Цирк мертвецов - Джон Кей

Любой из этих фактов, а может, и ни один из них, решил Джин и, выдохнув, вставил ключ в замок. Он медленно повернул его, услышал мягкий щелчок и открыл дверцу. В шкафчике лежала большая металлическая шестиугольная коробка.

Джин взял её за ручку и, изображая делового человека, быстро вытащил коробку и закрыл шкафчик. Он прошёл половину пути до двери и тут услышал звук спускаемой воды в одной из кабинок туалета. Через секунду он увидел женщину с мрачным лицом в обтягивающих черных кожаных штанах, которая, покачивая бёдрами, вышла в коридор. Её глаза были подведены чёрным, а волосы покрашены в цвет ржавчины.

Звонким голосом она спросила:

— А ты не меня ждёшь, высокий парень?

— Нет, извини.

— Ты и не знаешь, что упускаешь. Джин оглянулся через плечо:

— Ты права.

Женщина улыбнулась, но на её лице отразилось разочарование. На улице Джин услышал, как чернокожий человек говорит: «…А на другом конце радуги вы найдёте вечную радость», — и снова шагнул в ночь.

Быстрее всего можно было добраться до Долины Смерти, продолжая ехать по пятнадцатой трассе, дальше к юго-востоку через Сан-Бернардино и Барстоу, — именно так Джин ездил к Мелани Новак в Лас-Вегас, только на этот раз он не выезжал за пределы штата Невада.

— После Моджайва мы поедем по четырнадцатой, — сказала Другая Элис, как только они выехали из города, теперь вокруг них была только пустыня. — Около Рэндс-бурга дорога станет двухрядной. Потом где-то миль через тридцать будет Фёрнис Крик, — объясняла она, сверяясь с картой, лежащей на её коленях. — Затем надо около часа ехать к северо-западу, через Мерсер и Шоиюн, к горам Панаминт. Возле Бэлларата дорога закончится, мы вылезем и пойдем пешком.

— И далеко?

— От Бэлларата до Голер Уош пять миль, потом ещё три до ранчо Баркера. Это трудный подъём, особенно ночью, — сказала Другая Элис и поглядела на Джина. — Ты ещё не передумал?

— Нет, конечно.

— Хорошо. — Другая Элис сложила карту и положила её рядом со своей пачкой «Мальборо» на приборный щиток. Потом она закрыла глаза, положила руки на колени и прислонила голову к окну. — Потому что я бы туда не пошла без тебя.

— Давай доверять темноте. Так говорил Чарли, — проговорила Другая Элис, они шли в кромешной тьме. У неё за спиной болтался рюкзак, в котором лежал карманный фонарик, сапёрная лопатка, коробок спичек и канистра с бензином — всё, что могло пригодиться в походе. Джин нес металлическую коробку странной формы. — Не хочу пользоваться фонариком, пока совсем уж не припрёт. Зачем привлекать внимание охранников парка или дорожных патрулей?

Друг за другом они стали подниматься по узенькой тропинке, которая вывела их к пустынному подножию гор, Другая Элис с удовольствием рассказывала о том, как она в первый раз оказалась в 1969 году на ранчо Баркера, через месяц после убийств Тейт-ЛаБьянка. С помощью фальшивых кредитных карточек они с Чарли накупили необходимых вещей, которых должно было хватить на год: лопаты, бензин, масло, спальники, еду, ружья, нолей (много иожей), парашюты цвета хаки, чтобы спрятать джипы и остальные украденные машины.

Джин сказал:

— Я читал, что Чарли хотел найти подземный город.

— Да. Хотел. Он называл этот подземный рай «золотой дырой». Он, наверное, однажды увидел это под кайфом.

— А тебе не кажется, что это бред? — спросил Джин.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, то, что он говорил об этом месте.

— Нет, — сказала Другая Элис и поглядела на небо, а потом снова на горы перед собой. — Если бы ты тогда был там, ты понял бы, что это звучало великолепно.

Те несколько месяцев в пустыне они жили в этаком необычном летнем лагере, рассказывала она, они готовили пищу на открытом огне, пели хором песни и устраивали гонки на джипах по глубокому песку пустыни, протянувшейся на многие мили. Но не всё было замечательно. Ещё были смерти; если верить словам Элис, то по меньшей мере три человека были убиты, два мальчика и девочка, туристы из Голландии, они сбились с пути, и вдруг их внезапно окружило несколько молодых женщин, все они были обнажены, и у всех к бёдрам были привязаны остро наточенные ножи. Другая Элис сказала:

— Они были просто невинными детьми, которые приехали в Америку на летние каникулы.

Джин остановился передохнуть. Мышцы его правой руки напряглись, и он разжал руку, тяжёлая металлическая коробка упала к его ногам.

— Это чёрт знает что! Действительно, чёрт знает что!

— Я знаю. Здесь много таких вещей творилось, — сказала Другая Элис, на её печальном лице отразилась грусть. Тут она скинула рюкзак и присела у одного из больших камней, лежащих на дороге. — Жаль, что я рассказала тебе.

Джин поднял голову вверх и увидел чёрного грифа, который высокомерно пролетел на фоне диска луны в поисках смерти.

— У вас была камера, пока вы жили здесь?

— Да.

— А что случилось с тем фильмом?

— Не знаю.

Джин поглядел на металлическую коробку и спросил:

— Может, он здесь?

Другая Элис ничего не ответила. В окружающей тишине витало предчувствие чего-то недоброго, воздух был абсолютно неподвижен. Она встала:

— Пойдём дальше!

— Тут шесть часов плёнки. Это сказала ты. Так?

— Может, на этой плёнке и я есть. — Другая Элис повернулась к Джину, в глазах её сквозило лёгкое волнение. — Может быть, я даже совершила что-нибудь плохое, то, чего я не помню, потому что обкурилась. Итак, куда идём?

— Тебя нет на этой плёнке, — сказал Джин, пристально глядя на неё. — Если бы это было не так, ты и не подумала бы её продавать.

— Может быть. А может, я хотела, чтобы меня поймали.

Несколько секунд они оба не произносили ни слова. Потом:

— Делала?

— Что «делала»?

— Ты делала что-нибудь плохое? — Другая Элис улыбнулась, а Джин внимательно посмотрел на неё. — Ты почему смеёшься?

Другая Элис ответила сквозь сжатые зубы:

— Послушай, Джин. Я рассказала тебе всё, что знала об Элис, и про то, что она сама рассказала мне о тебе, и секреты из её прошлого, которых ты не знал. Я тебе рассказала и о себе, во всяком случае, то, что тебе надо было знать. Но тебе совершенно не обязательно знать всё. Даже если бы ты знал всё — обо мне, о Чарли, о том, что действительно произошло здесь, — даже если бы ты увидел фильм и знал бы все о случившемся зле, ты всё равно так никогда и не поймешь, почему умерла Элис, потому что именно это ты и хочешь знать, именно это и рвёт твоё сердце на части. И ты никогда ничего не будешь знать наверняка, никогда не получишь окончательного ответа, — только то, что самолёт потерпел крушение.

Джин некоторое время молчал, на его лице застыло выражение озадаченности.

— И именно поэтому я сейчас здесь с тобой?

— Тебе грустно, ты в отчаянии и тебе нужна любовь.

— Но я не люблю тебя.

— Я — Элис из Сидар-Рапидз. Меня так же зовут. И когда ты трахал меня, ты видел перед собой её лицо.

— Только на одно мгновение.

— И в это мгновение ты почувствовал, что боль твоя исчезла, что это я забрала её, и ты больше не чувствовал себя выброшенным на мель или потерянным.

— Но я предал её.

— Да. Но в тот момент ты и меня предал. Вот почему ты здесь.

Другая Элис надела рюкзак на плечи и пошла дальше, но через несколько шагов остановилась и оглянулась вокруг. Её мысли возвращались назад, к тому, что она пыталась забыть. На её лице отразились одновременно и загнанность, и невыразимый страх, она сказала, что они уже прошли достаточно, что им не надо идти до самого ранчо Баркера, где были живы воспоминания о солнечном мире, странностей которого она не хотела вспоминать или оживлять в памяти.

Предупредив Джина, что здесь водятся гремучие змеи и скорпионы, Другая Элис сошла с тропинки и пошла в сторону гор, лунный свет освещал её плечи.

— Вот здесь Чарли любил медитировать, — сказала она Джину, когда они уже прошли милю-другую и шли мимо входа в заброшенные серебряные каменоломни. — Он здесь часами сидел. Только он и койоты.

— А о чём он думал?

— О смерти. Он говорил, что в Долине Смерти нужно думать именно об этом. Он говорил, что разговаривает с Дьяволом в пустыне. Он говорил, что Господь и Дьявол едины, один — часть другого, и что они оба живут в каждом человеке. Единственное, что было важно для Чарли, это то, что человеческая жизнь бессмысленна. Если ты убиваешь кого-то, всё равно кого, значит, ты убиваешь какую-то часть себя, часть, принадлежащую Дьяволу. Теперь это всё не имеет никакого значения, теперь-то я это понимаю, но тогда он так говорил об этом, что я верила.

Но чем дольше мы были здесь, тем более ненормальным он становился. Он помешался на жестокостях и пытках и стал хвастаться, что он убил того и этого, или говорить о том, кого хотел убить. Однажды он обвинил меня в том, что я — слабое звено в семье, трусиха, он угрожал, что убьёт меня, если я не докажу свою силу.