Плач Агриопы - Алексей Филиппов

- Проверяли, как бройлера перед убоем, — кипятился мятый. — Градусником под мышку тыкали, дышать в трубку заставляли. Я им говорю: «я ж не за рулём, какого, мля?» А они мне: «Так надо». Один вроде санитар — в белых своих тряпках, — а на каждого санитара — по пять ментов, чтоб, значит, не дёргались, волну не гнали.

- Может, санкционированная проверка, — мямлил в ответ студент. Было видно, что с мятым он не знаком и знакомиться — не желает. Вместо того чтобы поддерживать беседу, он бы с куда большим удовольствием слушал плейер, — каплевидные наушники покачивались у студента на груди. Но мятый не отставал.

- Я и говорю — вертят нами, как хотят. — Развивал он мысль, похоже, восприняв реплику студента как поддержку. — Талдычат мне: «Вы пьяны». «Неет, братцы, — отвечаю. — Я с похмелёчка. Пьяный — это пьяный. Пьянству — бой. А похмелье — дело святое. Прости, Господи, — мятый широко перекрестился, заехав, при этом, студенту локтем в рюкзачок. — Спрашиваю их: «Не знаете, что к чему — как можете судить? Не по правде — по произволу! Вы же клятву давали… Гипро…проката».

- Это, наверно, в связи с болезнью. В новостях передавали: какая-то болезнь появилась — новая. — Студент отодвинулся в угол тамбура, к самым дверям; мятый двинулся за ним.

- Я вот что скажу, — решительно заявил мужичок, разбрызгав слюну. — Все эти болезни — от разврата. Настоящую болезнь — её глазом видно, потрогать можно. А все эти… молекулы… это для вас, для сопливых. Молодых пусть проверяют. А меня-то за что — я со своей старухой — двенадцать лет, душа в душу, эх… — Мятый махнул рукой и, словно обидевшись на весь мир, начал прорываться вглубь вагона. Возможно, он заблаговременно застолбил там себе сидячее место, и теперь отправился «досиживать» дорогу.

Павел задумался: со слов студента выходило, что об эпидемии всё-таки сообщают — «передают в новостях», как выразился тот. И даже предпринимают какие-то меры по контролю и профилактике. Это уже выходило со слов мятого. Но свободу передвижений по Москве и области пока не ограничили — электрички ходят. Далеко ли всё зашло? Что делают сейчас в закрытых боксах с такими, как Еленка и Татьянка? Лечат? Пытаются продлевать жизнь в надежде, что лечение вот-вот станет возможным? Или попросту ждут, когда «гриппующие» отдадут концы? Это ведь тоже вариант. Именно так боролись с чумой в тёмные века — отделяли больных от здоровых и молились.

В голове Павла пыталась оформиться какая-то мысль. Мятый мужичонка, при всей своей неказистости, завернул что-то толковое. «Настоящую болезнь глазом видно, потрогать можно», — Вот что он сказал. А как насчёт настоящего лекарства? Чем только не лечат больных современные шарлатаны: йогой, мантрами, «доброй энергетикой». В словах Людвига о предначертании и высших силах управдому чудилось шарлатанство. Именно потому, что Павел, как материалистично мысливший человек, не верил в слово, но верил в предмет, вещь, субстанцию. А Людвиг, хоть и умел убеждать, ничего такого, в доказательство своей правоты, представить не сумел. Управдом задумался. Что будет, если откинуть всю болтовню и постараться отыскать в собственной истории хоть что-то материальное? Что в чистом остатке? А там…

Мушкет!

Павла поразило собственное открытие. Перенос сознаний во времени и пространстве, битва небесного и сатанинского воинств, даже дыхание лошадей, якобы способное приостановить развитие болезни, — всё это могло оказаться выдумкой Людвига. Но мушкет-крысобой, украшенный серебряным литьём и рубиновой змейкой, был бесспорной реальностью. В конце концов, даже в самых нелепых играх существуют правила. Трудно поверить, что в твоей голове в один прекрасный день может поселиться средневековый резчик по камню, но если допустить возможность такого «подселения», остаётся открытым вопрос: откуда этот бесплотный дух, этот невидимый разум, этот сказочный фантом взял вполне материальное, из дерева, серебра и металла, оружие? Безусловно, в этой игре есть могучий козырь — божественная воля. По правилам игры, она может перенести что угодно и куда угодно — хоть динозавра в Коломну, хоть высотку МГУ — во двор к Сократу. Но почему бы тогда не послать на борьбу с чумой уж сразу трёхметровых сияющих ангелов с огненными мечами или летающую тарелку из будущего, способную за полчаса облучить всю Москву целительными лучами? Если этого не произошло, значит, волшебство и эффектные зрелища у высших сил не в чести. И значит, стоит попробовать поискать логику там, где её, вроде бы, не может быть.

Предположим, мушкет не переносился через пространство и время. Значит, «ариец» его попросту позаимствовал где-то в современной Москве. Но где? Не в музее же? Не в кремлёвской Грановитой Палате? К тому же, по правилам игры, перенёсшееся из средневековья сознание поглощает сознание «местного носителя» немедленно и целиком. По сути, в современной Москве оказывается человек из прошлого, да ещё иностранец. Он может знать, как управляться с оружием, но откуда он знает, где этим оружием разжиться?

- Осторожно, двери закрываются. Следующая остановка — Москва, Савёловский вокзал, — Пророкотало в динамиках электрички. Павел потёр сухие глаза, слегка надавил на глазные яблоки пальцами. Сонливость отступила на десяток секунд, потом накатила снова. Двери распахнулись. Управдом, как осторожный карманник, ступил на московскую землю, озираясь и готовясь дать стрекача. Правда, в эту минуту боязнь не найти в округе чашку крепкого кофе пересиливала для него даже боязнь ареста.

Столица встретила хмурым небом, сумерками, порывистым и злым ветром. Дождя не было, но, судя по тому, что весь перрон покрывали обширные лужи, прошёл он совсем недавно. Низкие густые облака предлагали позабыть о солнце надолго. Сильные электрические фонари, почему-то ещё не отключённые, тягались в яркости с тусклым светом занимавшегося нового дня и отчётливо, картинно, отражались в лужах.

Павел погрузился в суету, смешался с толпой и двинулся в этом мейнстриме по направлению к подземелью метро. Он хотел покинуть вокзал, как зону особого внимания правоохранителей, поскорей, а кофе решил поискать в местах поспокойней. Впрочем, то ли из-за холода, то ли по какой-то иной причине, полицейских вокруг было не слишком много — не больше, чем в обычные дни. Навстречу попался одинокий серый, спешивший по своим делам. Потом, рассекая человечий поток надвое, перпендикулярно платформам продефилировал наряд из трёх человек и одной грустной овчарки. Овчарка отчаянно пахла мокрой псиной.

Как только управдом спустился в подземный переход, из которого напрямую можно было попасть в метро, он понял, куда делись и полицейские, и медики. Все они расположились здесь; перегородили широкий тоннель, мешались под ногами, иногда даже толкались. В переходе были установлены обычные бюрократические столы; за ними восседали люди в белых халатах и в штатских костюмах. Ещё кое-где возвышались арки металлодетекторов, или устройств, внешне очень на них похожих. Возле каждого несли дежурство по два-три правоохранителя. Периодически от столов отделялись люди в жёлтых комбинезонах, с хитроумными приспособлениями в руках, напоминавшими полицейские радары. Раструбами этих штук они «светили» в толпу и, то и дело, вытаскивали к столам на расправу очередную жертву. Павел сообразил, что приспособления — вероятно, пирометры. Ими дистанционно замеряли температуру пешеходов. Потом подозрительных пытались перепроверить в более тесном контакте. Глупость затеи была очевидна: с температурой «плюс сорок» вряд ли отправишься болтаться по улицам, а меньшая температура почти наверняка свидетельствовала бы, что человек страдает от банальной осенней простуды, а не от Босфорского гриппа. Впрочем, болезнь прогрессировала, видоизменялась, а значит, могла обрести формы, о которых Павлу было ещё ничего не известно.