Охота - Кирилл Цыбульский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эмма не ела больше суток. Вот к чему привела отчаянная попытка побега. К еще большему рабству. Живот прилип к позвоночнику, обезвоживание, переутомление. Журналистка чувствовала себя выхолощенным ружьем, из которого выпустили все патроны в воздух, и теперь из дула идет дымок. Боль заполняла каждый кусочек тела. Эмма Пратт не могла поднять руки, мышцы и связки были повреждены, надорваны, и оставалось совсем немного, чтобы кости издали последний хруст.
Ей было плевать на слова Джека. Плевать на этого мудака, сотворившего с ней такое. Она согласилась гнить. Сдалась.
– Запомни вот что, Эмм, – сказал Джек. – Веди себя, как следует, и я сдержу обещание. Ты получишь шанс уйти отсюда. Я буду кормить тебя, и позволю окрепнуть. Но моя рука не дрогнет, если придется прикончить тебя раньше времени.
Великан схватился за рельсы и поднялся к свету. Девушка лежала на дне безымянной могилы, хотя лестница стояла позади и вела прямо к свободе. Эмма не рискнет. Куда там. Она даже не встанет.
Зайдя в дом, Джек Паркер взял со стола остывшую тарелку супа и посмотрел в сторону. Женщина сидела в кресле-качалке с ледяным ужасом на лице. Она замерла, привалившись на спинку, отчего кресло наклонилось назад. Ни движения. Лишь огоньки от включенного телевизора прыгали по лицу.
За столом сидел мальчик. Он без конца вытряхал из солонки бледные песчинки. Когда они образовали горку, мальчик погрузил ее в тарелку, дождался, пока суп поглотит соль, и прикусил. Подержав глоток у одной щеки, мальчишка перелил его к другой, подержал там, затем языком провел по верхнему ряду зубов, пропитывая концентратом соли. В конце концов, он проглотил содержимое и даже не поморщился.
Джек собирался было уйти, но его внимание снова привлек мальчишка, сидевший за столом. Великан вспомнил, что оставил лестницу в подвал, что должен был взять обед для этой неблагодарной сучки и вернуться. Это займет не больше минуты, отметил про себя Паркер. Нет. Это займет куда больше. Да и зачем ему торопиться? Эмма не решится на побег после суток связанной, как рождественский подарок. Перед ней можно было открыть дверь, и она не переступит порог. Эмма сломлена окончательно. Джек постарался на славу.
Грязный мальчишка хватал со стола все. Соль, перец, сахар. Окаменевшее печенье, куски старого хлеба, таявший от жары маргарин. Он засовывал это в рот. По очереди, затем все разом. Нахмурившись, он катал по щекам огромную жвачку, в которую превратились продукты. Суп остыл, песчинки соли, какие мальчик продолжал вытряхать, размокли и исчезли. Никакого вкуса. Малыш вскочил со стула и швырнул стеклянную солонку в стену. Та разлетелась острыми осколками.
Выйдя из тени дома, Джек в несколько шагов пересек пекло двора и вернулся в сарай. Казалось, на солнце тарелка супа нагрелась так, что великан спешил избавиться от нее, чтобы не обжечь пальцы. Шпалы застонали под тяжелыми шагами Паркера.
На полу лежало то, что некогда было человеком. Сейчас же Эмма Пратт напоминала змеиную шкуру.
– Я-то думал, ты воспользуешься своим шансом… – усмехнулся Джек. – Никчемная ты девчонка. Для кого я оставил эту чертову лестницу, как ты считаешь, Эмм?
Журналистка смотрела в одну точку. Глаза были пустыми, словно витрина разграбленного магазина. В жизнь Эммы Пратт ворвались, разбили стекла и вынесли все, что представляло какую-либо ценность.
Усевшись на ступеньку лестницы, великан продолжил:
– Вижу, ты не настроена на дружескую беседу. Что ж… Сегодня ты заслужила обед.
Паркер поставил тарелку на дно подвала и подвинул к журналистке носом ботинка. Расплескавшись, суп потянулся тонкой струйкой в сточную трубу. Эмма Пратт вдохнула аромат пищи, после того, как ее стошнило, живот не переставал выть от голода. Девушка учуяла что-то съестное, ноздри раздулись, выясняя, не очередная ли ловушка предстала перед Эммой. Мимические мышцы задергались, словно через них пропустили ток, сообщающий о том, что жизнь еще теплится под кожей.
Через некоторое время Эмма взяла в руку ложку. Она казалось тяжелой в израненных мышцах, но голод был сильнее. Журналистка зачерпывала суп, и он предательски выплескивался в неуверенных маневрах Эмм. Девушка злилась – вот на что хватало сил всегда. Где-то внутри цивилизованного человека скрывался запас звериной злости, доставшийся от предков.
Наверное, то же вынуждало Джека наслаждаться тем, как его жертва учится держать ложку, заново управлять своим телом после сокрушительного удара по психике. Великан с замиранием следил за каждым движением заложницы, пропуская через губы тонкую улыбку. В какой-то степени он гордился собой, гордился тем, что поймал крепкого зверя, достойного соперника.
Эмма закончила, и тогда, поднявшись, Джек сказал:
– Не вздумай разговаривать с моим сыном, Эмма. Стоит мне заподозрить, и не поздоровится вам обоим. Не упускай тот шанс, который почти у тебя в кармане.
Наверху слышался шум. На решетке кто-то был. Кто-то стоял, зная, что внизу пятиметровая пропасть. Кто это мог быть среди ночи?
Встряхнувшись от беспокойного сна, Эмма прижалась к стене, чтобы спрятаться. Девушка всматривалась в железную сетку. Несмотря на почти кромешную темноту, Эмма была уверена, что кто-то стоит над ее головой. Новая пытка от этого чудовища? Хочет лишить жертву сна? Хочет свести ее с ума? Тогда ему это почти удалось.
Эмма не заметила, как собственные мысли подменились чужими, как Джек Паркер правил ей даже ментально. Его лекции, рассуждения о собственном могуществе, о том месте, какое каждый должен занимать, проросли в Эмм. Мозг заработал, если не на полную катушку, то хотя бы задребезжал как избитый генератор. Журналистка знала, что если пропавшего не находят в течение первых трех суток, никто не просит выкуп и не угрожает расправой, копы откладывают это дело в тот ящик, который откроется лишь тогда, когда другая молоденькая дура окажется в руках этого же дикаря. Эмме суждено впитаться в почву, чтобы та использовала ее энергию и утолила голод червей.
Наверху снова что-то зашелестело. Кто-то коснулся решетки, и та пошатнулась. Слишком тяжелая.
– Эй! Э-эй! – звали сверху. – Я знаю, что ты здесь. Нам нельзя разговаривать. Если отец узнает…
Голос оборвался, умолчав о самом страшном.
К Эмме пришел детский голос. Тот ли это мальчишка, что сидел в подвале, когда Джек спустил за волосы свою жертву? Не может быть. Эмма кричала внутри себя. Неужели тьма рассеивается? Неужели выход еще можно найти?
Терпение! Вот, чего не хватало неудавшейся
