Рябиновый мед. Августина. Часть 3, 4. Человек на коне. Страшные сны - Алина Знаменская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В такие-то дни и появился в детском доме новый инспектор. На этот раз из Любима. Странным показался всем этот человек.
Педагоги за глаза прозвали его Капитаном Флинтом.
Роста он был выше среднего, худой, но широкий в кости. И еще представитель РОНО был без одной ноги, на костыле.
В отличие от прежнего «инспектора» этот был одет по-военному, в защитного цвета френч и галифе. На лице его сидели цепкие внимательные глаза, а от носа к губам пролегли две глубокие суровые складки.
Такой спуску не даст, сразу решила Тамара Павловна и совсем растерялась. Как и прежнего, нового водили по всем помещениям, не повели только лишь в закрытый на всякий случай подвал. Новый инспектор умудрялся оторваться от сопровождающей его Слепцовой и вдруг вынырнуть где-нибудь в кухне, подсобке или коровнике.
Поселили инспектора во флигеле – подальше от непредсказуемых детей и слухов.
Августина с Владиком каждое утро наблюдали, как хромой инспектор выходит во двор голый по пояс, в одних галифе, и, помахав руками в виде зарядки, обтирает себя снегом и, покрякивая, хромает обратно. Нужно сказать, что у инспектора был жилистый тренированный торс, и то, что это никакой не представитель РОНО, для Августины было абсолютно ясно. Она старалась не попадаться на глаза новому жильцу. Да разве спрячешься? У них там на каждого досье составлено, и все они про всех знают. Но теперь она была готова к разговору с инспектором, страх притупился, уступив место упрямой знакомой злости.
Разговор этот не заставил себя ждать, а состоялся в тот день, когда у Августины был выходной и они с Владиком вышли на горку. Морозы уже пошли на спад, но пока еще было рискованно голой рукой, например, ухватиться за железную скобу. В полдень солнце принялось отчаянно играть лучами на нетронутом снегу, искры всех цветов радуги вспыхивали на гладкой поверхности сугробов.
Мать с сыном оделись потеплее, взяли деревянные широкие сани – те, на которых кухарка возит во флягах молоко из сарая на кухню, и, утопая кто по колено, а кто и по пояс в глубоком пушистом снегу, стали прокладывать себе дорогу к оврагу, где удобно было кататься. На ветках рябины, стоящей у оврага, суетились снегири. Своими нахохленными шубками они стряхивали с веток снег, клевали звенящую от мороза ягоду, толкались и шумели.
Августина с Владиком уселись на сани, ухватились друг за друга и ринулись вниз. Конечно же, оказались в сугробе, вывалялись, долго смеялись, потом, подталкивая друг друга, вскарабкались наверх. Катались всласть, а после решили слепить снеговика и сами стали похожи на снеговиков. Морозный прозрачный воздух, ионы, источаемые елками, и вдруг – потянуло откуда-то дымом. Августина, трудно отвыкающая от многолетней привычки курить, мгновенно узнала запах. Пронзило острое желание затянуться, вдохнуть порцию горького дыма, почувствовать во рту гладкий мундштук.
Оглянулась – наверху стоял инспектор и, покуривая, наблюдал за ними.
Веселье с Августины мигом слетело. Кивком поздоровалась. Подумала – может, уйдет.
– Весело у вас! – крикнул наблюдатель. – Даже немного завидно.
– А вы спускайтесь к нам, – не без вызова пригласила Августина. – Присоединяйтесь.
– Я бы с удовольствием. Да вот нога не дает.
Владик уже карабкался наверх, пыхтел, тащил санки. Августине не хотелось карабкаться на глазах наблюдателя, но делать нечего – в одиночку ребенок тяжелые сани на гору не втащит. Влезла. Инспектор руку подал, помог подняться.
– Ваш? – кивнул в сторону Владика.
И ее противно ошпарило изнутри точное повторение пройденного. Тот, прежний, тоже начал с сына. Издалека подходил к делу.
– Вези, сынок, санки домой, обедать пора.
Августина отправила сына с глаз долой, подальше от незнакомца. Словно могла этим уберечь, упрятать, защитить. Посмотрела собеседнику прямо в глаза. Ну что, мол, там у тебя, выкладывай.
Его этот ее взгляд, кажется, немного смутил.
– Давно вы, Августина Тихоновна, в детском доме работаете?
И тут она не выдержала, засмеялась. Нехороший это был смех, сердитый.
Надо же, вопросы задает в той же последовательности, даже не стесняется, словно выучил по бумажке!
– Теперь вы меня спросите, не надоело ли мне в старом флигеле жить. Не так ли? Нет, скажу я вам, не надоело. Я всем довольна, работа меня устраивает!
– Чем я вас так задел? – удивился собеседник.
– Ваш предшественник, знаете ли, задавал мне те же вопросы. Я не намерена играть комедию. Я вам скажу прямо: на своих коллег я доносить не собираюсь. Вопрос исчерпан.
Она и сама не ожидала, что эти резкие слова вылетят из нее столь легко.
Он смотрел на нее с явным интересом. Выбросил окурок в снег, сорвал с ветки рябины несколько ягод, пожевал. Кивнул удовлетворенно:
– Уже не горькая. Пробовали?
Августина сердито отряхивала снег с подола пальто, не ответила.
– Я, честно говоря, ничего не понял, Августина Тихоновна. Собственно, кто это – мой предшественник?
– Ясно кто. Инспектор из Ярославля. Только я-то в курсе, что за инспектора к нам зачастили. Он мне удостоверение показал, а вот вы что-то медлите. Можете не церемониться, я готова.
– Какое удостоверение?
Его растерянность казалась искренней. Только разве проведешь женщину, столько повидавшую на своем веку?
– Красное, – невозмутимо отозвалась она.
– Вот как? Тот самый товарищ, погибший на охоте? И что же? Он задавал вам много вопросов?
– Как и вы. Причем в той же последовательности.
– И он сделал вам деловое предложение. Правильно ли я понял?
– Вы чрезвычайно догадливы, – не без сарказма ответила она.
– Я даже начинаю догадываться какое, – задумчиво произнес он, и было непонятно, как он сам к этому факту относится. – Но не пойму я, Августина Тихоновна, отчего вы так возмущены. Сейчас это, знаете, практикуется сплошь и рядом.
Здесь он усмехнулся одной стороной рта. И было непонятно – одобряет он подобную практику или же иронизирует по этому поводу. Срывал с ветки подмороженные ягоды и отправлял в рот. И еще жмурился при этом, будто это было невесть как вкусно.
Ей тоже захотелось пожевать ягод, поскольку нестерпимо тянуло курить. Но, протяни она руку к той же ветке, это, пожалуй, выглядело бы как мостик к взаимопониманию, а она не могла этого допустить. Новый инспектор, не раскрывающий своих карт, оставался для нее темной лошадкой.
– Я не знаю, где и что принято, но для меня это неприемлемо. И я хочу, чтобы вы это знали.
– Я учту, – с непонятным выражением произнес инспектор. – Но может, вы упустили свой шанс? Вам, вероятно, предлагали неплохую компенсацию?
– Я не подхожу для такого рода дел. У меня имеется существенный недостаток.