Букет прекрасных дам - Дарья Донцова

Через десять минут мы в ужасе наблюдали, как мощное пламя уничтожает «Ванильный зефир».

– Ужасно, – всхлипывала Люси, – если там кто-то погиб, я покончу жизнь самоубийством!

Я обнял ее за плечи, прижал к себе и, почувствовав, как наши сердца бьются в унисон, сказал:

– Спокойно, дорогая, возьми себя в руки, все давным-давно успели выскочить. Ты закричала: «Пожар», когда он еще не начался, вспомни, мы выбежали одними из последних.

– А официантки?

– Да вон же они!

На улице стояла черная декабрьская ночь, но пламя от «костра» освещало все кругом так ярко, что фигуры присутствующих можно было разглядеть без всякого труда.

– Слава богу, – успокоилась девушка и моментально добавила: – Давай походим вокруг, поищем Риту.

Мы принялись рыскать в толпе. Приехавшие пожарные отгоняли народ, милиционеры спрашивали документы. Кое-кто из посетителей, увидав представителей закона, предпочел спешно ретироваться.

Обойдя двор, я в изнеможении прислонился к стоящему в отдалении от центра событий мусорному баку. Ничего. Сожгли «Ванильный зефир» абсолютно зря. И тут с другой стороны бачка прозвучал грубый голос:

– Бросай ее на снег.

– Простудится, – возразил другой, более интеллигентный.

– Ну и хрен с ней, наркоша, подумаешь! Обдолбанная вся.

– Хозяин велел ее стеречь!

– Вот пусть сам под нее одеяло и стелит, гляди, опять обоссалась, ну на кой хрен ему эта девка? Бросай ее и пошли, у меня в машине водка есть.

– Нельзя, – возражал другой, – вдруг уйдет.

– В таком виде? – ржал первый. – Да она в полной отключке, под себя ходит, знаешь, сколько ей сегодня вкатили!

– Как же так, без пальто, на снегу, помрет еще.

– Ну и что?

– Так велели стеречь!

– Слышь, Павлуха, – сказал первый, – за десять минут ничего не случится, сюда, к бакам, никто не придет. Пошли, тяпнем – и назад. Давай, давай, не тормози.

Я осторожно заглянул за бак, увидел две удаляющиеся темные фигуры и… Риту, валяющуюся в сугробе. Я мигом вылетел из укрытия и попытался поднять девушку, но попытка не удалась. Тело оказалось каменно тяжелым. Тогда я схватил Маргошу под мышки и волоком потащил к «Жигулям», стараясь не дышать, потому что от внучки хозяйки пахло, как из общественного сортира. Кое-как уложив ее на заднее сиденье, я бросился искать Люси.

– Простите, – схватил меня кто-то за плечо.

Я повернулся.

– Да?

– Вы были свидетелем пожара?

– Ну, можно и так сказать.

– Отчего он возник, по-вашему?

– Неосторожность при курении, – категорически заявил я, – администрация разрешила танцевать с сигаретами, и вот печальный результат. Еще хорошо, что никто не погиб.

– Как вы считаете, что следует сделать, чтобы избежать подобных несчастий?

– Запретить курение в общественных местах, – ответил я и поинтересовался: – А вы кто? Почему спрашиваете?

– Программа «Катастрофа», – ответил парень.

И тут только я увидел в его руке микрофон.

– Эфир завтра в полдень, – предупредил журналист, – сможете на себя полюбоваться.

– Ванечка, – дернула меня за рукав Люси, – ничего…

Я быстро схватил ее за руку и потащил к машине. Домой к Элеоноре мы явились около часа ночи. Слава богу, домработница и кухарка у нее приходящие, и никто не увидел, как мы с Люси втаскивали в квартиру бесчувственную Риту. Впрочем, у меня все еще были сомнения, вдруг это Рая, но, когда я, вызвав домашнего доктора Норы, начал стаскивать с девушки насквозь промокшие, грязные брюки, мой взор упал на шрам чуть ниже колена. Значит, все же перед нами лежала Рита. Этим летом она упала и довольно сильно порезала ногу.

Кое-как мы с Люси раздели Маргошу, обтерли грязное тело влажным полотенцем и натянули на девушку пижаму. Больше ничего сделать не могли. Рита лежала абсолютно безучастно, словно гигантская кукла.

– Она жива? – прошептала в какой-то момент Люси.

– Да, – также шепотом ответил я, – видишь, дышит.

Минут через двадцать раздался звонок и появился врач, милейший Геннадий Сергеевич. Он окинул меня недоуменным взглядом:

– Иван Павлович, голубчик, что с вами?

Я сообразил, что до сих пор расхаживаю по дому в кожаных штанах, уродском свитере, гриндерсах, и сказал:

– Все в порядке, больная в спальне.

– Да кто у вас? – изумился Геннадий Сергеевич, вошел в комнату и взвизгнул по-бабьи. – Господи, да ведь это…

Потом он повернулся ко мне и остолбенело поинтересовался:

– Это…

– Рита, – подтвердил я, – внучка Норы.

– Но девочка умерла, – заикался врач, – сам приносил венок на похороны.

– Она жива.

– Но как, но… – забормотал эскулап, плохо соображая, что к чему.

Я взял его за плечи и встряхнул:

– Гена, приди в себя.

За долгие годы знакомства я никогда не называл его на «ты» и, уж конечно, не забывал обращаться по отчеству, но терапевт совершенно спокойно ответил:

Да, прости, Ваня, очумел слегка. Если это Рита, то кого же мы тогда похоронили?

Все потом, лучше займись больной.

Осмотрев Маргошу, врач приказал:

Немедленно в клинику, сейчас договорюсь.

Что с ней?

Накачана наркотиками по самую макушку, я здесь ее не выведу, только в стационаре, платно, очень дорого.

Естественно, – ответил я, – давай вызывай машину, медсестру, чтобы сопровождала.

Пока Геннадий терзал телефон, я пошел наверх, к сейфу. Вытащил пачки денег, вновь уронил конверт с завещанием, разозлившись на себя, я не стал закрывать сейф, а побежал вниз, сжимая деньги, предназначенные в оплату за клинику.

Наконец все уладилось. Риту погрузили в машину.

У нее нет паспорта, – напомнил я, – его отобрали в связи со смертью.

Ерунда, – отмахнулся врач.

Гена, – сказал я.

Что?

Ты ведь давал клятву Гиппократа.

Естественно.

Очень прошу тебя, никому ни слова о том, что Рита «ожила», понял?

Не волнуйся, – ответил терапевт, – не дурак. Сам лучше ложись в кровать, а то на привидение похож. Хочешь, давление померю?

Нет, спасибо.

Тогда быстро в кроватку.

Спасибо, Гена, – улыбнулся я.

– Давай, не болей, Ваняша, – ответил доктор и убежал.

Я смотрел ему вслед. Вот ведь странно. Мы знакомы не первый год и до сих пор вели себя крайне светски. «Добрый день, Геннадий Сергеевич». – «Мое почтение, Иван Павлович». А сегодня вдруг я обратился к нему просто: «Гена», а он мигом ответил: «Ваня». И готово, стали почти друзьями. Может, зря я всегда держал дистанцию между собой и другими людьми? Может, следовало быть проще?

Решив больше не думать на эту тему, я пошел искать Люси и нашел ее в спальне Норы, на кровати. Девушка лежала поверх покрывала. Глаза ее были закрыты, ровное, мерное дыхание показывало, что Люси спит. Устала, бедняжка, даже не сняла голубой юбочки и свитерка.

Ощутив неожиданный укол нежности, я закрыл свою «подельницу» одеялом и пошел к себе. Внезапно в голову пришло сравнение, красивое, поэтическое: в своем новом наряде Люси похожа на птицу счастья и удачи, как известно, она синего цвета и появляется в жизни человека только один раз.

Глава 32

Меня разбудил телефонный звонок.

– Вава, – тарахтела Николетта, – немедленно включи телевизор, шестой канал, быстрей.

Плохо соображая, что к чему, я понесся в гостиную и щелкнул пультом. На экране возник потный мужик в косухе.

– Запретить курение, – рявкнул он.

– Нет, ты видишь, – неистовствовала маменька, – это твой двойник! Просто близнец! Нет, только посмотри! Такой жуткий парень, совершенный зверь, абсолютно не интеллигентный, явно не нашего круга, но как похож! Просто до омерзения! Вылитый ты! Бывает же такое!

– Ага, – выдавил из себя я, – случается.

Николетта продолжала тарахтеть, я отодвинул трубку подальше от уха и стал смотреть передачу. Следовало признать, выглядел я жутко.

– И представляешь, как ему не повезло, – визжала матушка, – просто ужас! Сначала дача в Воропаеве исчезла, теперь этот клуб сгорел! А он был, оказывается, хозяином, кто бы мог подумать! Ведь знала, что он занимается бизнесом, но не предполагала каким! Честно говоря, не слишком благородное занятие держать клуб с танцульками, прямо-таки моветон, но зато какие деньги…

– Постой, – протянул я, – ты о ком? Кто потерял дачу в Воропаеве?

– А какое место было, – верещала Николетта, – милый дом, на калитке флюгер стоял, так оригинально, мне нравилось. У нас ведь был с ним роман, ах, проговорилась! Ну да не беда, ты меня простишь, мы тогда были молоды!

– У кого была дача в Воропаеве, – рявкнул я, – кто хозяин «Ванильного зефира»?

– Ну, милый, я же уже сказала, – обиделась Николетта и назвала фамилию.

И тут мне мигом стало ясно, что к чему. Швырнув трубку на диван, я влетел в кабинет, открыл сейф и сделал вещь, о которой на днях и помыслить не мог. Вынул конверт, вскрыл его, вытащил завещание и уставился в текст. Так. Рита могла распоряжаться деньгами только после своего тридцатилетия. До этого капиталом должен был управлять опекун. Он же наследовал средства в случае смерти Норы и девушки.