Великолепное Ориноко - Жюль Верн

Мануэль Ассомпсион взял письмо, прочел его и с некоторой гордостью сказал:

— Мне не нужно было этого письма, чтобы хорошо встретить путешественников, которые остановились в Данако, Иностранцы могут быть уверены, что их всегда хорошо встретят в венесуэльских селениях.

— Мы благодарим вас, господин Мануэль, — ответил Жак Хелло. — Но исправление, необходимое вследствие аварии одной из наших пирог, заставит нас, пожалуй, быть вашими гостями в течение сорока восьми часов…

— Хоть восьми дней, если вам угодно, сударь… Данако всегда к услугам соотечественников француза Трушона, которому плантаторы верхнего Ориноко обязаны благодарностью.

— Мы знали, что будем отлично приняты, — сказал Жан.

— А почему вы знали это, мой молодой друг?

— Потому что это гостеприимство, которое вы нам предлагаете, вы оказали еще пять лет назад одному из наших соотечественников, который поднимался вверх по течению реки до ее истоков…

— Шаффаньон! — воскликнул комиссар. — Да, это отважный исследователь. О нем я сохранил хорошее воспоминание, так же как и о его спутнике, Муссо…

— И он сохранил не менее хорошие воспоминания о вас, — прибавил Жан, — и об услугах, которые вы оказали ему. Он их отметил в рассказе о своем путешествии.

— У вас есть этот рассказ? — спросил Мануэль с большим любопытством.

— Да, — ответил Жан. — Если вы хотите, я переведу то место, которое относится к вам…

— Это мне доставит удовольствие, — ответил комиссар, протягивая руку пассажирам пирог.

В рассказе был отличный отзыв не только о Мануэле Ассомпсионе и его резиденции в Данако, но также и о Трушоне.

Трушон основал плантацию на территории верхнего Ориноко лет 40 назад. До него индейцы были совершенно незнакомы с добыванием каучука, и только благодаря его указаниям это выгодное занятие сделалось доходной статьей этих отдаленных областей, причем индейцы использовались на плантациях в качестве рабочей силы.

Мануэлю Ассомпсиону было 60 лет. Он имел еще вид человека, находящегося в расцвете сил; цвет лица его был смуглый, лицо смышленое, взгляд живой; он умел подчинить себе людей, главным образом индейцев, занятых на его плантации.

Индейцы эти были марикитаросы, принадлежащие к одной из лучших рас Венесуэлы. Деревня, которая образовалась около плантации, была населена исключительно марикитаросами.

Когда пассажиры приняли гостеприимное предложение комиссара, отдано было распоряжение немедленно приступить к исправлению аварии «Галлинетты». Для этого нужно было ее разгрузить, вытащить на берег и перевернуть, чтобы законопатить дно. С работниками, которых комиссар давал на помощь Вальдесу, эту работу можно было закончить в два дня.

Было семь часов утра. Погода стояла пасмурная, но не грозящая дождем. Температура была сносная и не превышала 27 o Цельсия.

Путешественники направились к деревне, лежащей в полукилометре от левого берега, через густой лес.

Впереди по широкой, хорошо содержащейся тропинке шли Мануэль Ассомпсион, Жак Хелло и Жан. За ними — сержант Мартьяль и Герман Патерн.

Комиссар по дороге заставлял путешественников любоваться богатыми продуктами плантации, раскинувшейся почти до самого берега реки, ее насаждениями манговых, лимонных деревьев, банановых, кокосовых пальм. Дальше тянулись поля, засаженные бананами, и вполне готовые к жатве поля маиса, маниоки, сахарного тростника, табака. Что касается каучуковых деревьев, то они составляли главную статью дохода.

Мануэль повторял:

— Если ваш соотечественник вновь посетит нас, какую перемену он найдет на плантации Данако и в деревне, которая стала одной из самых крупных на этой территории!..

— Крупнее Эсмеральды? — спросил Жак Хелло, называя имя одной из деревень, лежащих выше по течению.

— Без сомнения, — ответил комиссар, — так как этот маленький поселок почти покинут, тогда как Данако процветает. Вы в этом убедитесь, когда будете проходить мимо. К тому же марикитаросы — трудолюбивые и смышленые индейцы. Вы сами можете заметить, что их хижины гораздо удобнее, чем хижины мапойосов и пиароанцев среднего Ориноко.

— Однако, — возразил Жак Хелло, — мы познакомились в Урбане с неким Мирабалем…

— Знаю, знаю! — ответил Мануэль Ассомпсион. — Это владелец дома в Тигре… Человек смышленый… Я слышал о нем много хорошего… Но его поместье никогда не сделается городом, Данако же, в которое мы в настоящий момент входим, когда-нибудь будет им.

По-видимому, комиссар завидовал немного Мирабалю.

«Вот куда забирается зависть!» — подумал Жак Хелло.

Впрочем, Мануэль Ассомпсион сказал о деревне, которой он, видимо, гордился, лишь правду. В это время Данако состояло из пятидесяти построек, которые уже нельзя было бы назвать хижинами.

Эти постройки состояли из цилиндро-конического основания, оканчивающегося высокой крышей из пальмовых ветвей. Нижнее же основание представляло собой крепкий плетень, обмазанный глиной.

В каждой хижине сделаны были две двери, одна напротив другой. Через них входят во внутреннее помещение, состоящее не из одной общей комнаты, а из двух, разделенных общим залом. Это уже был несомненный прогресс по сравнению с индейскими хижинами, предотвращающий смешение полов. Такой же прогресс замечался в этих хижинах и в отношении меблировки, которая, при всей грубости столов, скамеек, корзин, гамаков и т. п., свидетельствовала об известной потребности в удобствах.

Проходя через деревню, путешественники могли наблюдать мужское и женское население Данако, так как женщины и дети не убежали при их приближении.

Мужчины, довольно красивого типа, были крепкого и здорового телосложения, хотя и утратили несколько туземную оригинальность тех времен, когда их одежда состояла всего только из пояса. Точно так же и женщины довольствовались прежде простым домотканым передником, вышитым бусами и опоясанным на бедрах ниткой жемчуга. В настоящее время их костюм приближался к одежде метисов или цивилизованных индейцев. Более знатные индейцы носили нечто вроде мексиканского «пух»; что же касается женщин, то они не были бы женщинами, если бы не носили множества браслетов на руках и на ногах.

Пройдя шагов сто по деревне, комиссар направил своих гостей влево. Через две минуты они остановились перед главным домом Данако.

Пусть читатель представит себе двойную хижину или, вернее, две соединенных вместе хижины, высоко поднимающиеся над фундаментом, со множеством окон и дверей. Их плетневые стены окружены палисадом, образующим двор перед фасадом. По бокам дома, закрывая его тенью, стояли великолепные деревья, а еще дальше — надворные постройки, где хранились полевые орудия и куда запирался скот.