Пленники - Гарегин Севиевич Севунц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все это так… но на его глазах по лагерю бродили голодные люди. Многие уже заболели, а один даже сошел с ума. Все это угнетало Оника, хотя он сам мучился не меньше других — от голода и от боли в глазах.
Однажды, проснувшись, он сел и, по обыкновению, обернулся в сторону нар, где спал Гарник. Было совсем темно, но странно: в стороне ходили и разговаривали люди… Почему же он никого не видит?
— Гарник, ты тут? — спросил он. — Что случилось, почему нет света?
— Как нет света? Уже утро.
— Утро? А я ничего не вижу…
— Ничего?
Гарник спрыгнул со своих нар, сел возле друга.
Великанов сел по другую сторону. Он был встревожен.
— Шутишь, что ли?
— Нет, Иван, не шучу: я ничего не вижу.
— И меня?
— Никого, — повторил Оник, чуть не плача.
— Ну-ка, вставай! — решительно сказал Великанов. — Выйдем на свежий воздух — там тебе будет лучше.
Друзья помогли Онику одеться и под руки вывели на двор.
Погода была холодной и сырой. Обитатели лагеря были плохо одеты, — они бежали кто к умывальнику, кто в столовую. Оник слышал близко шаги и голоса, силился рассмотреть хоть что-нибудь — напрасно. В глазах стояла темень.
Когда его снова привели в барак, он остановился, поднял отчаянный взгляд к потолку и безнадежно выдохнул:
— Я ослеп…
Растрепанные пряди упали ему на лоб, губы дрожали.
Гарника охватил ужас. Великанов пытался как-то успокоить товарища:
— Перестань, Оник, болтать глупости. Вылечишься!
Для чего-то сняв шапку, он взглянул на Гарника, — не подскажет ли тот, как быть в таком случае?.. Оба горько переживали трагедию своего друга.
Великанов предложил немедленно идти к врачу:
— Тогда ты еще видел, а сегодня — другое дело.
Друзья повели Оника в больницу.
Великанов остался подождать на улице, а Гарник с Оником прошли в комнату, где принимал врач. Это был франтоватый, с жидкими волосами и длинным лицом немец. В серых его губах дымилась сигара.
— Господин доктор, — начал Гарник, — я привел моего товарища, он ослеп.
— А, это тот симулянт!..
— Я ничего не вижу, доктор!
— Не ври, скотина! Опять табачная вода? Я вас насквозь вижу! Не хочешь работать на шахте? Для чего вас привезли в Германию, а? Что, Германия обязана вас даром кормить? Привыкли работать под плеткой, свиньи негодные!..
— Я под плеткой никогда не работал, — сказал Оник. — Я люблю работать…
Врач встал с места, сунул руки в карманы брюк, передвинул языком сигару в другой угол рта. Распахнув половинку окна, он крикнул человеку в военной форме, проходившему через двор:
— Эй, Альберт! Зайди-ка на минутку сюда!
Альберт был атлетически сложен, с лицом грубым и неподвижным, как камень.
— Здравствуй, — кивнул ему врач. — Взгляни-ка на этого типа — он «ослеп». Вы таких лечите лучше, чем я. Пусть немножко посидит у вас в подвале и соберется с мыслями. В другой раз не будет притворяться!
— Я не притворяюсь.
— Иди, иди! Там выяснят, притворяешься или нет…
— Он ничего не видит, доктор! — сказал Гарник, еле сдерживаясь.
— Хватит! — заорал доктор. — Альберт, я кончил прием, понимаешь?
Альберт поднялся:
— Ну, вставай! — угрюмо приказал он.
— Куда вы его? — решил выяснить Гарник.
— Вот что, — лениво оглядел его Альберт, — иди-ка ты по своим делам! Будет лучше.
— Он слепой, вы понимаете?
— Пошел, говорю! Ну?
Оник встал, повернулся туда, где, по его расчетам, была дверь и пошел, вытянув вперед руки, пока не натолкнулся на стену.
Альберт, схватив Оника за ворот, потащил к двери.
— Иди, в подвале у меня прозреешь!..
Великанов и Гарник стояли на улице. Когда Оник показался в дверях с беспомощно протянутыми вперед руками, Великанов подошел к нему, чтобы помочь.
— Прочь! — гаркнул Альберт. — Убирайся, а то пойдешь вместе с ним. А ты пошевеливайся, не шаркай ногами!..
Великанов и Гарник молча смотрели им вслед.
Оник с протянутыми навстречу окружающему ему мраку руками неуверенно шел по двору. Это был первый день его слепоты и у него еще не было сноровки человека, давно ослепшего, чтобы ступать более смело и как-то ориентироваться в хаосе звуков окружающего мира.
Альберт, — начальник лагерной охраны, — подозвал к себе одного из надзирателей и распорядился отвести Оника в подвал соседнего лагеря.
Новый сопровождающий был нетерпелив. Ему казалось, что Оник идет слишком медленно и он начал подбадривать его тычками.
— Веселей, веселей! Одиночная камера — хорошее средство от слепоты!..
— В таком случае буду очень благодарен ей, господин начальник, — найдя в себе силы, сказал Оник. — Не толкайте, я же не вижу ничего!..
Ему казалось, что он шагает по краю бездонной пропасти, что все это происходит в кошмарном сне. От знакомого мира остались только звуки. Вот он слышит автомобильный гудок, близкое фырканье мотора. Он отшатывается — в лицо ему летят комья грязи. Кажется, он попал в лужу: вода доходит уже до колен… Откуда тут лужа?
Часовой орет сзади:
— Скотина, куда ты лезешь?
— Ничего не вижу!..
— Шагай, шагай, грязный болван!
— Не толкайте меня! Я… иду…
Речь его оборвалась на полуслове. Споткнувшись о камень, Оник распластался на земле. Он слышал издевательский хохот немца.
— Хо-хо-хо!.. Хитер! Нарочно с дороги свернул…
При падении Оник больно ударился лицом обо что-то твердое. Поднявшись, он ощупал подбородок, и ладонь стала мокрой.
Через некоторое время сопровождавший его надзиратель повел с кем-то переговоры. Потом Оника втолкнули в подвал, пропахший плесенью и тухлой рыбой.
Со звоном повернулся в замочной скважине ключ.
— Зачем закрываете? — несколько раз выкрикнул Оник. Никто ему не ответил, немцы ушли. Он беспомощно опустился на пол.
Неизвестно, сколько прошло так времени.
Придя в себя, Оник нащупал стену и двинулся вдоль нее, проверяя каждый выступ. Пустая, холодная, сырая стена. Угол… другая стена, третья, четвертая…
4
Гарник и Великанов между тем обдумывали, чем помочь попавшему в беду товарищу. Они уже разведали местонахождение Оника. Один из пленных, недавно вернувшийся из подвала, рассказал, что там не дают никакой еды. Великанов решил вызвать чеха Иво — он жил во втором лагере — посоветоваться.
Иво подошел к воротам.
— С Оником нашим случилась беда. Он сидит у вас в подвале. Вот я принес несколько картофелин.
