеюсь, что день тоже будет приятным. Сегодня мне предстоит доклад профессору. Вы когда будете делать свой?
— Еще не знаю.
— Вы странный тип, — заявил Смайт, слегка наклонив голову, будто рассматривая Натана Спейда в ином свете. — Уверены, что вы здесь свой?
— Уверен. Я же здесь?
— Да, вы здесь.
Смайт двинулся к двери.
— Позвольте мне только еще один вопрос, — не отпустил его Мэтью. Смайт остановился. — Кто такой Бразио Валериани?
— Человек, которого ищет профессор. Больше я ничего не знаю.
— Он связан с «Цимбелином»?
Смайт нахмурился — жуткое, честно говоря, зрелище.
— Я слышал кое-что, — сказал он негромко. — Нет, Валериани не связан с «Цимбелином». Это совсем другое дело. Но я слышал… — он запнулся, глядя в пол, — кое-что тревожное, — договорил он будто с усилием. Затем поднял голову — серые глаза запали в омуты черных кругов. — Этим не стоит интересоваться, молодой человек. Если то, что я слышал… хоть часть того, что я слышал, — правда, то… то вам бы лучше никогда не слыхать этого имени.