Великолепное Ориноко - Жюль Верн

— Совершенно верно, — сказал комиссар. — Но, возвращаясь к чубаско, должен предупредить вас, чтобы вы остерегались их. Выше Сан-Фернандо они так же неожиданны и так же сильны, как и ниже его. Лучше было бы, если бы вы не давали случая господину Хелло второй раз спасать вас, Жан!

— Ладно… ладно! — сказал сержант Мартьяль, который не любил этой темы. — За чубаско будут следить… будут следить, господин комиссар!

Герман Патерн сказал:

— А наши спутники, о которых мы ничего не говорим господину Мануэлю? Разве мы уже забыли их?..

— В самом деле, — прибавил Жан, — они прекрасные товарищи… Мигуэль… и Фелипе… и Варинас…

— Кто такие эти люди, имена которых вы называете? — заинтересовался комиссар.

— Три венесуэльца, с которыми мы совершили путешествие из Боливара в Сан-Фернандо.

— Путешественники? — спросил Мануэль.

— Путешественники и ученые, — объяснил Герман Патерн.

— А что же они знают, эти ученые?

— Вы лучше спросите, чего они не знают! — заметил Жак Хелло.

— Чего же не знают они?

— Они не знают, Ориноко ли та река, которая протекает мимо вашей плантации…

— Как! — воскликнул Мануэль. — Они имеют смелость утверждать…

— Один из них, Фелипе, утверждает, что настоящим Ориноко является его приток Атабапо, другой, Варинас, — что таковым является приток Гуавьяре…

— Вот наглость! — воскликнул комиссар. — Послушать их только!.. Ориноко не есть Ориноко!

Мануэль Ассомпсион был вне себя. Его жена и оба сына разделяли его негодование. Их самолюбие было задето в самом дорогом для них: затронули их Ориноко, Великие Воды, как его называют на таманакском наречии.

Пришлось объяснять, зачем Мигуэль и его два товарища поехали в Сан-Фернандо, какими исследованиями, сопровождаемыми, конечно, самыми бурными спорами, они должны были заниматься в настоящий момент.

— А этот… Мигуэль… Что он думает?.. — спросил комиссар.

— Мигуэль утверждает, что река, по которой мы поднимались из Сан-Фернандо в Данако, есть действительно Ориноко, — ответил Герман Патерн.

— И она вытекает из гор Паримы! — громогласно подтвердил комиссар. — Пусть же Мигуэль приезжает к нам. Он будет встречен радушно!.. Но пусть другие два не осмеливаются останавливаться у плантации, так как мы их бросим в реку. Они так наглотаются в ней воды, что убедятся в том, что она из Ориноко.

Около 10 часов вечера Жак Хелло и его товарищ распрощались с семьей Ассомпсиона, с сержантом Мартьялем и Жаном и вернулись на свою пирогу.

Невольно мысль Жака Хелло остановилась на Жиро. Не могло быть сомнений, что этот испанец знал отца Эсперанте, что он встретил его в Каракасе или в другом месте, так как он описал его совершенно так же, как и Мануэль.

Однако, с другой стороны, оставалось утверждение индейца барэ, что Жиро уже поднимался по Ориноко, по крайней мере до Кариды. Несмотря на отрицание испанца, индеец остался при своем мнении. Иностранцы не так многочисленны на территории Южной Bенесуэлы, чтобы можно было смешать их. Это могло случиться по отношению к индейцу. Но возможно ли было это, когда речь шла об испанце, наружность которого так характерна?

А если Жиро бывал в Кариде и, следовательно, в других деревнях или поселках, расположенных выше или ниже по реке, то почему он отрицал это?.. Какие причины могли заставлять его скрывать это?.. Чем могло это повредить ему в мнении тех, с кем он направлялся в миссию Санта-Жуана?

В конце концов, барэ мог ошибиться. Если один человек говорит другому: «Я видел вас здесь», а этот другой говорит: «Вы не могли меня видеть, так как я никогда не бывал здесь», то ошибка, если она ж есть, скорее, должна быть приписана первому.

И, однако, этот инцидент все же беспокоил Жака Хелло, не потому, чтобы он боялся за себя, но потому, что все относящееся к путешествию дочери полковника Кермора, все, что могло задержать его или воспрепятствовать успешному его окончанию, раздражало, беспокоило, смущало Жака больше, чем он того хотел.

В эту ночь он заснул очень поздно, и утром, когда солнце уже поднималось над горизонтом, Герману Патерну пришлось разбудить его дружеским шлепком.

Глава четвертая. ПОСЛЕДНИЕ СОВЕТЫ МАНУЭЛЯ АССОМПСИОНА

Нужно ли подчеркивать то, что испытывал Жак Хелло с того дня, когда Жан уступил место Жанне, с того дня, когда дочь полковника Кермора, спасенная из вод Ориноко, не могла больше прятаться под маской племянника сержанта Мартьяля?

Что испытываемые Жаком чувства были замечены Жанной, которая в свои 22 года могла в платье мальчика казаться семнадцатилетней девочкой, это объясняется вполне естественно.

К тому же Герман Патерн, который ничего не понимал в этих вещах, если верить его товарищу, тоже очень хорошо замечал, какие перемены происходили в сердце Жака Хелло. И если бы Герман Патерн сказал ему: «Жак, ты любишь Жанну Кермор», можно было бы ручаться, что Жак ответит: «Мой бедный друг, ты ничего не понимаешь в этих вещах!»

И Герман Патерн ждал только случая, чтобы выразить ему свое мнение по этому поводу, хотя бы для того, чтобы в своем лице реабилитировать ботаников, натуралистов и других ученых на «ист», которые совсем уж не так чужды самым нежным человеческим чувствам, как думают в этом прозаическом мире.

Что касается сержанта Мартьяля, то, когда он думал об этих событиях, о своем открытом секрете и о всех своих предосторожностях, оказавшихся тщетными благодаря этому проклятому чубаско, о своем потерянном положении дядюшки Жана Кермора, который был даже не его племянницей, — каким мыслям предавался он тогда?

В сущности, он был ужасно зол, — зол на самого себя, на всех, Жан не должен был падать в реку во время грозы… Он сам должен был броситься в реку, чтобы другой не мог вытащить его… Жак Хелло не должен был оказывать ему помощь… Разве это касалось его? И, однако, он хорошо сделал, потому что без него… он… нет… она… непременно погибла бы… Правда, можно было надеяться, что дело не пойдет дальше. Секрет оставался все же секретом… Наблюдая за сдержанным поведением спасителя Жанны, сержант Мартьяль не замечал ничего подозрительного… и полковник, когда он встретится с ним, не сможет ни в чем упрекнуть его…

Рано утром сержант Мартьяль был разбужен Жаном, которого уже ждали Мануэль и его сыновья.

Почти тотчас же подошли и оба француза, высадившиеся на берег на четверть часа раньше.

После взаимных утренних приветствий Жак Хелло объявил, что исправление «Галлинетты» продвигается и что пирога будет готова к плаванию завтра же.

Затем все общество направилось в поле, где сборщики каучука уже были в сборе.