После поцелуя (ЛП) - Энок Сюзанна

– О том, сумеешь ли ты найти приличного и достойного мужа. Я знаю это. – Его руки крепче стиснули поводья, а затем снова расслабились. Широкие плечи поднялись и опустились, когда он сделал глубокий вдох. – Тогда, я предполагаю, наше развлечение окончено.

Изабель заморгала.

– Что?

– Ты беспокоишься о нашем будущем. Мы оба знаем, что я не собирался становиться его частью. Так что отойди и позволь мне поработать с Зефир. Пусть у Оливера пройдет приступ раздражения, а затем скажи ему, что ты просто… увлеклась мной, потому что никогда раньше не разговаривала с коннозаводчиком. Ведь Оливер – именно тот, за кого ты хочешь выйти замуж, не так ли?

На долю секунды его слова прозвучали так, словно он – мальчик, чью лучшую игрушку отобрали и отдали кому-то другому. Затем Салливан опустил голову, смахнул с глаз прядь каштаново-золотистых волос и повел Зефир в другой конец двора.

Изабель так крепко стиснула кулаки, что ногти едва не до крови впились в кожу. Она расслабила пальцы, согнув и разогнув их. Однако боль скрывалась не в ее руках. Она осталась в ее сердце. Нет, Оливер Салливан – не тот мужчина, которого она хотела видеть в своей жизни. А Салливан Уоринг этим мужчиной быть не может.

Хотя это не совсем верно. Изабель могла бы остаться с Салливаном, если бы никогда больше не испытала желания еще раз отправиться на прием в роскошный особняк, никогда больше не танцевать с сыновьями герцогов и виконтов. Если бы захотела, чтобы все ее друзья – и, вероятно, ее собственная семья, – повернулись к ней спиной, в прямом и переносном смысле.

Со стороны незнакомцев она смогла бы вынести такое. Но со стороны родителей? Филлипа? Дугласа? И как долго Барбара продолжит защищать ее вопреки правде?

О, все это нелепо. Даже если Изабель понимает все лицемерие этой ситуации, то как она может даже думать о том, чтобы уничтожить свою жизнь ради него? Так или иначе, но что Салливан сделал для нее? Да, он очень хорошо целуется, и… другие вещи он тоже делал замечательно. Но ее собственные друзья теперь распространяют о ней слухи, а джентльмен, который ухаживал за ней несколько недель, только что обозвал ее шлюхой и поспешил прочь.

Да, Салливан, кажется, понимал ее, он был добрым и терпеливым, и она могла сказать ему все, что хотела, не опасаясь последствий за свои слова. Изабель ощущала себя… важной, когда находилась в его компании, а не просто какой-то хорошенькой девицей с хорошим состоянием в дополнение к паре серебряным подсвечникам и дворецкому.

– Тибби?

Она обернулась, услышав голос матери. Маркиза стояла в нескольких шагах позади нее, ее обычно веселое лицо сейчас было на удивление серьезным.

– В чем дело, мама?

– Почему бы тебе не вернуться в дом?

Изабель снова посмотрела на Салливана.

– Но Зефир…

– Нам надо поговорить, дорогая. А тебе нужно перестать вот так смотреть на мистера Уоринга.

О Боже. Откашлявшись, Изабель изобразила удивление на лице.

– Я ни на кого не смотрю, – солгала она, разгладив платье перед тем, как покинуть двор. – Но да, мы давным-давно не болтали с тобой, и я бы с радостью выпила чашку хорошего чая. – Но только потому, что еще слишком рано для того, чтобы пить виски.

Салливан притворялся, что не наблюдает за тем, как леди Дэршир вышла из дома, чтобы увести Изабель. Он притворялся, что не замечает продолжающихся перешептываний среди конюхов. И он притворился, что доволен, сказав Тибби, что им нужно перестать видеться друг с другом.

Конечно же, для нее это было правильным решением; лучше было бы только то, если бы он вообще никогда не прикасался к ней. Но Салливан коснулся ее, и хотел бы сделать это снова. И ему хотелось разорвать пополам Оливера или любого другого человека, который посмел бы коснуться Изабель или дурно отзываться о ней.

Стиснув зубы, Уоринг наклонился к Зефир, чтобы затянуть подпругу на дамском седле. Сосредоточься, приказал он себе. Если он не позволит себе больше прикасаться к Тибби, то тогда ему нужно как можно быстрее покончить с работой на нее. Потому что с какими бы трудностями и опасностями он не сталкивался во время войны, он не был уверен, что сумеет встречаться с Изабель, зная, что никогда больше не сможет прикоснуться к ней.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Салливан выпрямился.

– Эй Делвин, – позвал он, глядя на помощника конюха, – сколько ты весишь, девять стоунов[15]?

– Да, после еды, мистер Уоринг.

Немного тяжеловат, но мальчик намного ближе по весу к Изабель, чем он сам.

– Иди сюда. Ты когда-нибудь ездил в дамском седле?

Мальчик покраснел, когда остальные работники во дворе разразились смехом.

– Нет, сэр.

– Что ж, сегодня тебе придется это испробовать. Ты нервничаешь?

Нахмурившись, мальчик подошел вместе с ним к подставке для посадки на лошадь.

– Да, сэр.

– Хорошо. Леди Изабель тоже будет нервничать.

Салливан уже привязывал на спину Зефир мешки с песком и мукой, приделав к их концам развевающиеся ленты – он смог придумать только это, чтобы приучить кобылу нести на себе всадника. Теперь им нужно сделать попытку на самом деле посадить кого-нибудь на нее, и ничто на свете не могло заставить Уоринга подвергнуть этому риску Тибби и ее хрупкую, только что обретенную уверенность в себе.

Фиппс приблизился, чтобы помочь, и пока Салливан говорил Зефир успокаивающие слова, Делвин каким-то образом сумел грациозно устроиться в дамском седле. Кобыла попятилась на несколько шагов, но Салливан шагал вместе с ней, позволяя лошади избавиться от нервозности и приободряя ее. Наконец ее уши снова дернулись вперед, и он с облегчением выдохнул.

– Хорошая девочка, – проговорил Уоринг, поглаживая ее по шее. – Делвин, возьми поводья, но не направлять ее. Сначала это буду делать я.

– Да, сэр.

Они кружили по двору вперед и назад, Салливан постепенно позволял Делвину начинать управлять кобылой, когда та привыкала как к всаднику на своей спине, так и к тому, что он направляет ее движения. Даже на его собственный критический взгляд, Зефир делала потрясающие успехи.

Наконец Салливан отвязал повод и отошел в сторону. С одной стороны, он ощущал себя как гордый отец, который наблюдает, как его отпрыск делает первые шаги. С другой стороны, если и днем урок пройдет хотя бы наполовину так же хорошо, то Изабель сможет сесть верхом на Зефир уже завтра. А тогда, на следующий день, с ним будет покончено. С ними будет покончено. И он отправится домой, вернется к своей работе, и, вероятно, никогда больше не увидит ее.

И как бы сильно эта мысль не беспокоила его, Салливан понимал, что оставить ее будет самым лучшим, самым мудрым решением. И если есть какая-то другая возможность, то он понятия не имел, в чем она заключается – хотя готов был заплатить немало денег, чтобы узнать о ней.

Глава 20

– Если ты собираешься сказать мне что-то ужасное, то я хочу, чтобы ты просто выложила это. – Изабель стиснула свою чайную чашку, уставившись на красновато-коричневую жидкость, чтобы ей не приходилось смотреть в серьезное, задумчивое лицо матери.

– Почему ты думаешь, что я собираюсь сказать тебе что-то ужасное?

– Потому что ты заметила, что нам нужно поговорить, а теперь ты не произнесла ни слова на протяжении почти двадцати минут.

– Ну, хорошо. Мы поговорим. – Маркиза громко вздохнула. – По крайней мере, посмотри на меня, – продолжила она. – Ты свернулась в кресле, словно напуганный котенок.

– Вовсе нет. – Она только собиралась с силами. Изабель выпрямилась, наконец-то встретившись глазами с взглядом матери. Тревога, которую она увидела в ее глазах, не особенно приободрила девушку. В свою очередь вздохнув, она решила, что, может быть, ей удастся исправить ситуацию прежде, чем произойдет что-то неприятное. – Ты видела, что Зефир теперь ходит под седлом? Можешь представить, что я смогу ездить на ней верхом через несколько дней?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})