У истоков Руси - Иван Беляев

Новый порядок, по которому князья стали дорожить своими отчинными волостями и стараться удерживать их за собою до последней крайности, произвел то, что земщины, в которых не успел утвердиться ни один княжеский дом, потеряли всякое значение и совершенно пали; а, напротив того, сильно возвысились те земщины, в которых удержались свои отчинные князья. Так, например, земщина киевская, недавно еще столь знаменитая, сильная и принимавшая деятельное участие в междукняжеских отношениях, во время Суздальщины окончательно пала. Земщина эта при Ростиславе Мстиславиче имела еще достаточное значение, и даже при Мстиславе Изяславиче она еще отправляла своих послов вместе с послами от разных князей для приглашения Мстислава на княжеский киевский престол. По смерти Ростислава Мстислав, пришедши по приглашению в Киев, должен был урядиться как с князьями-союзниками, так и с киевскою земщиною. Но со взятием Киева войсками Андрея Боголюбского прежнее значение тамошней земщины пало. Сын Андреев, Мстислав, взявший Киев приступом, не только не думал договариваться с киевскою земщиною, но, чего никогда не бывало, предал Киев двухдневному грабежу и по отцовскому приказу посадил в киевские князья своего дядю Глеба Юрьевича Переяславского. И с этого времени при посажении какого-либо князя на киевский престол более уже не спрашивали киевской земщины и новопосаженные князья уже не делали никаких рядов или договоров с киевлянами, и киевский престол стал вполне зависеть от договоров между князьями. Впрочем, Киев, несмотря на разграбление и на совершенное падение своей земщины, еще долго, до самых татар, считался у князей интересною добычею, его богатства и обширная торговля имели еще такое значение, что каждый усилившихся в Приднепровье князь спешил завладеть Киевом или посадить там своего подручника, и даже иные князья иногда ласкали киевлян, давали им пиры и сами пировали у них; так, например, в 1195 году при вступлении Рюрика Ростиславича на киевский престол киевляне давали пир Рюрикову брату Давыду Смоленскому, а на другой день Давыд давал пир киевлянам; но ни богатства Киева, ни временные ласки князей уже не возвращали киевской земщине утраченного значения. Киев перестал быть самостоятельным русским княжеством в истинном смысле, а только казался таковым по воле соседних князей, он уже не имел собственных князей, в нем княжили или смоленске, или волынские, или черниговские князья, или посаженники других князей; так, по взятии Киева войсками Андрея Боголюбского, как мы уже видели, в Киев был назначен князем посаженник Андреев, брат его Глеб Переяславский. Потом в 1173 году, после поражения войск Андреевых под Вышгородом, в Киеве княжил Ярослав Изяславич Луцкий, посаженник Ростиславичей Смоленских, или в 1202 году Ингвар Ярославич, посаженник Романа Волынского и Всеволода Суздальского. Князья сии держались в Киеве уже не киевскими средствами, а силою своих отчинных владений черниговских, смоленских, волынских или волею других князей; они уже не собирали киевского вече для своей поддержки, и вече их не поддерживало и не могло поддерживать, ибо оно уже не пользовалось никаким уважением ни у своих, ни у чужих князей. Киев, несмотря на свое богатство, сделался слабым и одиноким, даже отделенным от своих пригородов, и стал приманчивою добычею, лакомым куском любого сильного соседа. Такая же участь постигла и Приднепровский Переяславль: там также земщина потеряла свое значение, и тамошние князья вследствие того сделались посаженниками других князей, и преимущественно суздальских.

Та же участь, по смерти Ярослава Осмомысла, постигла сильную и знаменитую земщину галицкую; только формы падения этой земщины были иные, нежели в Киеве. Киевская земщина пала потому, что с нею прочно не соединился ни один княжеский дом, тогда как в других соседних земщинах утвердились отчинные князья. Галицкая земщина, напротив того, отпала от своего отчинного княжеского дома, который ее сильно возвысил, и стала искать покровительства то у волынских, то у черниговских, то у других русских князей и даже в Венгрия и Польше. Главною причиною падения галицкой земщины было то, что богатые боярские фамилии отделились от народа; при Владимире Володаревиче и его сыне Ярославе Осмомысле они усердно служили князьям и в продолжение этого времени успели до того усилиться и обогатиться поземельными владениями, что возмечтали, будто они достаточно сильны, чтобы распоряжаться по своей воле и галицкими князьями, и Галицкою землею. А посему, преследуя свои частные интересы, галицкие бояре, в ущерб князьям и земщине, разделились на партии, враждебные друг другу, и каждая партия стала поддерживать себя стороннею помощью или какого-либо русского князя, или венгерского короля, или польского; и когда одна партия при такой поддержке торжествовала и сажала на галицкий престол своего союзника, то другая спешила отыскивать неприятелей этому союзнику, и при помощи их начинала войну, и, в случае успеха, сажала на престол кого-либо из своих союзников. Необходимым следствием такой неурядицы было то, что голос галицкого вече, прежде сильный даже против Ярослава Осмомысла, теперь потерял свое значение; народ, не имевши средств противиться могущественным боярским фамилиям, поддерживаемым чужеземцами, сделался безгласным. Каждый новый князь, опираясь на свою партию, стал гнать противные партии, придерживаясь пословицы: «Не подавивши пчел меда не съесть». Конечно, чрезмерное гонение почти всегда вызывало отпор, князя прогоняли; но от этого нисколько не выигрывала самостоятельность земщины, а напротив, она раз от раза падала ниже; ибо как гонение преимущественно делалось на одну партию, так и отпор производила только одна партия, голос же целого народа не высказывался. И отсюда необходимо вытекало то, что в Галиче, точно так же, как в Киеве, рядом с падением земщины падала и сила князей. И ежели Галич до татар не был обращен в провинцию какого-либо соседнего князя или короля, то это, так же как и в Киеве, происходило оттого, что Галич по своему богатству был завидною добычею для всех соседей, которые препятствовали друг другу завладеть такою добычею, а препятствовать завладению тем было удобнее, что галицкие бояре, имея свои довольно сильные полки, при своем разделение на партии всегда были готовы поддерживать противников того, кто бы завладел Галичем. Так, на другой же год по смерти Ярослава Осмомысла одна партия бояр совокупила свои полки и целовала крест против своего князя Владимира Ярославича в пользу волынского князя Романа Мстиславича; потом когда венгерский король при помощи своей партии в том же году занял Галич и посадил там своего сына, то противная венграм партия опять обратилась к Роману Волынскому; а когда Роман на этот раз не имел успеха, то вызвала потомка старых галицких князей, Берладникова сына Ростислава. А когда и сей не мог успеть, то присоединилась к выгнанному своему князю Владимиру Ярославичу и при помощи поляков выгнала венгерского королевича и передала Галич Владимиру. Таким же образом галицкие бояре постоянно поступали и в последующее время, не давая утвердиться в Галиче ни одному княжескому дому и дошли до того, что, например, прямо говорили Мстиславу Удалому: «Ты не можешь держать Галича за собою, бояре этого не хотят, не хотят и Даниила». И Мстислав волей или неволей должен был отдать Галич своему зятю, королевичу венгерскому, которого хотели тогда бояре.

Напротив того, те земщины, в которых успел утвердиться какой-либо княжеский дом, в качестве отчинных князей, во время Суздальщины получили сильное значение, какого значения не имела киевская земщина в самое цветущее свое время. Таковыми сильными земщинами были земщины суздальская, рязанская, смоленская и полотская.

Земщина суздальская и ростовская, прежде почти неизвестная, подчиненная княжим посадникам, присылаемым из Киева или Переяславля, и не имевшая никакого голоса в междукняжеских отношениях, с утверждением Юрия Долгорукого в тамошнем краю так возвысилась, что при Андрее Боголюбском сделалась одною из первых земщин на Руси и держала у себя князей не иначе, как по вольному избранию. Так, по смерти же Юрия суздальская и ростовская земщина избрала себе в князья старшего Юриева сына Андрея Боголюбского наперекор распоряжению Юрия, который хотел, чтобы там княжили его младшие сыновья. По смерти Боголюбского ростовцы, суздальцы и владимирцы вольными голосами выбрали себе в князья племянников Андреевых Мстислава и Ярополка Ростиславичей. Потом когда Ростиславичи стали плохо управлять, то владимирцы собрали вече и прямо сказали: «Мы по своей воле избрали князей и целовали им крест, а они пустошат нашу землю, как бы не думая оставаться в ней князьями». И вслед за тем послали звать себе в князья Михаила Юрьевича и, несмотря на сопротивление ростовцев, поддерживавших Ростиславичей наперекор владимирцам, посадили в князья Михаила, а по смерти его выбрали в князья его брата Всеволода Юрьевича и, целовавши крест на него и на его детей, посадили его на владимирском престоле; тогда как ростовцы и большая часть бояр всего Суздальского края пригласили в князья недавно изгнанного Мстислава Ростиславича. И вследствие этого началась небывалая на Руси война земщины с земщиною из-за того, чтобы посадить своего князя, и война самая упорная, замечательная особенно потому, что с обеих сторон главными действователями были земцы, а не князья и их дружины. В этой войне земцы даже нередко противоречили своим князьям, за которых сражались; так, когда Мстислав Ростиславич соглашался на предложение Всеволода Юрьевича поделить суздальские владения мирно, то ростовцы и бояре прямо сказали ему: «Ежели ты дашь мир Всеволоду, то мы не дадим». Или владимирская земщина, победив ростовцев и Мстислава, на третий же день восстала на своего князя Всеволода Юрьевича с требованием, чтобы он казнил взятых в плен ростовцев; в летописи прямо сказано: «На третий день был великий мятеж в городе Владимире, восстали бояре и купцы, говоря: “Княже! Мы тебе добра хотим и за тебя головы свои складываем, а ты держишь врагов своих просто, а се враги твои и наши суздальцы и ростовцы, либо казни их, либо слепи, или отдай нам”». По смерти Всеволода сын его Ярослав, получивши по отцовскому распоряжению Переяславль-Суздальский, утвердился на этом княжестве не иначе, как по согласию с тамошней земщиной; в летописи сказано: «Ярослав, приехавши в Переяславль, созвал Переяславцев к церкви Святого Спаса и сказал им: “Братия переяславцы, вот отец мой отошел к Богу, а вас отдал мне, а меня вам дал на руки; скажите, братия, хотите ли меня иметь у себя, как имели отца моего, и сложить за меня свои головы”. И отвечали переяславцы: “Очень, господине, да будет так, ты наш господин, ты наш Всеволод”». А когда началась вслед за тем война между Константином Ростовским и Юрием Владимирским, то ростовцы поднялись биться за своего князя и вместе с новгородцами и смольнянами добыли ему Владимир. Вообще в Суздальско-Ростовском крае князья и земщина дружно шли вперед и, взаимным доверием поддерживая друг друга, достигли того, что Суздальско-Ростовское владение сделалось первенствующим и сильнейшим между всеми русскими владениями того времени.