Боги выбирают сильных - Борис Толчинский

— Вот провокатор истинный, подстроивший обман! Чьими деньгами ты заплатил актеру, сыгравшему героя? Кто дал тебе такие деньги? Корнелий Марцеллин?! Ну, говори народу правду!..

Андрей делал все, чтобы взять себя в руки. Он не был заурядным трусом, особенно на митингах, толпа была его стихией. Ему ничего не стоило ответить Юстине. За словом он в карман бы не полез. Но перед мысленным взором Андрея вставало ибисоносое лицо, внушавшее ему безотчетный ужас, и до сознания доносились суровые предупреждения Марцеллина: «Не смей бороться с племянницей моей: она тебя положит и меня ославит! Предоставь это дело мне…». И сейчас Андрей не знал, как поступить: то ли ответить Юстине со всей силой, то ли отступить, то ли отбиваться… Марцеллин не оставил на такой случай никаких указаний!

— Ну, говори народу правду! — наступала София. — Еще скажи, кто оплатил твое избрание в Стимфалии! И почему в Стимфалии? Чей ты слуга, Андрей Интелик, этих свободных граждан или стимфалийских монстров? Или Корнелия? Или магнатов Киферополя?..

Толпа пришла на выручку любимцу. Оттуда выкрикнули:

— Эй, Юстина, не трогай нашего Андрея! Если уж явилась, ответь сама за прегрешения свои! …И в это же самое время Медея Тамина поняла, что для нее, Тамины, настал час истины. София увлеклась в водоворот бессмысленной стихии… и гибнет в нем! Однако София подобна богине, Софии часто удается невозможное — София может победить! И ее, Медеи, долг — помочь Софии победить. Или спасти Софию в случае поражения.

Медея подошла к старшему милису, распахнула плащ и, придав своему голосу повелительный нотки, заявила:

— Я проконсул Медея Тамина. Вам надлежит повиноваться мне, центурион.

Центурион перевел взгляд с трибуны, откуда вещала София, на новый неожиданный персонаж, удивленно качнул головой при виде двух генеральских звезд и спросил:

— Что делает проконсул на митинге плебеев?

Медея нахмурила брови и отчеканила:

— Логофет София Юстина и я присутствуем здесь по соображениям государственной необходимости. И если с ее светлостью или со мной что-нибудь случится, отвечать будете вы, центурион! Я приказываю вам вызвать подкрепление, дабы упредить возможные беспорядки. Исполняйте!

Колебания центуриона милисов длились несколько секунд, затем он отдал честь Медее и ответил:

— Слушаюсь, ваше превосходительство!

Центурион призвал подчиненных, чтобы распорядиться о подкреплении, — а Медея почувствовала сладостно-щемящее ощущение власти, превосходства, упоения этой властью и этим превосходством… «Он исполняет мой приказ, — подумала она, — хотя по закону не обязан подчиняться мне, я не его начальница. Но он мне подчинился, потому что мои звезды и моя воля оказались сильнее!». …София услышала глас из толпы:

— Ответь сама за прегрешения свои!

Испуг — конец, смущение — позор и проигрыш. София вскинула руку и воскликнула:

— Кто это сказал? Пускай покажется могучий криком человек — увидеть я хочу его; увижу и отвечу!

Никто не вышел: очевидно, «могучий криком человек» опасался, — нужно сказать, не без оснований! — за свою безопасность после митинга.

Шок, вызванный появлением Софии, еще не прошел; на нее смотрели настороженные, чуть испуганные, враждебные лица. Народ, плебс, собравшийся здесь, ненавидел ее — не только и не столько за политику, скорее, за красоту и ум, за образованность, за все ее успехи, за молодость и за богатство, за знатное происхождение и даже за этот шитый золотом трехзвездный калазирис, который никогда не светит никому из них… Еще они ее боялись — страхом слуг перед госпожой; они пока не ощущали свою силу, она пока не понимали, что вместе много сильнее ее одной, для них она, даже лишенная власти, воплощала власть, а власть для аморийца — священна! В ней струилась кровь Фортуната — они были плебеями, потомками туземцев, когда-то покоренных Фортунатом; самые смелые из них еще не думали о том, что могут отомстить…

А для Софии эта народная стихия была подобна давешнему урагану: погибелен циклон для слабого — для сильного не страшен. Кто умом понимает стихию, кто знает ее законы, кто душой способен чувствовать душу стихии — для того стихия если и не друг, то уж не враг, во всяком случае. И София смело глядела в лицо враждебной толпе; подобная тысячеглазому Аргусу, толпа могла быть страшной, но могла быть и покорной, могла уснуть, как уснул тысячеглазый Аргус, убаюканный сладкими речами Гермеса Арогоубийцы…

Она произносила эти речи:

— Друзья, народ Богохранимой Амории! Кто требует ответа у меня, боится мне задать вопрос, — но я отвечу! Вам лгали, люди Амории! Я, София Юстина, сама пришла к вам, чтобы открыть народу правду: мне тоже лгали, как и вам, и меня обманули мнимые друзья, как и вас! Мой собственный отец Юстин с Корнелием Марцеллином и прочими — сенаторами, министрами, магнатами — составили заговор против меня. Они обманули не только нас, но и величайшего из ныне живущих — Божественного Виктора! А почему, спросите вы? Чем перешла я, женщина, дорогу этим сильным? Отвечу! Хотела я стать первым министром… не ради власти, как Корнелий, а ради вас, народа Амории!

— Не верим! — грянули голоса из толпы. — Не верим тебе, ты Юстина, ты против народа! Долой Юстину!!!

— Долой Юстину! — подхватили другие, а Андрей, торжествующе осклабясь, выкрикнул:

— Вот он, народ! Возвысьте голоса, товарищи! Ну, ваша светлость, — обратился он к Софии, — вы слышите народный глас?!

— Я слышу голоса немногих трусов, которые достаточно смелы, чтобы топтать поверженную! — воскликнула она.

Ее слова утонули в гневных воплях. Руки вздымались, требуя ее к ответу. София поняла свою ошибку: нельзя было уповать на жалость толпы.

Андрей набрал в широкую грудь воздух, чтобы на волне народной поддержки дать публичную отповедь Юстине. «Если он начнет, я проиграла», — подумала София. Она резко вскинула обе руки и возгласила:

— К вам обращаюсь, граждане! Достаточно вы слушали Интелика — так неужели не дадите слова мне?! Я, аморийская княгиня, сенатор, логофет, потомок Фортуната, по доброй воле к вам явилась — ужели не хотите вы выслушать меня?!

— Ораторствуй перед сенаторами, ты, сенатор! — глумливо крикнул чей-то голос. — А мы простые люди, нам свои, народные, сгодятся!

— Ага! Ступай-ка подобру-поздорову… ишь ты, логофет! Сколько тебе лет, Юстина? ты логофет, а я тебе в деды гожусь, — я бакалавр! Папочка Тит устроил звезды логофета?

— Долой ее! Пускай Юстина убирается, иначе… иначе мы посмотрим, какая она, княжеская кровь!

Морозная волна пробежала по телу Андрея Интелика после этих слов.

Он не мог сказать точно, кому они принадлежали: не в меру ретивому стороннику или провокатору. Но он видел с ростры, как стремительно увеличивается количество милисов оцепления — и, конечно, узнал он Медею Тамину, которая уверенно командовала стражами порядка; насколько опасной может быть эта женщина-прокурор, показал хотя бы процесс над Ульпинами. Андрей подумал, что, возможно, все это и задумано Юстиной как провокация… Марцеллин не раз его предупреждал, что София на все готова ради власти! И тотчас гневное лицо Марцеллина возникло перед мысленным взором Андрея, и пробежала ужасающая мысль: «Он не простит меня, если какая-то провокация Юстины преградит ему дорогу в Квиринал!».

Андрей тихо произнес:

— Ваша светлость, вы ведете опасную игру. Вам лучше удалиться, пока не поздно: я не могу вам обеспечить безопасность!

И вдруг раздался новый голос из толпы:

— Пусть скажет нам, что хочет! Чай, не затем пришла княгиня, чтоб мы ее прогнали!

— Точно! — послышался другой. — Уж коли так, пускай Юстина выступает!

— Пусть говорит! Что, с нас убудет, что ли?! — вмешался третий.

— Скажи, красавица! — добавил четвертый. — А мы решим, кто прав из вас, ты иль Андрюша!

— Не делайте этого, ваша светлость, — многозначительно сказал Интелик. — Вы не привыкли выступать перед народом, так не беритесь!

София опять не удостоила его даже взглядом. Она подняла руку, и скоро воцарилась тишина.

— Вы совершаете ужасную ошибку, ваша светлость, — угрожающе вымолвил Андрей.

Сказав это, он перевел взгляд вниз, в толпу, туда, где должен был стоять неразлучный Роман Битма, он же громозвучный публицист Гурий Леонид.

Романа Битмы там не оказалось — и этим самым наблюдался надежный признак тонущего корабля!

«Трус, предатель!», — подумалось Андрею, и Андрей принялся измысливать пути к спасению; тем временем София начинала говорить.

— Друзья! Много могу сказать я вам; скажу лишь о войне нарбоннской. Средь вас имеются родные погибших в той войне. И вы меня вините.

Я признаю: виновна! — здесь София сделала необходимую паузу. — Да, я виновна в том, что позволила моим врагам отнять у нас победу! Четыре месяца тому назад наши отважные легионеры победили варваров, под руководством князя Милиссина. Главарь злодейской шайки Варг был пойман и препровожден под стражу…