От ненависти до любви - Сандра Браун

Он выпустил ее из объятий столь неожиданно, что она чуть не упала. Еще раньше Хантер заприметил в кухонном буфете початую бутылку скотча. Вот что ему сейчас пригодится. Налив себе в стакан изрядную порцию, он проглотил виски залпом.

Кари начал разбирать смех. Подобные излияния были ей в диковинку, а потому показались забавными. Томас никогда не терял самообладания, неизменно оставаясь любезно-отстраненным. Хантер был совсем другим — в его гневе было столько же страсти и огня, сколько и в поцелуях. И ей хотелось заставить его повернуться к ней лицом, изо всех сил закатить ему оплеуху… А потом поцеловать — с той же пламенной страстью.

— Хантер…

— Что? — огрызнулся он не оборачиваясь.

— Скажи мне, когда можно будет накрывать на стол.

Не без некоторых усилий, конечно, но ей все же удалось утихомирить его. И к тому времени, когда стол был накрыт, ее приятель был снова в добром расположении духа. Открывая вторую бутылку вина, он сыпал шутками и благосклонно улыбался, когда Кари хвалила спагетти его приготовления. Нрав его был переменчив, но без угрюмости, и это ей в нем нравилось.

Убрав после ужина грязную посуду, они снова взялись за головоломку. На сей раз Хантер не спешил проявлять прыть, предоставляя ей самой неспешно обдумывать каждый ход. Он же довольствовался в основном тем, что следил за ее губами, шевелящимися в глубоком раздумье. Ему нравилось смотреть на ее волосы, падавшие ей на лоб, и ее руку, рассеянно отбрасывающую их назад.

Поужинав, они перенесли свечи на ломберный столик. Неровный свет освещал хрупкую фигуру Кари, склонившуюся над головоломкой. В золотистом мерцании кожа ее обнаженного плеча казалась теплым бархатом, в который уже раз пробуждающим в нем желание прикоснуться к ней. Ему хотелось завладеть женщиной целиком, чтобы познать, какова она на вкус…

Если бы ему предложили назвать самую возбуждающую вещицу в ее гардеробе, то он, не раздумывая, остановил бы свой выбор именно на этой кофточке. Как и прежде, она ничего не надела вниз. Каждый раз, когда Кари шевелилась, приходили в движение и ее груди. Она была в высшей мере сексуальна, вовсе не пытаясь такой предстать. Секрет ее чар таился в ее природной утонченности.

Внезапно ему вспомнилась Мэрилин, и он, не удержавшись, хмыкнул. И как ему только в голову пришло пытаться изгнать из головы мечты о Кари с помощью другой женщины, любой другой женщины, не говоря уже о вульгарной и развязной Мэрилин? Надо же быть таким идиотом!

Кари озадаченно поглядела на него.

— Я что-то не так сделала? Что тут смешного?

Хантер засмеялся снова.

— Не обращай внимания. Просто вспомнился один вечер, о котором лучше бы и не вспоминать вовсе.

— Да?

— Однажды я утратил здравый смысл.

— И всего-то?

— Да, это все, больше тебе знать незачем.

Она покачала головой, словно усомнившись в его душевном здоровье, и снова погрузилась в свою головоломку.

В руке у нее оставалось всего три кусочка, которые предстояло поставить на место. Теперь, когда работа была близка к завершению, ею владел какой-то безотчетный страх. Вскоре картина предстанет перед ней во всей пугающей полноте, ей придется довести все до логического конца. Нет, не изображение разноцветных воздушных шаров — ее собственный образ имеется в виду. И рядом — еще один.

Хантер Макки.

Вначале он был ее врагом. Теперь же она знала, что любит его.

Она вставила один кусочек точно в паз. Оставалось еще два.

Он был не из тех, кого легко любить. Честолюбив. С норовом. Но вместе с тем этот человек горой стоял за справедливость, за все то здоровое, что делает Америку Америкой, за те консервативные ценности, которым была привержена и Кари. Сегодня вечером он был с нею предельно откровенен. Да, он хотел ее. Однако это не было для нее секретом. Стоило только немного напрячь память, и выяснялось, что его желание давно уже известно ей. Скорее всего она намеренно довела его до такого состояния, когда ему не оставалось ничего иного, как прокричать о своих чувствах во весь голос.

Но сам он? Любит ли он ее?

Скорее всего да. Такой мужчина обычно не ждет от женщины благосклонности как манны небесной. А он ждал. Больше года ждал. После всего того, что она сделала с ним, сказала — ему и о нем, он все равно пришел. Разве он поступил бы так, если бы не любил ее? Томас постоянно говорил ей о своей любви, и все же это, как оказалось, вовсе не мешало ему изменять своей благоверной. Так что же для нее важнее — слова или дела? И разве Хантер не сделал уже достаточно для того, чтобы доказать, что любит ее?

Она поставила на место последний кусочек мозаики.

Неблагодарное занятие — любить божество. Именно так она любила Томаса и могла теперь признаться себе в этом. Он был для нее рыцарем в сияющих доспехах, как однажды метко высказался Пинки. В ее глазах Томас был само совершенство.

Да только жить с этим совершенством приходилось, дрожа от преклонения и страха. Разве в прошлом не боялась она совершить что-нибудь, что могло прийтись ему не по вкусу? Разве не прикусывала язык, опасаясь, что пришедшая ей в голову мысль в корне противоречит его взглядам? Разве не лезла из кожи вон, стараясь во всем угодить ему, чувствуя в то же время, что далеко не всегда ее старание оказывается замеченным?

А разве могла она когда-нибудь достичь с Томасом такой степени раскрепощения, — как духовного, так и физического, какой достигла сегодня днем с Хантером? Нет, никогда. Возможно, Томас и в самом деле пользовался услугами проституток, но подобной смелости от собственной жены наверняка не одобрил бы. Между ними ни при каких обстоятельствах не могли сложиться подобные взаимоотношения — она понимала это.

Любовь же к Хантеру была свободна от подобных препон. Да, действительно, в прошлом она искренне любила Томаса, но теперь полюбила другого. И это чувство оказалось совершенно непохожим на прежнее — оно было таким новым, таким свежим… Что ж, наверное, и в самом деле пришла пора отвести старой любви в благодарной памяти укромный уголок, всецело отдавшись любви новой.

Она потверже нажала на последний кусочек мозаики. Итак, картина была завершена.

Кари долго смотрела на собранную головоломку, задумчиво водя пальцем по глянцевой картонной поверхности, а потом подняла глаза на мужчину, безмолвно сидевшего напротив.

— Ну вот, все сошлось. — Ее голос несколько сел от волнения.

— Значит, теперь мне можно сказать, что я люблю тебя? Я люблю тебя, Кари, с того самого дня, когда ты впервые вошла в мой кабинет.

— Наверное, вскоре после этого и я полюбила тебя. Потому и была к тебе так нетерпима.