Светорада Медовая - Вилар Симона

– В моем доме никогда не должно быть вшей, – говорила Парсбит, собственноручно занимаясь волосами Светорады. – Ничего, мне и не таких горлинок доставляли, а от меня они выходили лебедушками.

Поздно ночью, когда пленниц вымыли и, одев в длинные полотняные рубахи, уложили спать, Руслана шепнула Светораде:

– Нам еще повезло, что мы попали к этой мудрой женщине. Думаю, постепенно мы привыкнем к их жизни, и не будем страдать.

Светорада молчала. Да, жить как-то придется, но она не знала зачем. Собственная жизнь казалась ей какой-то обрубленной, а дорога по ней вела только в пустоту. Она больше не вспоминала, что ее отвезут к Овадии, опять думала о Стеме. Теперь ей казалось, что она не ценила своего счастья, потратила время даром, не радуясь каждому мгновению своей свободы и защищенности подле милого.

Наутро их опять повели мыться. На этот раз в парную пристройку, где они провели немало времени, пока не вспотели. Затем служанки под наблюдением Парсбит принялись скрести их специальными скребками. После купания женщин обернули широкими полотнищами, расчесали, и, пока одни служанки трудились, подрезая и подтачивая ноготки пленниц, другие зачем-то нанесли им на лицо какую-то смесь, напоминающую жидкое тесто, которую через время сняли тонкими льняными салфетками. Руслану вся эта процедура даже позабавила, она стала хихикать, на что Парсбит довольно сурово заметила, что ей не потешаться надо, а перенимать все, чтобы научиться подобным премудростям и быть достойной служанкой.

Светорада все это время была молчалива и безучастна. Она покорно позволила напудрить себя с помощью пуховок из цыплячьего пуха, нанести на щеки румяна, и постепенно ее изможденное лицо приобрело дивный оттенок утренней зари. Когда же пухлый рот Светорады подкрасили кармином, а глаза осторожно подвели смесью из обычной сажи, смешанной с благовониями, внешность княжны приобрела такую яркость и выразительность, что даже Парсбит осталась довольна.

По окончании всех процедур перед пленницами разложили ткани для нарядов. Тут и привыкшая к дарам своего щедрого мужа Руслана не смогла скрыть восхищения. Стала тормошить Светораду:

– Ты только погляди, какие дивные!

Светорада молча рассматривала роскошные ткани. Это был китайский шелк, привозимый в Хазарию из неведомо каких дальних земель. Можно было просто онеметь от восторга, глядя то на оранжевый отрез, яркий, как пламя, то на синий в тонкую зеленую полоску, то на столь голубой, что цветом казался чище и насыщеннее, чем небосвод над головой, то на лиловый с изысканными розовыми цветами, словно кивавшими им головками с шуршащей материи. Парсбит не скупилась, благо Гаведдай щедро наделил ее дирхемами, приказав выполнять любые капризы пленницы. Правда, особо капризной княжна не была. А вот с суетливой, нянчившейся с ребенком Русланой у булгарки было куда больше хлопот. Но стоило Парсбит цыкнуть на нее, и она смирялась, а главное, старательно училась всему, как ей и велели.

– Я буду послушной тебе, – говорила Руслана, забыв о том, что раньше Медовая служила ей. На вопрос же Светорады, отчего Руслана более не вспоминает о муже, не думает о выкупе, та сникала. Как ни странно, Руслане было почти хорошо у Парсбит. Прожившая всю жизнь безвыездно в Ростове, она находила интерес в иных обычаях и новизне. Будучи всегда послушной, она не особо задумывалась над тем, кого слушаться – Гуннхильд ли, как ранее, или Парсбит. А то, что Руслана не вспоминала ежеминутно о муже, которого не столько любила, сколько уважала, даже давало волю ее не очень-то богатой фантазии. Просто думалось: нас здесь холят и не обижают, и если я буду старательной, то вполне уживусь и подле Светорады; главное, чтобы нам с сыночком ничего не угрожало. Единственное, что угнетало Руслану, это переживания о судьбе Скафти.

Так прошла неделя – спокойно, в неге и заботах. Пленниц сытно и вкусно кормили, наряжали, каждый день заставляли принимать душистые ванны. И наконец, чтобы пленницы не томились от скуки, к ним вызвали флейтистов, жонглеров и акробата, совершающего удивительные прыжки и умевшего глотать скорпионов, а также затягивать свое полунагое тело в узел. О положении невольниц напоминало только то, что их никуда не выпускали. Но женщины сами никуда не просились: Светорада все больше предавалась своим воспоминаниям, почти не размышляя о будущем, а Руслана нянчилась с ребенком, радовалась обновкам и дивилась развлечениям.

Гаведдай все это время не показывался. Прибыл же он, когда Парсбит уже начала волноваться из-за его отсутствия, ибо кошель, переданный ей горбуном, практически опустел. И вот как-то под вечер, плотно закутанный в плащ из верблюжьей шерсти, словно так он намеревался скрыть свой горб, Гаведдай наконец явился, тенью скользнув в дом Парсбит. Сперва он даже не больно прислушивался к тому, о чем говорит с ним булгарка, намекавшая, что ей самой пришлось потратиться, чтобы опекаемые ею женщины ни в чем не нуждались. Хазарин все отмалчивался, чем-то озабоченный, и тогда Парсбит решила похвалиться перед ним проделанной работой. Она провела горбуна во внутренний дворик, где сидевшие на ковре пленницы под завывание флейт и звуки бубна тешились танцами приглашенных к ним плясуний в цветных юбках, надетых поверх шаровар.

– Ну что скажешь? – спросила Парсбит, кивнув в сторону своих подопечных.

Светорада при появлении Гаведдая осталась полулежать на ковре, лениво пощипывая виноградную гроздь, Руслана же отползла в тень, прижимая к себе сына. Во дворе горели юшки с огнем, но даже их колеблющегося света было достаточно, чтобы увидеть, как похорошели пленницы. Они поправились, их распушенные волосы рассыпались пышными волнами из-под маленьких, обшитых блестящими бляшками шапочек, мягко переливались шелковые одежды.

Гаведдай лишь мельком взглянул на невольниц, зато вид танцовщиц его отчего-то расстроил. Он схватил Парсбит за широкий рукав и почти потащил ее в дом. Как ни странно, это вызвало в Светораде любопытство. Сделав знак плясуньям продолжать, она проскользнула за хозяйкой и Гаведдаем в дом, оставив Руслану переживать о том, что же теперь устроит для нее и ее сына этот страшный горбун.

В полутьме дома Светорада притаилась за решетчатой рамой у входа во внутреннее помещение и слушала, как Гаведдай пенял булгарке за то, что та пригласила в дом чужих, когда никто не должен знать, где привезенная им пленница.

– Совсем ваш Аллах лишил тебя разума, Парсбит, – горячился горбун. – Мало ли что наплетут эти пришлые о твоих гостьях! И разве тебе неведомо, какие события произошли в последнее время в Булгар?

– В Булгар постоянно что-то происходит, – невозмутимо отвечала хозяйка, поправляя на голове тюрбан. – Мне некогда за всем следить, у меня свои хлопоты.

И тогда Светорада услышала, как Гаведдай негромко поведал, что в Булгар приехал Аудун и просто весь город перевернул, разыскивая своих. Несколько его соотечественников варягов, как раз находившихся в Булгар, взялись ему помочь в поисках, поэтому Гаведдаю пришлось скрываться из опасения встречи с ростовским ярлом. Но Азадан не был вовремя предупрежден, поэтому варяги вскоре вышли на него, и, хотя в Булгар он находился под охраной властей и ему ничего не угрожало, Аудун все равно так насел на Азадана, что тому пришлось уступить за предложенную ярлом плату кое-кого из пленников, к примеру ту же Гуннхильд. Однако Аудун упорно продолжает искать свою жену…

– Жену? – переспросила Парсбит. – Ты ведь говорил, что эта златокудрая пери[106] овдовела и ты можешь спокойно отдать ее шаду Овадии…

– Ах, дело не в княжне, а в той чернявенькой прислужнице, у которой ребенок Аудуна. Видит небо, Парсбит, я бы и сам отдал ее с малышом грозному ярлу, если бы она не была мне нужна со своим ребенком, чтобы влиять на княжну. Поэтому я и поспешил укрыться и не встречаться с Аудуном. Ну да теперь уже все равно – ярл Аудун убит. Убит из-за своего упрямства. Ибо кроме жены с младенцем он еще непременно желал выкупить своего старшего сына Скафти, который числился среди невольников Азадана. Но парень был столь дерзок и умудрился так обозлить Азадана… Видишь ли, эти северяне очень неугомонны, вот и вышло, что варяг Скафти в благодарность за то, что Азадан его лечил и кормил, ударил своего хозяина по лицу и выбил ему передние зубы. Азадан же, считающий себя красавцем и понесший по вине строптивого пленника такой урон своей внешности, поклялся отомстить и продал Скафти в жестокое рабство. Понятно, он уже не мог вернуть сына отцу, хотя тот готов был щедро заплатить. Ну и тогда Аудун ударил Азадана ножом. В ответ охранники Азадана порубили самого ярла. Все это закончилось тем, что соплеменники варяга сцепились с ними, залив кровью весь прибрежный район у реки. Там была настоящая бойня.