Мать Сумерек (СИ) - Машевская Анастасия

Здесь стражников было больше, и Гор, тяжело дыша, убеждал, что их точно хватит, чтобы разобраться. А он-де побежит за помощью во дворец или, если встретит городские патрули, кликнет их.

Пара стражников, впрочем, ему не доверяли — физиономия незнакомая.

— Три дня как сторожу запасной выход. Туда хорошо протянуло. Напарник там остался, — тут же сбивчиво объяснил Змей, — а я помчался за помощью. Ох!.. Царь ведь там, да?! Надо срочно спасать его величество!

И, отбросив все недавние планы, Гор снова рванул внутрь, хватаясь за бок, будто так и не отдышавшись.

— Надо же, — обронил один из стражников, хватая Гора за плечо. — Такой здоровый, а хиляк. Обожди, мы сами.

— Но я… — взвился Гор в протесте.

— Подыши пока воздухом, — посоветовал еще один аданиец в доспехах.

Гор недовольно буркнул. А как только стражники поотворачивались, поспешил к выходу. Подышать воздухом — это он с радостью.

Гор задержался у выхода сколько положено — пока последний из стражников не уберется из парадной холлы. Потом выглянул на свет и размеренно, не оглядываясь, с важным видом принялся закрывать высокие двери царской библиотеки. Царь повелел не беспокоить или там чистят чего-нибудь — отговорок можно придумать уйму, и все они прозвучат тем внушительнее, чем спокойнее он, с виду аданийский солдат, будет действовать. Даже если вот прямо сейчас он запирает надежные наружные ставни.

Прорву солдат они, конечно, не удержат. Но вот задержать их вполне удастся. Пока его помощник заколачивает неприглядный запасной выход, а Гор затрудняет парадный, его замысел свершается.

Пожар в дальней комнате обеспечивал ему необходимое время, к тому же смотрители той секции предпочли оставить место, в котором все равно не происходит ничего важного, из-за дурного самочувствия. Рано или поздно туда рванут все летописцы и хранители знания, пока они разберутся, постараются как можно скорее вывести из библиотеки царя. Куда бы его ни повели — к центральному выходу или черновому — он успеет надышаться дрянью, которая и сама по себе ядовита, а уж прогретая и вовсе гибельна. Даже если двери проломят и Сарват не сгорит, солнце еще не успеет снова подняться, как отрава, которой все они надышались, сделает свое дело.

Но даже если и так не выйдет, большинство библиотекарей, не ведая, с чем имеют дело, начнут активные попытки спасти рукописи от пожара, едва царь окажется в безопасности. Эти перемрут совершенно точно, и, сочувствующий царь, всяко повторно явится на пожарище завтра. Что ж, в этом случае травится он будет дольше и медленней, но тоже наверняка.

«Особую аданийскую известь», которую достал Гор, справедливости ради, не то, чтобы аданийская: издавна добывали на востоке Ласбарна, в громоздких разрезах, и завозили в Адани, Орс и даже Архон для лекарственных нужд. Незаменимое средство в военных походах — и такое доступное! — чтобы зашивать сквозные дырки в людях и отрезать им руки или ноги, когда уже ничего не поделать. Мелкая щепоть в кружку эля лишала сознания на несколько часов. Но вот если взять что-то покрепче эля, перебродившее, такое, что само по себе одним запахом бьет в голову, результат менялся мгновенно: от первого вдоха можно было лишиться сознания на полдня.

Однако самые страшные свойства обнаруживались если эту смесь оставить в удушающем пекле ласбарнских песков. На свету и в тепле, смесь начинала медленно испарятся, непонятно преображаясь и отравляя все вокруг. Ученые мужи и жены пытались на все лады объяснять этот феномен, но большинству было все равно на науку. Хватало того, что этим смрадом можно было вытравить население целого города на оазисе, если действовать верно и если смеси в достатке. В пустыне смертоносный запах было легко спрятать: большинство продуктов хранились здесь недолго, быстро высыхали или, вблизи воды, сгнивали. И вот во втором случае условия были идеальны.

Поэтому, когда яд стал хорошо известен в Ласбарнской Империи — сколько тысяч лет назад, интересно? — большинство родовых пустынников стало за версту пугаться тлетворного запаха чуть подгнивших ягод и фруктов, и первом же делом при его возникновении обматывали головы платками. Лучше, если есть шанс, мокрыми. Никто не знал почему, но с давних времен всем в Ласбарне внушали с детства, что в этой ситуации мокрая ткань надежней.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

По-хорошему, думал Гор, можно было обойтись без всего этого варварства, не жечь древнее знание, не выжигать память людей. Впрочем, аданийцы так любят привирать историю своего откола от Ласбарнской Империи, когда они просто предательски бросили сюзеренов в лапы врага… Если Таммуз намерен объединить Адани и Орс, аданийцам вовсе не нужна никакая своя история.

Отравить дрова, поставляемые в покои царя и ждать зимы, чтобы пришлось ими воспользоваться было слишком долго и ненадежно даже для него, Тиглата. Отравить еду или просто прирезать — можно, но слишком уж неизобретательно. Да и к тому же, размышлял Гор возвращаясь в разбитый под столицей лагерь ласбарнцев, он дал Таммузу слово заглянуть к Сарвату на огонек. А врать своим, по мнению Гора, всегда грех.

Уходя, лишь раз обернулся на суматоху и суету. Быстро, как только представился шанс, купил у торговца плащ на оставшиеся монеты, чтобы спрятать солдатскую форму.

Глядя, как полыхает, Тиглат усмехался в душе. Неправы те, кто говорит, будто Клинки Богини годны убивать только ночью, только из тьмы: кто верен Матери Сумерек, найдет сумерки даже средь бела дня — под самым высоким солнцем, в самой длиной тени.

* * *

Грандиозный плач и панихида по царю Сарвату, безвременно ушедшему от пожарища в царской библиотеке, облетела Адани, как вспышка молнии. Неужели вот так? — горевали в Красной Башне вокруг нового, совсем юного растерянного царя Салмана.

— Неужели сгорел? Как… сгорел? — не веря, смотрел на прибывших коленопреклонных гонцов из столицы Салман.

— Ну, скорее угорел, — поправлялся посыльный старшей жрицы Сафиры. — В библиотеке случился страшный пожар. Царя успели спасти, но, к сожалению, он сильно надышался гарью и скончался еще до захода солнца в своих покоях. Мне жаль, мой царь.

Салман оглядывал собравшихся в трапезной зале Красной Башни, как пьяный. Он не понимал, что происходит, откуда взялись все эти люди, о чем говорят. Брат угорел? Да как так? С чего бы?…

Таммуз взял дело в свои руки:

— Долгие лета царю! — заголосил он и преклонил колени. Танира тут же последовала примеру брата. Но Салман не оценил.

— Нет! Прекрати сейчас же! — он потянул за плечи сначала жену, потом Таммуза, вынуждая встать. — Встань же! Не смей! — голос нового царя дрогнул.

— Простите, государь, — сухо сказал Таммуз, отводя глаза. — Как бы это ни было бессердечно, чем скорее мы покончим с этим, тем лучше.

— Что значит, тем лучше?! — взвился Салман, толкнув Таммуза в грудь. — Ты в своем уме?!

— Да, государь, — также сдержанно отозвался Таммуз. — В Шамши-Аддаде осталась Майя, ваша сестра, которая за год похоронила младшую сестру, мать, отца и брата, и теперь совсем одна и на сносях. Мне давно следовало вернуться к ней, — вдруг разгневался на себя царевич. — А я все вожусь тут… простите… Но теперь, когда наверняка есть те, кто позаботиться о вашем благополучном возвращении в столицу, я, если позволите, поеду вперед. Пожалуйста, брат, — душевно взмолил Таммуз в конце, сделав жалостливые глаза.

Они всерьез сблизились за дни пребывания в башне Таммуза. Освободитель, зять и шурин в одном лице, орсовский царевич предстал для Салмана с неожиданной стороны, и он даже порывался приехать со временем в столицу, чтобы просить у брата генеральский чин для молодого, но такого достойного родственника. Хватит уже подозревать его во всех бедах!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Теперь бы Салман и рад был поверить в полную непричастность Таммуза к потерям семьи Салин, да только едва ли понимал, что происходит вокруг.

— Брат? — снова позвал Таммуз, напоминая о себе.

— Мы скоро прибудем, — ответила Танира, взяв молодого царя за руку.