Девять месяцев из жизни - Риза Грин

На этот раз он, не скрываясь, смеется:

– Ладно – наверное, не любая. Блин. Опять мимо.

– Послушайте меня, – говорит он. – Прошло только полсрока вашей беременности. Страх перед родами испытывает большинство женщин. Это совершенно нормально. Вам надо почитать литературу, может быть, сходить на занятия по подготовке к родам, тогда уже поговорим. Хорошо?

– Хорошо, – говорю я. – Но если ничего не изменится, мы ведь можем вернуться к этой теме?

– Безусловно, – говорит доктор, ласково похлопывая меня по спине. – Лучше сходите посмотрите, что у вас уже имеется на сегодняшний день.

В кабинете доктора Вайса нас встречает его медсестра, описать которую может только слово uber – живчик. Зовут ее Кэти (Кэти: хорошо рифмуется – в корсете), и она так рада, что мы пришли, и боже мой, это так здорово, что вы сейчас узнаете, кто у вас, и у вас, ребята, родится очаровательный ребеночек, и у него наверняка будут папины голубые глазки... По-моему, это уже называется перебор. Кэти отводит нас в ультразвуковой кабинет, дает мне рубашку, чтобы переодеться для процедуры, потом вставляет нашу кассету в магнитофон. Сообщив, что доктор Вайс придет через пару минут, она издает еще парочку восторженных взвизгов и уходит. Как только за ней закрывается дверь, на меня набрасывается Эндрю:

– Я ушам своим не поверил, когда услышал, что ты попросилась на кесарево сечение. Ты понимаешь, что это уже серьезная операция?

Я не перестаю восхищаться тому упорству, с которым он постоянно пытается меня урезонивать, – и это после стольких лет совместной жизни. Крепкая хватка.

– Да, понимаю. А какая альтернатива, ты понимаешь?

Он вздыхает:

– Да, понимаю. Но ты говорила об этом с таким апломбом.

О-о-о. Апломб. Отличное слово. Интересно, где он его выкопал?

– Никакого апломба. Для информации: за последние несколько недель я провела серьезные исследования на тему кесарева сечания.

Он удивленно на меня смотрит:

– Исследования? Когда? Где?

– На сайте «Ваш Малыш», когда на работе была. Я прочитала все статьи про кесарево, и меня это очень устраивает. Риска почти никакого, и это намного безопаснее для ребенка, потому что нет опасности, что голова застрянет в родовом канале. Единственное, что я не смогла выяснить, – будет ли заметен шрам под бикини. – Блин, надо было спросить у доктора Лоуенстайна. Он наверняка знает. – В любом случае, мы даже не знаем, разрешит ли он, так что нечего на меня сразу накидываться.

Раздается энергичный стук в дверь, и входит очень тощий и высокий человек в белом халате с надписью «Джек Вайс, М. D.» на кармашке.

– Вы, наверное, Лара, – говорит он и протягивает руку.

– Совершенно верно, – отвечаю я и пожимаю ее. – Это мой муж, Эндрю.

Они тоже пожимают руки, после чего доктор садится перед экраном.

– Значит, определяем пол?

Мы с Эндрю сообщаем ему, что да, именно это мы сегодня делаем и не уйдем отсюда, пока не узнаем.

– Хорошо. Тогда давайте начнем.

Он выжимает мне на живот гель и начинает водить по нему лопаточкой для ультразвука. На мониторе появляется большая черно-белая клякса не в фокусе. Я в ней не нахожу ничего похожего на ребенка, но доктор, похоже, находит.

– Вот у него позвоночник, видите? – спрашивает он.

Не вижу. Старательно щурюсь, но все, что мне показывает монитор, – это слегка уменьшившаяся черно-белая клякса совсем не в фокусе.

– Он так и должен выглядеть? – спрашиваю я.

– Так и должен, прекрасно выглядит. Поелозив еще немного своей лопаточкой, он останавливается и показывает какое-то пятно на экране.

– Вот его голова. Видите глаза?

Это глаза! Больше похоже на картину Эдварда Мунка.

– Они... нормальные?

– Совершенно нормальные. Глазницы пока на боковых сторонах головы. Ребенок будет расти, и они будут постепенно сближаться. – Приятно об этом слышать. Лопатка снова движется по животу. – А вот ножки, видите?

Снова прищуриваюсь. По-моему, я их вижу. Только они прямо рядом с головой. Собственно, выглядит все это так, будто они внутри головы. Сердце начинает стучать как бешеное. Боже мой, у моего ребенка ноги растут из головы. Все понятно: это потому, что я не ела фолиевую кислоту перед тем как забеременеть. Я так и знала – даром мне это не пройдет. Так оно и случается, когда к здоровью относишься наплевательски, тратишь все время на разную легкомысленную фигню, плачешься всем, как тяжело ходить беременной, и ведь не хватает ума остановиться и подумать – а все ли в порядке? Это карма. Плохая карма. Я нервно прокашливаюсь.

– А ноги у него на месте? – шепчу я.

– Нет, – спокойно, как бы между делом, говорит доктор, и я чувствую, что сейчас у меня будет шок. У моего ребенка врожденные уродства. Это наказание за все те гадости, которые я сказала о материнстве и детстве. Я отчаянно ищу взглядом Эндрю, но он у меня за спиной, и отсюда его не видно. Ну вот, теперь еще и тошнит.

Доктор Вайс переводит взгляд на меня и мгновенно оценивает ситуацию:

– Нет-нет-нет, анатомически они на месте. Извините. Не думал, что напугаю вас. Когда я сказал, что они не на месте, я имел в виду, что они сейчас расположены таким образом, что я не смогу определить пол.

Я громко выдыхаю. Это было совсем не смешно. Не помешало бы ему быть поосторожнее с такими вопросами-ответами.

– Вот, посмотрите. – Доктор Вайс ведет пальцем по экрану, очерчивая край кляксы. – Он свернулся клубком, и ноги теперь расположены вдоль торса. И что там между ними, я не смогу рассмотреть, пока он не сменит положения.

Да, понимаю, согласна, я должна быть счастлива, что он здоров, и без сожаления оставить более мелкие вопросы до лучших времен, тем более после такого чудовищного приступа родительского ужаса. Однако, извините, такая уж я легкомысленная, и с этим ничего не поделаешь.

Доктор Вайс снимает очки и вытирает лоб рукавом.

– Ребенок выглядит прекрасно, и это хорошая новость. – Я устремляю на него взгляд, в котором ясно читается совет не упоминать о плохих новостях. Он вздыхает. – Попробуйте полежать несколько минут на боку и попытайтесь его разбудить, а я схожу проверю другую пациентку.

Я с готовностью киваю, и он выходит. Я переворачиваюсь на бок, Эндрю подходит и садится на краешек стола.

– И как ты собираешься его будить? – спрашивает он.

Понятия не имею. Как полагается будить плод? Может, есть специальные будильники? Надо попробовать его слегка растрясти. Я смотрю на свое пузо и начинаю легонько похлопывать по нему ладонями. Шмяк.