Империя - Гор Видал

Дверь распахнулась, и в ее проеме показалась миссис Джон Р. Маклин, дама с крошечным подбородком, голубыми глазами и смуглой кожей.

— Вы оба ведете себя просто скандально, — приветливо сказала она.

— Скандалы — наша профессия, — отшутился Маклин. — А теперь, молодая леди, позвольте задать вам последний вопрос.

— Только при мне, — сказала миссис Маклин оживившись.

— Конечно, дорогая, — ответил ее муж. Он повернулся к Каролине. — Вы собираетесь продать газету Херсту?

— Нет. И если только смогу, не продам ее моему брату, то есть сводному брату Блэзу.

— Если только сможете? — Маклин пристально смотрел ей в глаза, точно вглядывался в циферблат часов, чтобы убедиться, верное ли время они показывают.

— Блэз заморозил мою долю наследства. Я могу не получить то, что мне причитается, до тысяча девятьсот пятого года. А до тех пор я вполне могу остаться без денег… — Каролина заметила, что миссис Маклин гораздо сильнее шокировал разговор о деньгах, чем мысль о романтической интрижке мужа с молодой женщиной. Но реакция Маклина оказалась мгновенной.

— Если вам когда-нибудь понадобятся деньги для «Трибюн», приходите ко мне, — сказал он.

— Папа! — Смуглое лицо миссис Маклин стало вдруг пепельным. Голубые глаза едва не вылезли из орбит.

— Мамми! — в тон ей откликнулся Маклин, сменив княжеское величие на домашнюю простоту нравов их семейного бизнеса. Он взял жену за руку. — Разве ты не видишь, что для меня лучше всего помочь этому милому ребенку издавать «Трибюн» на мои деньги, чем допустить, чтобы газета досталась этому выродку…

— Папа! — с громовой укоризной воскликнула миссис Маклин.

— Мне знакомо это слово, — сказала Каролина. — Я слышала его на Маркет-сквер, — добавила она скромно.

— … Уильяму Рэндолфу Херсту, — закончил Маклин и повел обеих дам в бальную залу.

Каролину приветствовали ее новые друзья из дипломатического корпуса. Жюль Камбон, жизнерадостный сверчок, всегда был рад видеть свою, как он считал, соотечественницу. Сам он любил называть себя американским холостяком: мадам Камбон отказалась сопровождать его в вашингтонскую глухомань. Лорд Понсефот, адвокат, превратившийся в дипломата, служил в Вашингтоне уже десять лет и знал всю подноготную столичной жизни лучше государственного секретаря, любил повторять Хэй. У него было широкое лицо, казавшееся еще более широким из-за пышных бакенбардов, белизна которых лишь подчеркивалась крупным лицом цвета красного вина. Понсефот заделался знатоком юридических тонкостей управления международными каналами. Когда-то он был причастен к строительству Суэцкого канала, а теперь снова, совместно с Хэем, готовил протоколы, регулирующие управление каналом, который Соединенные Штаты собирались прорыть через центрально-американский перешеек. Как только Атлантический и Тихий океаны соединятся, военно-морская мощь Америки удвоится, а британская, как об этом перешептывались в кулуарах сената, сократится наполовину.

— Мы полны надежд, — говорил старик сбившейся вокруг него группе правительственных чиновников. Конгресс пребывал на каникулах, и лишь немногие народные избранники явились приветствовать героя Манильской бухты. Понсефот поклонился Каролине.

— Мисс Сэнфорд. Мы вели профессиональный разговор и тотчас его прекратим.

— Ни в коем случае! Продолжайте. Теперь это и моя профессия. «Трибюн» уже одобрила договор Хэя-Понсефота.

— Вот если бы то же самое в следующем месяце сделал сенат. — На самом деле редакционная статья «Трибюн», написанная Тримблом, высказалась в том смысле, что поскольку Соединенные Штаты строят, а также оплачивают канал, они должны иметь возможность обеспечивать его безопасность, что отрицалось договором, основанным на конвенции США и Англии 1850 года. Как только Понсефот начал излагать позицию своего правительства в отношении международных каналов, к ним подошла жена адмирала Дьюи, пышно разряженная кукла, которая, по мнению Каролины, наконец-то нашла себе подходящий кукольный дом. Она принялась объяснять Каролине:

— Мы не могли жить в том жалком домишке на Род-Айленд авеню. Поэтому я купила Бовуар, прелестный дом на Вудли-лейн. Вы знаете это место?

Каролина не знала.

— Это и город, и деревня в одно и то же время. Не могу дождаться момента, когда начну его обустраивать. С давних пор у меня хранится огромное количество прелестного бело-голубого дельфтского кафеля, который я наконец-то смогу использовать.

— На кухне?

Крупные кукольные глаза миссис Дьюи по-кукольному замигали.

— Нет, что вы. В гостиной. Дом, конечно, не очень большой, но большой нам и не нужен. Детей у нас нет. В доме только трофеи мужа. И какие трофеи! Вы видели золотой меч, которым президент наградил его в Капитолии?

— Только издали. — Это была внушительная церемония, но несколько странная. Никогда раньше действующий президент не сидел перед портиком Капитолия, и в центре внимания находился не он, суверен, а подчиненный ему военнослужащий. Маккинли выполнил возложенную на него трудную миссию с его обычным папским шармом, и Каролина полностью была согласна с характеристикой президента, предложенной Хэем, который назвал его средневековым итальянским прелатом. Пока громадная толпа приветствовала адмирала, президент грациозно улыбался — всем и никому. Действовать ему пришлось только однажды. Он должен был вручить в подарок адмиралу золотой меч, прошептав при этом несколько слов, вне сомнения, на средневековой латыни.

— Кстати, меч только позолоченный. Это настоящий скандал! Конгресс постановил, что меч будет из чистого золота высшей пробы…

— Намытого старателями в Калифорнии? — не удержалась Каролина.

Но Милли пропустила ее слова мимо ушей.

— Я убеждена, что только чистое золото достойно первого адмирала, появившегося у нас за последние тридцать лет. У адмирала сегодня наивысшее звание среди всех военных, — добавила она с гордостью. — И это создает массу проблем, скажу я вам. Видите ли, генерал Майлс, — Каролина в буквальном смысле увидела генерала, человека внушительного сложения, с его столь же статной супругой Мери Шерман, старшей сестрой Лиззи Камерон, — генерал Майлс может быть начальником штаба армии, но он всего лишь генерал-лейтенант, в то время как мой муж является адмиралом флота, первым человеком, получившим это звание после Фаррагута, который одержал совсем крошечную победу в заливе Мобил, когда вспыхнула война из-за отделившегося Юга, тогда как мой адмирал завоевал для нас всю Азию…

— Ну, конечно, не всю. Есть ведь еще Китай.

— Мы завоюем и Китай, говорит он, если только туда первыми не доберутся русские и японцы. А что касается русских, то вот моя тетушка Мэми. — К ним подошла маленькая полная женщина с крашеными рыжими волосами; бесчисленные крупные бриллианты, оправленные массивным золотом, украшали ее уши, шею, грудь, талию. У нее был византийский вид, да византийкой она и являлась.

— Мадам Бахметов живет в Санкт-Петербурге, далеко-далеко от родного дома.

— Куда уж дальше, — согласилась Каролина. Ответвления семей золотодобытчиков не переставали ее изумлять. Одна сестра могла быть фермершей в Айове, другая — графиней Девонширской.

— Русские совсем не цивилизованы, — сказала мадам Бахметов, затем неожиданно добавила: — Вот почему я чувствую себя там как дома. Мы так похожи, американцы и русские. А вот и мой.

Русский муж Мэми был столь же некрасив, как и она сама. Он носил монокль, лицо его напоминало чудовище и было изрыто оспой. Он поцеловал Каролине руку и не задумываясь — а может быть, напротив, это был расчет? — перешел на французский, как бы устраняя из разговора Мэми и Милли.

— Вы неожиданное и блистательное украшение этой самой скучной из столиц. — Тон Бахметова был приятно-льстивый и резкий одновременно.

— Откуда вы знаете, что я не местная?

— Во-первых, мне известно кто вы такая…

— Вы бывали в Сен-Клу-ле-Дюк?

— Нет. Но много лет назад я восхищался вашей матушкой. Навестили бы нас как-нибудь, на краю Полярного круга.

— Пока я предпочитаю экватор.

Миссис Дьюи на свободном французском, хотя и с тяжелым акцентом, сказала:

— Я понимаю каждое слово. Недаром мой покойный муж и я целую вечность провели при австрийском дворе…

Дел спас Каролину от дальнейшей демонстрации международного светского блеска.

— Они Билы, об этом не надо забывать.

— Кто такой Бил, и почему о нем не надо забывать?

— Их отец. Он был генералом во время войны, а затем напал на золотую жилу в Калифорнии…

— Напал… — задумчиво сказала Каролина. — Какое смешное выражение — «напасть на жилу», это все равно что напасть на кого-нибудь.

— Что ж, некоторые так и не приходят в себя от таких… напастей.