Управляющий мозг: Лобные доли, лидерство и цивилизация - Элхонон Голдберг

ЭГ: Как насчет копролалии? Почему люди с синдромом Туретта испытывают потребность ругаться?

ЛХ: Твою мать... Я пошутил. Потому что это запрещено. Туретт — это отсутствие тормозов.

ШФ: У меня есть эта потребность в очень ограниченной степени. Насколько мне известно, только у 12-14% людей с синдромом Туретта развивается пристрастие к странным фразам. У меня это не копролалия, но я говорю без стеснения.

ЭГ: Если это отсутствие способности сдержать запрещенные мысли, то как обстоит дело с другими неуместными восклицаниями? Если вы видите жирного человека на улице, скажете ли вы вслух «жирный», а если вы видите уродливого человека, скажете ли вы вслух «урод»?

ЛХ: Я не скажу, но некоторые с синдромом Туретта могут. Я знал женщину с копролалией. Мы вместе пошли в очень приличный ресторан на Манхеттене, и в ходе нашего разговора она выкрикивала что-нибудь оскорбительное о каждом входившем человеке. Два голубых парня сидели за соседним столиком — и она сказала «пидоры», по соседству сидел черный мужчина — и она сказала «ниггер», вошли два парня с прической «конский хвост» — и она сказала «хиппи». Это не было направлено только на других; она делала оскорбительные замечания также и о самой себе, и обо мне. Мы закончили обед и пошли по Восьмой авеню. Кто-то лысый прошел мимо нас и она выкрикнула «лысяра». Она старалась сдержать эти оскорбления, но они были довольно хорошо слышны.

ШФ: Нет, я не буду выкрикивать оскорбления, но я могу сделать пантомиму, подобно тому как я могу совершить едва заметное движение животом, чтобы имитировать раздавшийся живот, когда вижу толстого человека на улице.

ЭГ: Воздействует ли синдром Туретта также на ваши умственные процессы? Существует ли такая вещь как «туреттный когнитивный стиль» или «туреттная личность»?

ЛХ: Туретт порождает отсутствие тормозов высокого уровня. Это приводит к трудностям при сосредоточивании, делает меня очень отвлекаемым. При Туретте очень низкий порог фрустрации. Раньше я швырял предметы в стены, ломал и давил вещи. Я думаю также, что моё расторможенное чувство юмора является частью моего синдрома Туретта. Я был на одной вечеринке и кто-то сказал мне, что он гомосексуалист. На это я ответил, что я трисексуален: мужчины, женщины и животные.

ШФ: Повышенная готовность к риску — часть синдрома Туретта. Однажды я остановился, когда увидел, что мужчина грабит маленькую девочку, и вмешался.

ЭГ: Некоторые врачи, работающие с синдромом Туретта, убеждены, что синдром Туретта ассоциируется с гиперсексуальностью. Что вы скажете об этом?

ЛХ: Я считаю себя гиперсексуальным и думаю, что это часть моего синдрома Туретта. Но для меня гиперсексуальность — просто специальный случай общей сверхчувствительности к любому стимулу. В сексе вы сталкиваетесь с сенсорным усилителем, а синдром Туретта усиливает привлекательность чего бы то ни было.

ШФ: В этой культуре все сексуализировано, но у меня много энергии и широкие вкусы, по крайней мере для сорокалетнего.

ЭГ: Делает ли синдром Туретта вашу жизнь более трудной?

ЛХ: Да, из-за предрассудков. Невежественные люди извращают симптомы и пытаются объяснить их в рамках своих ограниченных представлений. Однажды кто-то спросил, не танцую ли я. По другому поводу кто-то велел мне заткнуться.

ШФ: Синдром Туретта действительно делает мою жизнь сложной, не столько из-за тиков и других симптомов самих по себе, сколько из-за социальных проблем. Социальные проблемы легко затмевают сам синдром Туретта. Я сталкивался с физической агрессией, направленной против меня в колледже, в школе карате. Вдобавок, меня много раз арестовывали, один раз — когда я навещал в больнице моего отца, а в это время искали кого-то другого. Меня подозревали в изнасиловании без каких бы то ни было оснований. Надо мной издевались полицейские из-за моих тиков... Один мужчина пытался столкнуть меня с платформы метро. Я не обратился в полицию, потому что думал, что полиция не поверит мне из-за моих тиков. И спустя некоторое время тот же самый мужчина столкнул девушку под поезд... И я чувствовал себя плохо из-за того, что не сообщил о нем раньше... Но не все полицейские такие. Есть и некоторые очень просвещённые полицейские.

ЭГ: Добавляет ли синдром Туретта что-нибудь позитивное к вашей жизни?

ЛХ: Конечно, но требуется определённый талант, чтобы обратить это в свою пользу. Компульсии и обсессии Туретта дают мне особый импульс к тому, чтобы завершить работу до конца, привести вещь к результату. Есть внутреннее напряжение закончить работу, сделать дополнительное усилие. Туретт делает меня сверхчувствительным, он придаёт мне сенсорное любопытство, на самом деле, — мультисенсорное любопытство. Это важно в писательстве и фотографии. Это даёт мне экстрасенсорный компонент, делает меня восприимчивее, позволяет мне проникнуть в вещи. Мой внутренний мир из-за этого богаче.

ШФ: Теперь я знаю, что Туретт мне что-то позитивное дает. Высшая степень спортивного мастерства типична при Туретте. Ощущение запаха очень острое. Однажды я почувствовал запах свежескошенной травы далеко от того • места, где её косили, раньше, чем кто-нибудь другой мог почувствовать этот запах. У людей с Туреттом большая потребность к знаниям... Туретт дает великолепное чувство юмора... Туретт даёт вам энергию, но он безжалостен.

ЭГ: Как синдром Туретта воздействует на ваши взаимоотношения с другими людьми?

ЛХ: Он определённым образом отсеивает людей, которые в любом случае не были бы заинтересованы во мне. Так что я остаюсь с людьми, для которых мой Туретт не имеет значения. И это люди, с которыми я хочу быть.

ШФ: Я потерял несколько друзей, но я был в состоянии помочь другим людям. Когда я работал в летнем лагере, я однажды увидел парня, 17-18 лет, который не мог прекратить мыть свои руки. У него была крайняя форма обсессивно-компульсивного расстройства. Он мыл свои руки буквально целый час и не мог остановиться. Я был единственным, кто понимал, что происходит. Я выключил I кран, осторожно вытер его руки полотенцем и увел его из | ванной комнаты.

ЭГ: Как синдром Туретта воздействует на вашу личность?

ЛХ: Определённо моя личность — это личность «туреттца». Существует культура Туретта, состоящая в том, чтобы быть вне общества, и у меня есть ощущение братства с другими аутсайдерами. Я чувствую себя ближе к другим группам людей, от которых воротят нос и которые отличаются от большинства. Я чувствую, что они лучше понимают моё состояние.

ШФ: Туретт одна из моих сущностей, но не единственная... Кстати, мне не нравится слово «туреттец». Оно принижает болезнь, как если бы она была профессией.

ЭГ: Для широкой публики существует определённый ореол вокруг синдрома Туретта. Как вы объясняете это?

ЛХ: Такой ореол существует, и я стал вывеской синдрома Туретта. Синдром Туретта имеет ореол и культ, которые с одной стороны идеализируются, а с другой — сталкиваются с презрением. Синдром Туретта — это заболевание, заболевание изолирующее и странное, но оно резонирует с нашей культурой сверхизобилия. В отличие от других расстройств, Туретт не является чем-то лишенным жизни, наоборот, он переполнен жизнью. В наше время крайней политической корректности и благоразумия люди касаются шляпы, приветствуя нас, потому что мы полны жизни, опьянены ею.

ШФ: Надо различать ореол и мистику. То, что люди обычно видят, является броским набором странных вещей, которые эксплуатируются в фильмах ради драматизации и которые не имеют ничего общего с действительным характером или реальностью синдрома Туретта.

ЭГ: Является ли синдром Туретта определяющим фактом вашей жизни?

ЛХ: Для меня это определённо так.

ШФ: В социальном плане, — да, в значительной степени. В личном плане меньше. Моя жизнь не одномерна.

ЭГ: Как вы справляетесь с вашим синдромом Туретта?

ЛХ: Я стараюсь проводить определённое время один, в тишине моей квартиры. Помогает случайная выпивка... и много витаминов.

A B Рис. 10.3. Искусство Лоуэлла Хандлера. Фотографии людей с синдромом Туретта, снятые фотографом с синдромом Туретта: А — тики на работе. Врач с синдромом Туретта обследует пациента с деменцией; В — привлекая взгляды. ШФ — в уличном кафе

11. «Как вы можете мне помочь?»

«Когнотропные» лекарства

Для многих нейропсихологов, в том числе и для меня, научное исследование — работа для души, а клиническая работа — хлеб с маслом. Традиционно клинический вклад нейропсихологии был большей частью диагностическим, предлагая пациентам очень мало в плане лечения. Нейропсихология — не единственная клиническая дисциплина, которая годами предавалась бессильному созерцанию. Всем дисциплинам, занимающимся когнитивными расстройствами, свойственно это смиренное положение. Психиатр, лечащий пациента с шизофренией или пациента с депрессией, находится в аналогичной позиции. У врача есть богатый набор фармакологических средств для лечения психоза или аффективных расстройств, но очень мало средств для лечения когнитивных расстройств. Психиатры все больше осознают, что когнитивное ухудшение часто является более катастрофическим для их пациентов, чем психоз или расстройства настроения, но, тем не менее, традиционно очень мало прямых усилий направлялось на улучшение когнитивной деятельности.