Светорада Медовая - Вилар Симона

Овадия продолжал улыбаться, но одновременно его лицо словно застыло от внутреннего волнения, а грудь вздымалась глубоко и часто. Он смотрел на свою давнишнюю мечту, на эту прекрасную молодую женщину в золотисто-желтом длинном покрывале, столь непривычно выглядевшую в одежде местного кроя – шелковом платье нежного телесного цвета и легких алых шароварах. Овадия увидел ее серьезное лицо, на котором не было и намека на былую беспечную веселость, и словно бы споткнулся о ее колючий взгляд. Да, это, безусловно, была Светорада Золотая, его восхитительная мечта из Смоленских земель. Но в то же время эта женщина казалась куда серьезнее, строже, старше… но и желаннее. Не легкий мотылек, неуловимый и хрупкий, а достойная женщина, земная и близкая, которой он может коснуться, притянуть к себе, обнять… Ведь княжна – его добыча. Ее привезли ему, подарили именно тогда, когда он почти перестал надеяться на встречу, особенно после того, как узнал, что Светорада Смоленская не стала женой Игоря Киевского, внезапно исчезла и ее исчезновение овеяно самыми невероятными слухами, почти легендами.

Словно во сне, он сделал несколько шагов ей навстречу, протянул руки.

– Светорада Смоленская! Прекрасная гурия[107] моих снов! Я и теперь, как много дней назад, ранен стрелой из лука твоих бровей!

Но княжна продолжала смотреть на него почти с неприязнью. Восторженный блеск в его глазах не вдохновил ее, она опасалась шада и видела в нем причину своих бед. Поэтому даже отступила от протянутых рук Овадии и надменно вскинула подбородок.

– Я ваша пленница, шад. Но это не значит, что вам легко будет со мной. Я не желала нашей встречи и не ликую оттого, что она произошла.

Пожалуй, она имела все основания так говорить. Однако Овадию это не смутило. Он окинул взглядом золотые пластинки цепочек у нее на груди и заметил среди них посверкивающий алый кулон, который он когда-то подарил ей.

– Конечно, вы не можете ликовать, Светорада. Но наша встреча была предопределена свыше, и я всегда знал об этом. И хотя гордый Эгиль Смоленский выбрал для вас иного мужа, я уже тогда надеялся, что воля богов вновь сведет нас.

Словно не замечая, как она отшатнулась, Овадия подошел совсем близко и указал на кулон.

– Я неспроста преподнес вам этот прощальный дар, Каплю Сердечной Крови, заверив, что он будет охранять вас. Я почти не солгал тогда, хотя и не уточнил, что этот дар будет оберегать вас для меня. Это роковой талисман, над которым ворожили наши кудесники и который должен был свести вас со мной. Капля Сердечной Крови заговорена на то, чтобы жизненный путь привел вас ко мне. И вот все сбылось! Я вижу вас перед собой, вы моя, я смог получить вас, какие бы преграды ни стояли на нашем пути.

Светорада неотрывно смотрела на него. Его белозубая улыбка вдруг показалась ей отвратительной. Пускай он тут хозяин… ее хозяин, но она презирает его за то, что он посмел внести свое чародейство в ее судьбу. И резким движением оттолкнув руку Овадии, Светорада сорвала с себя кулон и отбросила в сторону.

Шад перестал улыбаться. Его всадники с негодованием зашумели, возмущенные тем, как непочтительно держится эта странная женщина с их предводителем. Гаведдай немного отступил, ожидая неминуемого гнева повелителя. Но Овадия сдержался, даже рассмеялся, негромко и снисходительно.

– О, какая ярость! Ваши золотые глаза, княжна, обладай они смертоносной силой, не оставили бы от меня и кучки пепла. Но вы всегда были страстной и горячей. За это я вас и полюбил. И люблю по сей день. А любовь такого мужчины, как я, не самое большое несчастье для женщины.

– Однако для меня это несчастье, Овадия бен Муниш. Вы прислали своих головорезов, чтобы они вторглись в мою жизнь, сломали ее, лишили меня воли. Однако знайте: я не смирюсь перед вами. Я не люблю вас!

Овадия продолжал улыбаться. Он не собирался признаваться, что снаряжал за ней людей. Нет, он не настолько глуп. Поэтому, глядя ей прямо в глаза, царевич смело ответил:

– Ну, насчет того, что я послал своих людей, вы сильно преувеличиваете. Просто Гаведдай сообщил мне, что вы находитесь среди пленниц, захваченных на Руси. И я не смог не отозваться. Ведь лучше вы попадете ко мне, нежели вас купит как обычную рабыню какой-нибудь толстый булгарин или желающий иметь послушную служанку буртас. Что же насчет того, что вы не любите меня… Ах, Светлая Радость, ведь некогда вы особо отличали меня среди женихов. Помните? Вы весело и призывно улыбались мне в тереме вашего родителя, вы любили кататься со мной верхом, расспрашивали о Хазарии, порой приглашали меня на прогулки по берегу Днепра. И не вы ли пришли на мой прощальный зов, когда уже были обручены с Игорем Киевским, пришли тайком, несмотря на то, что я назначил встречу не в самом подходящем месте? Помните это? Тогда вы были неравнодушны ко мне. И знали, что я вас боготворю!

Светорада отвела взор. Да, когда-то она была недопустимо глупой и беспечной. Играть сердцами влюбленных в нее мужчин, покорять их и знать, что даже в разлуке те не забудут красавицу из Смоленска, было для нее в какой-то мере способом самоутверждения и, конечно, забавой. И вот чем все обернулось… Но ведь Овадия и впрямь нравился ей когда-то. Он всегда смешил ее, баловал, развлекал веселыми историями, радовал подарками и тешил ее самолюбие своей неприкрытой влюбленностью. А их последняя встреча… Когда она сбежала от своего сурового жениха Игоря, чтобы в последний раз испытать свои чары на сыне хазарского кагана… Они встретились в уборной, и в их расставании не было грусти, одно озорное веселье.

Светорада не смогла скрыть невольной улыбки при воспоминании об этом. Овадия смотрел на нее своими черными блестящими глазами, смотрел так же весело и лукаво, и она вдруг ощутила, как что-то шевельнулось в ее душе. Но она тут же заставила себя опомниться.

– Я тогда была совсем ребенком, Овадия. Легкомысленным, пустым ребенком, которого радовало все, что блестит. А вы были блестящим и завидным женихом. Но в моем сердце никогда не было отклика на вашу любовь.

– Но ведь это можно наверстать! Я так люблю вас, княжна, что моей любви хватит на нас обоих. Пока. А потом в ответ на мою любовь и вы почувствуете ответное влечение. Я все сделаю, чтобы добиться вашей сердечной привязанности.

– Теперь я ваша пленница, – негромко произнесла княжна, опуская глаза, и по лицу ее промелькнула тень – Не ждите, что я подарю вам хоть толику своего былого расположения.

– Даже если я скажу, что вы не пленница, а моя гостья?

– Что вы хотите сказать?

Несмотря на холодность княжны, Овадия мягко, но решительно взял ее под руку и отвел в сторону. Да, она его гостья – если уж так все сложилось. Он ведь понимает, что в ее судьбе произошло нечто значительное и серьезное, раз она пропала перед самой свадьбой с Игорем, раз жила в отдаленной от остальной Руси земле, где ее и нашли прибывшие за живым товаром люди Азадана. Верный Гаведдай поспешил тут же забрать ее у Азадана и сообщить своему шаду. И Овадия повелел горбуну оберегать Светораду, чтобы она не ощутила всех ужасов рабства, чтобы ее холили и были с ней любезны, чтобы привезли к нему, а уж он, Овадия, сможет защитить ее. Он посвятит этому свою жизнь, раз уж некогда подаренный им кулон свел их при столь трагических обстоятельствах. Но он никогда не унизит русскую княжну, он сделает ее своей почетной гостьей, а там они вместе решат, как им быть.

Шад Овадия был хорошо воспитан и умел говорить цветисто и убедительно. Светорада молчала, растерянная и смущенная. Она-то ожидала, что царевич станет торжествовать над ее разбитой жизнью, начнет доказывать, что теперь она полностью в его руках, и он может распоряжаться ее судьбой по своему усмотрению. Овадия же пока говорил только о своих чувствах, о том, что он надеется своей любовью и почтением заслужить расположение княжны.

К тому же он утверждал, что ее похитили не по его воле. То же самое говорил и Гаведдай, но сейчас Светораде было очень важно услышать это от самого шада Овадия еще сказал, что отправит ее во дворец в городе Итиль, где она пробудет некоторое время, а потом, если Светорада пожелает, он сообщит о месте ее пребывания на Русь, о том, что дочь бывшего смоленского князя проживает среди хазарской знати в великом почете и роскоши.