Гении исчезают по пятницам - Фридрих Незнанский

— Эти Гудков и Торопов совершенно точно присутствовали во время той самой аварии, в которой разбилась «скорая» и пострадало много людей.

Щербак допил кофе с коньяком и с сожалением посмотрел на свою пустую чашку. Открыл было рот…

— Так, только не будем торопиться! — предупредил Голованов, по опыту зная, что Николай сейчас может вывалить версий — вагон и маленькую тележку. — Ира, скажите, что вы думаете сами, почему они там были? В чем вы их подозреваете? Ведь подозреваете же, иначе бы не следили за ними.

Сибирякова энергично затрясла головой:

— Я уверена, что они причастны к этой аварии. Они там все рассматривали, а один докладывал кому-то по телефону. И еще, я только потом поняла, лица у них были удовлетворенные, как от хорошо выполненной работы…

— Уточните, о какой именно аварии идет речь, — на всякий случай попросил Голованов.

— Сами знаете. О той, в которой погиб журналист Константин Эренбург.

— Вы уверены?

— Убеждена!

Сыщики переглянулись.

— Но почему, позвольте спросить? — улыбнулся Щербак.

— Когда человек говорит, что он в чем-то убежден, о доказательствах речь не идет. Вера — вещь иррациональная, господа детективы. Вот вы, например, в бога верите?

— Слишком интимный вопрос, — пожаловался Щербак.

— Вот видите!

— Вы, Ира, увиливаете, — заметил Голованов. — А ведь мы с вами договорились быть откровенными друг с другом, и тогда, кто знает, может, это вам поможет даже больше, чем нам. Значит, если я правильно понял, веских оснований материалистического порядка утверждать, что именно светлый «форд» с господином Тороповым за рулем спровоцировал аварию, у вас нет?

Девушка кивнула — в том смысле, что действительно доказательств никаких не имеется.

Голованов вздохнул. Ну а чего, собственно, он ожидал? Что эта милая барышня окажется супершпионкой, какой-нибудь Никитой, со встроенной в глаз видеокамерой? Он же сам видел, как она за Тороповым безыскусно следила…

— Но зато, — тут же добавила Сибирякова, — я почти наверняка знаю, что инфаркт Кропоткина был вызван инъекцией.

— То есть в том, что Кропоткина убили, вы уверены? — спросил Щербак.

— Да.

— И все же опять-таки ваша уверенность зиждется не только на профессиональных знаниях, но и на интуиции, верно?

Сибирякова пожала хрупкими плечиками.

— Вы, Ирочка, наверно, японские кроссворды любите разгадывать? — продолжал Щербак в том же духе.

— Как вы догадались? — поразилась Сибирякова.

Щербак снова загадочно улыбнулся. А Голованов начал уже на него сердиться: нашел тоже время в игры играть, так что Сева счел нужным вмешаться:

— Вы говорили об уколе. Что это мог быть за укол?

— Определенно препарат из группы сердечных гликозидов. Я сама проводила инфарктную реанимацию, я точно знаю, что я вводила Кропоткину… Постойте, может, вы объясните мне, откуда вы знаете все про Кропоткина и Эренбурга и про «форд»? Вы что, расследуете смерть Кропоткина? Или Эренбурга? Или обе вместе? Но так не бывает…

— Бывает, Ира. Только так и бывает. А можно подробнее про гликозиды? — попросил Щербак.

— Нельзя, — отрезала Сибирякова. — Человек, который путает Эскулапа с Гиппократом и так стреляет, ничего в этом не поймет.

— Что-то я не пойму, — заинтересовался Щербак, — это был такой изощренный комплимент?

— Молодые люди, — взмолился Голованов, — я взываю к вашей сознательности! Ночь на дворе. Давайте с делами закончим. Ира, объясните доходчиво, так, чтобы мы поверили и от вас отстали: почему вы вообще во все это влезли?

— Как же я еще могла поступить?! Профессор умер у меня на руках, понимаете?! — У нее в глазах стояли слезы. — Найти его убийц — это мой долг. Я даже хотела идти в милицию, но там бы меня и слушать не стали.

— А как насчет частных детективов? — улыбаясь, спросил Щербак. — Знаете, таких старых добрых пинкертонов?

Денис Грязнов

Как ни странно, Барбара Леви согласилась оплатить командировку Дениса в Мельбурн. То ли она сама подозревала в деле ученых международный заговор, то ли у радио «Свобода» командировочные расходы были ненормированы, но вопросов практически не возникло. Леви не стала особо вникать в туманные объяснения Дениса, только попросила предоставить потом подробный отчет и в случае, если Старостяк действительно дрался с искомым преступником, обеспечить радио «Свобода» эксклюзивные права на любые его выступления.

Денис на такую удачу даже не рассчитывал. Однако менее чем через сутки после ночной беседы с дядюшкой он уже сидел в самолете, а самолет бодро «пыхтел» на юг.

На юге, правда, была зима в самом разгаре, но в остальном в Мельбурне все складывалось удачно и быстро. Денис стремительно выяснил, кем и когда задержан Старостяк, узнал, что под залог он не вышел и до суда будет торчать за решеткой, не составило труда и адвоката отыскать. А адвокат, невероятно удивленный появлением русского частного сыщика, с готовностью рассказал все, что слышал от Старостяка и разведал сам.

На этом, к сожалению, полоса удач закончилась. Старостяк, выходит, совсем не имел в виду, что Кимбл — организатор убийства Кропоткина. Он возомнил, что австралиец довел Кропоткина до инфаркта, то есть, получается, летел Денис в такую даль зря.

Эх, дядюшка, что ж было не выяснить это все прямо из Москвы по линии того же Интерпола?! Хотя и сам тоже хорош, нечего особенно на родственника пенять, можно было спокойно по Интернету поднять австралийскую прессу, хотя бы узнать имя адвоката да поговорить с ним по телефону — и дешевле, и времени бы столько не потерял впустую.

Но раз уж есть такая возможность, Денис решил поговорить со Старостяком лично. Тем более что свидание разрешили на удивление легко.

А аспирант обрадовался ему как родному.

— Хоть поговорить на человеческом языке, — осклабился он и тут же набросился с расспросами: — Что, кто? На кого работаете? Ради меня из Москвы или просто тут случайно оказались?

Свидание проходило не через звуконепроницаемый барьер по телефону, а в самой обычной комнате. Правда, без окон и стол был привинчен к полу, но Старостяка, как заключенного неопасного, привели без наручников, и охранник, вежливо кивнув, удалился за дверь.

— Помните такого журналиста, Эренбурга? — спросил Денис.

— Так вы от него, что ли?.. — сразу скис аспирант.

— Нет, не от него. Эренбург погиб, и я расследую обстоятельства его смерти.

Собеседник пока не врубался:

— Ну а я-то тут при чем?

— Перед смертью Эренбург готовил репортаж о серии убийств российских ученых, и смерть вашего шефа Николая Николаевича Кропоткина он предвидел.

— В каком смысле?

— В прямом. За несколько дней до того, как с Кропоткиным случился инфаркт, Эренбург внес его в список убитых ученых. Он, насколько мне известно, приходил к Кропоткину и о чем-то его предупреждал. Но Кропоткин не внял предупреждениям…

— Да чушь это все, — отмахнулся Старостяк. — Шефа до инфаркта довел Кимбл, тут и к доктору ходить не надо. Позвонил, нахамил, может, наврал, что у них уже все готово, может, еще что-то натрепал. А шеф переволновался — и все.

— А если я вам скажу, что по результатам вскрытия в крови Кропоткина была обнаружена остаточная концентрация сердечных гликозидов?

— Это кто такие?

— Это препараты, которые в больших дозах как раз и вызывают инфаркт. То есть, скорее всего, вашего шефа не расстроили, а накачали, можно сказать, ядом. И произошло это не по проводам из далекой Австралии, а прямо в Москве.

— Ну, значит, Кимбл, ублюдок, нанял киллеров! Точно, слушайте! Шеф в день смерти говорил, что ехал в метро, в давке, и у него какой-то странный прострел в пояснице случился. Это они его, гады, тогда и укололи! Его же укололи?

— Да.

— Ну Кимбл, ну сволочь!!!

— Именно Кимбл?

— Именно Кимбл.

— И никому другому смерть вашего шефа выгоды не сулила?

— Да, может, он и не хотел его убивать, — развел руками Старостяк. — Хотел, чтобы шеф загремел в больничку на месяц-другой. Но это Кимбл! Тут совершенно однозначно. Других конкурентов у нас не было. То есть еще человек десять по всему миру сходными проектами занимаются, но мы и Кимбл дальше всех ушли. Человек десять — это я, конечно, в том смысле, что десятеро профессоров-академиков. Вообще, конечно, много народу в курсе. Но только Кимблу выгодно было затормозить нас на месяц-полтора, остальные отстали надолго, и им бы, если хотели прорваться, надо было бы и шефа, и Кимбла кончать.

— А какие конкретно у Кимбла выгоды? Слава, деньги?..

— Слава — стопудово. Спокойно может и Нобелевскую премию отхватить. Сейчас вон посмотрите, за что дают нобелевские по физике — за старые заслуги, за то, что десять лет назад было открыто, за теорию сверхпроводимости и прочую муть. Потому что ничего нового нет. Если бы шеф успел все быстренько оформить и подтвердить, точно в следующем году мы бы в Стокгольм в смокингах ехали. Ну а теперь деньжищи Кимблу обломятся, конечно. Это мы бы фиг что с этого поимели. А буржуи!.. Буржуи своего не упустят. Наши технологии — это считай новая революция. Телекоммуникации, связь, компьютеры — все будет по-новому. Это как внедрение микропроцессоров, как переход с ламп на транзисторы! Все эти «Сони», «Панасоники», «Интелы» и «Филипсы» вот где будут! — Он сжал кулак и затряс им над головой. — Вот где!