Каникулы в Чернолесье - Александр Альбертович Егоров

будет. Я уйду навсегда. Солнце взойдет уже без меня… и если кто-то пожалеет обо мне, пусть его печаль будет светлой…

Он плакал, уже не скрываясь.

Как вдруг чье-то присутствие заставило его вздрогнуть и поднять голову.

Перед ним, в облаке лунного света, стоял большой белый волк. Он был рослым и поджарым, как юный Вик, вот только лапы его и тело были куда мощнее, зубы – страшнее, а взгляд – горделивее. Несмотря на это, даже самый невнимательный наблюдатель заметил бы между ними поразительное сходство. Этот наблюдатель даже удивился бы, наверно, что такое сходство бывает.

– Здравствуй, Вик, – сказал ему взрослый волк. – Здравствуй, мой Зигфрид.

Вик одним движением поднялся на четыре лапы – откуда и силы взялись. Зигфрид – это имя героя, великого воина из древних легенд. Но вот беда: Вик не сумел стать героем.

– Что с тобой? – спросил взрослый волк. – Ты плачешь? Неужели мой сын умеет плакать?

Вик сделал несколько шагов и приблизился к большому волку. Прикоснулся носом к его носу. Для этого ему пришлось немножко вытянуть шею.

– Я больше не буду, – сказал Вик.

Он склонил голову, и тогда взрослый волк слегка сжал зубами его ухо.

– Как ты вырос, – сказал он. – Ты скоро будешь выше меня. Тогда откуда эти слезы?

– Я не буду больше, – повторил Вик. – Нет. Не так. Меня больше не будет. Я потерял силу. Я не знаю, где ее взять. Ты же видишь, отец… я стал медленным волком. Так это здесь называется. Я больше не могу превращаться. Я не могу почти ничего. Я слабею. Скоро я исчезну.

– Ты говоришь о силе, Зигфрид, – сказал белый волк. – Но что ты об этом знаешь?

– Я знаю только, что в этом мире сила – это зло. Или месть. Или алчность. Убьешь кого-то – получишь силу. Я не могу убивать. Я не умею мстить. Но здесь так не живут.

– Ты – всего лишь разведчик, Вик, – сказал белый волк. – Ты наблюдатель. Ты не должен был выделяться среди здешних… слепых щенков. Пусть бы себе и дальше ползали во мраке. Ты не должен был их жалеть. Если нужно было убить – нужно было убить.

– Я не могу. У меня ничего не вышло. Я хочу домой. Пусть мне разрешат вернуться.

Отец помедлил. Обернулся к полной луне, что светилась прямо у него за спиной. Луна теперь казалась как никогда громадной и грозной.

– Дорога открыта, мой Зигфрид, – сказал он. – Я могу взять тебя с собой. Больше того: в ближайшие столетия мы не пошлем сюда ни единого наблюдателя. Мы оставим эту землю погибать во тьме и бесчестье. И это случится уже очень скоро. Кажется, они затеяли большую войну… но скажи мне: неужели ты не оставишь им ни единого шанса? Кажется, так у вас говорят? Неужели в твоей жизни не было ничего, что ты мог бы вспомнить добрым словом?

Вик не ответил.

– Утри слезы и подумай еще. Это важно. Можешь считать, что это и было твоим настоящим заданием.

Вик молчал.

– Свет не видывал такого упрямого волчонка, – вздохнул отец. – Но это даже к лучшему. Нам больше не придется снова отматывать время вспять, чтобы помочь кому-то из твоих друзей… раз уж друзей у тебя больше нет. Близится последняя битва, давно предсказанная в легендах. Гнев богов падет на эту землю.

Вик вздрогнул.

– Не надо, – сказал он.

– Не жалей ни о чем. Ты вернешься домой и никогда не вспомнишь того темного ужаса, что пережил здесь. Этот мир не заслуживает даже минуты твоей грусти. Он будет разрушен, и никто не спасется.

– Тогда я останусь, – вдруг сказал Вик.

Отец окинул его долгим взглядом.

– Зачем? – спросил он. – Что ждет тебя здесь, кроме бесславной смерти?

– Я останусь, – повторил Вик. – Тогда вы их не тронете.

Еще несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза.

– Да, ты провалил свою миссию, – сказал наконец старший. – Из тебя вышел плохой разведчик и никудышный наблюдатель. Ты ввязался в чужую войну и проиграл вчистую. Но сейчас – милостивые боги, вы слышали? – сейчас ты, кажется, хочешь выкупить целый мир ценой своей коротенькой жизни? Иногда это получается, и таких безумцев помнят веками… взять хотя бы тот случай, без малого две тысячи лет назад… но нет. Нет. Про тебя помнить не будут. Потому что ничего не узнают. Даже спасибо не скажут. Готов ли ты к этому?

Вик кивнул.

– Готов ли ты остаться зверем? Прожить краткий волчий век в усадьбе лесника, прячась от гостей в старом домике на колесах?

Вик прижал уши и кивнул опять.

– Готов ли ты к тому, что твой лучший друг забудет тебя? Просто будет жить как ни в чем не бывало, а в одно прекрасное лето даже не приедет на каникулы?

Вик сглотнул слезы и ничего не ответил.

– И ты по-прежнему будешь жалеть их?

Вик опустил голову.

Белый волк подошел к нему ближе, и Вик уткнулся носом ему в грудь.

– Будь по-твоему, глупыш, – сказал отец тихо. – Ты действительно вырос. Тебе больше не нужна их проклятая темная сила. Ты и так сильнее их всех, и это ты – сверхчеловек, а вовсе не они. У тебя есть то, что им недоступно… недоступно и неподвластно… твое благородное сердце, Вик. В древние времена выражались именно так. Но лучше и не скажешь.

– Я еще смогу… превращаться? – спросил Вик, и этот детский вопрос почему-то дался ему труднее всего.

Белый волк беззвучно рассмеялся.

– А вот этого так сразу не скажу, – проворчал он. – Это тебе не батарейки сменить! Знаешь, сколько на это нужно согласований? У-у… Ты же знаешь порядки у нас в Асгарде… плюс ко всему, ты еще несовершеннолетний…

– Ты надо мной смеешься, – обиделся Вик. – Ты не можешь быть таким…

– Я вообще никаким не могу быть, – сказал на это белый волк. – Ты видишь только мой неясный образ. Как сейчас говорят – квантовый телепорт… и потом, кто может сказать с уверенностью – не ты ли сам меня придумал?

– Ну па-ап… ну пожалуйста, – протянул Вик – и открыл глаза.

Все кончилось.

Ночь прошла. Огромная луна исчезла, как не бывало. Над дальним лесом поднималось солнце, и утренний свежий ветерок приносил откуда-то издалека запахи цветов и болотного дурмана.

Вик совсем продрог, провалявшись полночи в сырой траве. Он поежился. Потом взглянул на себя и порывисто вскочил на ноги.

Почему-то он был босиком, голый по пояс, в своих вытертых джинсах, изрядно промокших от росы. Куда делась его рубашка – он не помнил.

Вик